Дмитрий Быков - Медведь. Пьесы
М. Но ты же сама хотела игрушки. Вспомни, мы с тобой все время во что-нибудь играли. То ты была Мария-Антуанетта, а я Людовик. То еще что-нибудь…
М1. И мы играли! Ты же не можешь иначе, Женька, что ты нас-то винишь? У нас, конечно, было без Людовиков, у нас было попроще — но свое отыграли, и очень прилично. Я даже один раз был Елизавета. Нет, серьезно!
М. А она что, Мария Стюарт?
М1 (с застенчивой улыбкой). Нет, что ты, она была Глостер…
М. Какой Глостер?
М1. Да не знаю, ты у нас историк, а не я. Черт ногу сломит, там этих Глостеров было больше, чем Людовиков. Короче, было так: я, значит, девственница-королева, но она ужасно влюблена и все дела, и она мне показывает все мужские приемы обольщения. Чтобы я, значит, узнал себя и устыдился. А потом все-таки она овладела мной, конечно, ей же иначе неинтересно, — но прелюдия должна быть долгая и обязательно литературная. Да, я главное забыл — мы же все это время разговаривали пятистопным ямбом! Ты прикинь, всю дорогу ямбом. Потом привязалось, я уж иначе и не мог: «Любимая, ты вынесла ведро?»
Ж.
Не вынесла, не вынесла, любимый!
Я столько выносила от тебя —
Попреки, скуку, склоки, вероломство,
Аборт, еще аборт… Но не ведро!
Ты вынесешь и сам его, мой ангел!
М 1.
Заметь, не я сегодня это начал!
Я вообще тебя не попрекал!
Я даже не просил, а лишь спросил…
Хоть мог бы заглянуть: ведро на месте!
Ну вот, пойду и вынесу. Добавлю
К тому, что вынес, новую печаль…
Прикинь, Борис, и так четыре года!
Ж.
И что, все эти годы ты томился?
М1.
Нет, не вполне. Все это даже мило,
Но иногда… затрахивает, блин.
Особенно еще визиты эти.
Ведь, кажется, решили — ан опять.
Борис, зачем ты ходишь к нам, скажи?
Ведь все решили — и опять ты ходишь!
Как маятник, как лошади по кругу,
Как поршень, блин, в турбине, блин, вообще!
Ну что ты в ней особого нашел,
Ну что б тебе оставить нас в покое,
Ну что б тебе кого-нибудь найти
С такими ж волосатыми ногами!
Ведь каждый раз, как я иду на службу,
Я все боюсь, что ты шмыгнешь сюда!
Все кончено! Забудь про нас совсем!
Ну, посылай открытки с Новым годом,
Ну, улыбнись, коль встретимся в метро,
Но не ходи к своей жене, несчастный!
Она уже давно моя жена!
Мы счастливы! Ты это понимаешь?
М. Вижу я, как вы счастливы…
М1.
Нет, ты уж отвечай мне тоже ямбом,
Иначе силы будут неравны!
Она тебя не любит, понимаешь?
Когда мужчина спрашивает вслух,
«Ты любишь или нет», а в результате
Не получает ясного ответа,
То ясно, что его послали в жопу!
Послали в жопу, да! Иди туда!
И не смущай нас больше, словно призрак
Какого-то сякого-то отца!
Ж. снова всхлипывает.
М1. Ой, извини. Про отца я нечаянно.
М. Слушай, Жень… Может, мне действительно больше не ходить? А то я это… ну, сама видишь…
Ж. Крон, не сердись на него. Я сама его позвала.
М1. Слушай, но тебе что — действительно все время со мной скучно?
Ж. Да не скучно… но просто, понимаешь… А черт его знает, зачем я его позвала. Ведь не сказать же, что я его безумно люблю, верно? Ты и в постели лучше, если тут вообще применимы критерии. Хуже-лучше, какая гадость… Ну, назови это любовью, если тебе так больнее. Но это не любовь, правда, Крон. Я просто должна иногда его видеть, с ним в это играть… ну и вообще… Мне, кстати, понравилось в этот раз. Серьезно, Борька. Я никогда не знаю, что ты придумаешь.
М. Очень рад, что угодил тебе.
Ж. Нет, правда, не сердись.
М. Да ладно, чего там. Сердиться еще. Но просто каждый раз, как ты меня зовешь, я же надеяться начинаю, понимаешь? Я что-то такое придумываю, что-то такое разыгрываю… каждый раз все более серьезное, вот, видишь, до пистолетика уже дошло. Кстати, отдайте пистолетик.
М1. Ну нет, я из вас тут самый трезвый, пистолетик будет разобран на части и выброшен в мусоропровод.
М. Отдай, мне его возвращать.
М1. Какой пистолетик, ничего не знаю, еще стреляться надумаешь, нет уж, давай лучше вешайся.
М. Да вот еще. Нет, ничего же еще не кончилось. Я так чувствую, все это надолго… лет на пять по крайней мере. Жанр такой. Менаж а труа. А что вы думаете, бывает, редко, но бывает. Вот у Маяковского с Лилей, она не может без Оси, а Володя не может без нее. Или еще, были примеры, я просто сейчас не вспомню. Любовь — это же не всегда так, что бац — и влюбился, все, навек. Это действительно такая штука, что тут тебе и Бог, и дьявол, и иногда получается только мучение, а иногда только втроем. Вот, дамы и господа, есть такая женщина удивительная, она даже не красавица, хотя привлекательна, конечно, по-своему. Ей нравится все время играть, она только в это время и живет. Играть по-настоящему в ее жизни умел только один мужчина. Но потом она, видите ли, полюбила другого, тоже неглупого малого, но без всякой игры. Полюбила просто, по-бабски, несколько даже по-блядски, и вот она между ними разрывается — ни тебе полноценной семьи, ни тебе полновесного извращения. Иногда ей бывает скучно, она зовет свою прежнюю пассию, и он с ней опять играет. А потом приходит муж, и начинается срывание всех и всяческих масок. Причем что интересно — она очень, очень хотела бы жить нормальной жизнью, но вот не может, потому что рутина ей претит. А вместе с тем ее первый муж совершенно ей не годится, потому что в их отношениях она чувствует фальшь, нельзя же все время удерживать такую планку… Он для нее умен, он для нее слишком немножко ветреник, вообще он какой-то на всю голову неправильный. И если бы он знал, что это так кончится, он бы, конечно, вообще не стал с ней знакомиться, он ее оставил бы в покое и дал ей встретить хорошего человека. Только тогда ей никогда не было бы так интересно, но, с другой стороны, оно, может быть, и на фиг не надо, чтобы было интересно…
М1. Стоп, стоп. Это уже пошла интерпретация.
Ж. Нет, ничего, пусть он говорит. Хотя вообще-то, по-моему, это не совсем так… то есть я играла как бы не совсем то. Мне казалось, что она какая? Она такая девочка-ищет-отца, знаете, есть такой тип? Она такая…
М. Меньше «таких», это уже пошел Гришковец. И «как бы» тоже меньше.
Ж (с вызовом, назло). И вот она как бы такая… Мне чихать, что это Гришковец, понятно?! Мне вообще чихать, было это где-то или нет! Выйди уже из роли, хватит этого постмодерна, он сдох давно, ваш постмодерн! Она от тебя потому и сбежала, что ты все время цитировал! (В зал.) Значит, так: она мне представлялась такой… ну, как бы такой… отец рано погиб, может, действительно застрелился, она с комплексами, она кончает только в таких вот экстремальных ситуациях, и эти двое ей их все время создают. То есть ей хорошо, только когда она двоих сталкивает лбами, понимаете? Или когда один ее домогается, или когда другой оказывается полной сволочью, но, в общем, нормальные отношения ее не устраивают категорически. Поэтому она все время придумывает себе всякие такие штуки. И они вынужденно подыгрывают, потому что, в общем, иначе она не будет вообще ничья. Не чья-то еще, а вообще ничья — это вот самое страшное. Страшно ведь, не когда женщина уходит к другому, а когда она уходит в никуда. Из «никуда» уже совершенно не возвращаются.
М1. Понятно. То есть Борька думал, что он главный, а ты играла, как будто ты главная.
Ж. Ну а как иначе, Крон? Как иначе играть роль, если ты не уверен, что она главная?
М. Можно, я это запишу? Пригодится. Вдруг нам еще когда-нибудь придется вот так…
М1. Придется как? Ты серьезно полагаешь, что мы еще одну замену так выдержим?
Ж. Подождите, подождите, надо им сказать. (В зал.) Господа!
М (поправляет). Дамы и господа!
Ж. Дамы и господа! Как вы видели по афише, у нас сегодня предполагался совершенно другой спектакль. Но вышло так, что по Москве ходит грипп, и пятерых скосило. В наличии только трое, а отменять спектакль по нашим временам — это знаете что такое? Это ничего хорошего, поверьте мне без калькуляции. Пьеса новая, современная, никто не читал. Мы срочно собрались и решили: давайте играть, ну его к черту. Вот он… (Показывает на М1.)…вообще режиссер, он впервые на сцену вышел в этом качестве. Поэтому, возможно, был не очень убедителен.
М1. Но Виктюк мне правда руку жал. Он мой диплом видел и тогда пожал.
Ж. Сегодня он бы всего тебя пожал, так ты эффектно вылез. И мы, короче, решили: импровизируем по полной на темы Клинтона и Моники. В антракте подумали — а что дальше? Вроде вы сидите, никто не уходит, надо как-то спасать положение. Ладно, давайте в конце бомбу. Как будто это все не Клинтон и не Моника, а реальные такие люди, у них любовь, семья, но вот девушка плохая и никак не может выбрать из двух. Хотя какая она, в жопу, девушка, когда ей тридцать лет. Ну, мне чуть поменьше, но по сюжету там тридцать. И вот, короче, мы решили, что в конце оказывается: это они так играют, чтобы она выбрала наконец. Но нам совершенно непонятно, как тут выбирать. В принципе можно решить простым голосованием, но это было бы нечестно, потому что Борька профессиональный артист, а Крон вообще режиссер и у него харизмы мало. Но такие вещи разве можно решать простым голосованием? Я вот, если честно, сама для себя не понимаю, к кому из них я должна уйти. Так что получается типа открытый финал. Мы все так уже загадили свою любовь, что это нас привязало друг к другу крепче любого каната, потому что общее преступление связывает больше, чем страсть. И так далее. А на самом деле никто никого не любит, так что это, видимо, навсегда.
