Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Медведь»
Обзор книги Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Медведь»
Дмитрий Быков
Статьи из журнала «Медведь»
Новая сказка о мистере Вальдемаре
У Эдгара По я больше всего люблю рассказ «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром». Там про месмеризм, в который По очень верил. История такая: мистер Вальдемар умирает от чахотки. Поскольку все равно в ближайшее время помрет, на нем, с его разрешения, решают провести опыт. Погружают его в глубокий гипнотический транс — и, не живя и не умирая, он в этом трансе проводит полгода, хотя должен был умереть, по всем прогнозам; так и лежит, с комнатной температурой тела, не разлагаясь, но и не на что не реагируя. Через полгода решили его разбудить. Вызвали гипнотизера. Дальше все очень страшно, и я не буду расписывать подробности, отсылая желающих к этому очень жуткому и вдобавок чрезвычайно неаппетитному рассказу. Скажу лишь, что когда мистера Вальдерама разбудили, он разложился буквально под руками присутствующих и превратился в гниющую полужидкую массу.
Вот что-то подобное случилось и с российской экономикой, да и не только с ней, а со всеми российскими идеями, институциями, даже гражданами. Не нужно подверстывать это к мировому кризису — наш кризис отдельный, сугубо индивидуальный. И случился бы он вне зависимости от Америки с ее ипотекой или где у них там надулся пузырь. У нас — не пузырь. У нас нормальный месмиризированный покойник, который при первом же падении цен на нефть разложился и отвратительно завонял.
Ведь что произошло в девяностые годы? Все, что было твердого, порубили в фарш. Фарш этот постепенно загнил. Тогда из него вылепили прежние символы государственности и заморозили все это дело, но было, в общем, видно, что все — из фарша. Рубленое все какое-то. А удерживается только за счет подморозки. Демократию представили культом потребления, выхолостив весь ее гуманистический смысл. И тогда эту развороченную страну, в которой ни одна реформа не дошла до конца — просто потому, что в случае успеха этой реформы Россия изменилась бы необратимо, — решено было погрузить в гипнотический транс, для чего идеально сгодился гипнотизер Путин.
Есть такая тактика — вас гипнотизируют стремительным мельканием световых пятен на компьютерном мониторе. Пятна появляются, исчезают, выстраиваются в концентрические круги, накладываются друг на друга, носятся, пульсируют — так же носился в первое время Путин. На фоне почти неподвижного, работающего с документами Ельцина это являло поразительный контраст и внушало определенные надежды. Но главное — это усыпляло: вот он в Чите, а вот в Новороссийске, а вот вообще в Украине: невидимой иглой сшивает разобщенные пространства. Жуткое дело, какой мобильный! Это мелькание погрузило страну в благодетельный сон, и все ее нерешенные проблемы застыли, и даже румянец выступил на щечках, как у мистера Вальдемара. И некоторые заговорили, что больной спит сладким сном выздоравливающего, не понимая, что перед нами классический случай комы.
Ни одна задача не решена. Ни одного открытия — ни в науке, ни в культуре. Все отлично понимают всю меру социальной несправедливости в новой России, всю степень ее разобщенности, весь идиотизм цензуры, всю наглость так называемого путинского гламура и всю реальную некомпетентность непомерно раздувшегося среднего класса (это беда всемирная, но у нас степень его некомпетентности вообще зашкаливает). Все играют в нефтяную сверхдержаву. Всем хорошо. Мистеру Вальдемару снится, что он здоров и бегает, как юноша.
При этом у него и армия мало способна к затяжным и серьезным боевым действиям, и Кавказ отваливается, и вообще бардак по всем фронтам, и разложение идет полным ходом, потому что все органы мистера Вальдемара разъедены коррупцией. Но он спит, весь такой хорошенький, и окружающий мир даже начинает думать, что, может быть, он теперь вечно будет так спать? Ведь ему даже пищи не нужно — он сыт гипнотическими сеансами, которые периодически устраивает главный месмеризатор. Четыре часа подряд общения с народом. И народ еще год лежит в своем саркофаге, как спящая царевна. Но проблема ведь в том, что всякая спящая царевна после поцелуя принца пробуждается не в прежнем своем виде, а в виде мистера Вальдемара. Гниющая масса, лепечущая «Ах, как долго я спала».
Ну вот, кризис ее и поцеловал. А всего-то и случилось, что миру теперь нужно чуть меньше нефти по причинам промышленного спада, и стоит эта нефть не 150 долларов за баррель, как мы уж надеялись, раскатав губу, — а 50 и даже 40. Это ненадолго. Скоро она опять подорожает, и мистеру Вальдемару хватит этого запаса еще лет на десять месмерического счастья. А потом изобретут заменитель — либо уже изобрели, да стесняются, — и мистеру Вальдемару придется месмеризироваться либо за счет никеля, либо за счет пресной воды, которой у нас тоже до фига. Не ждите только, чтобы он жил, активно действовал, выдавал на гора философию, искусство и политические бури. Ничего этого больше не будет. Он давно полумертв.
Выбор у нас, по сути, только один: разбудить его сейчас — когда он не совсем еще разложился и внутри него осталась, может быть, пара жизнеспособных клеток, из которых в перспективе что-то может развиться, — либо через двадцать лет, когда он сможет уже только невыносимо пахнуть, без всяких перспектив нового цивилизационного проекта.
Я думаю, никто его сейчас не разбудит. Потому что все усвоили: любые перемены — к худшему, любые социальные проекты — к репрессиям, а любые попытки народа взять свою судьбу в собственные руки — к триумфу быдла и полной утрате национальной культуры. Все слишком привыкли, что из любого семнадцатого года всегда получается тридцать седьмой. И, следовательно, лучше гнить, чем жить.
А поскольку никакого адекватного ответа на все эти глупости никто так и не дал, люди продолжают в них верить и разлагаться.
А кризиса никакого нет. Это у них кризис, который спокойно себе закончится весной 2009 года (первая волна) и зимой 2010 (вторая, тоже неизбежная). И никакого конца капитализма не будет — подумаешь, лопнул пузырь. Нормальная практика. Почти каждое десятилетие что-нибудь подобное сотрясает ихнюю западную цивилизацию, и ничего, живут. Мощность сотрясения зависит от размеров пузыря. Кризис — это то, что бывает с живыми, перефразируя Бродского.
А у мистера Вальдемара не бывает никакого кризиса. Он либо спит, либо гниет — третьего не дано. Потому что лечиться надо было вовремя.
№ 3, март 2009 года
Черный ящик
Однажды один первоклассный писатель и вдобавок коллега по журналистскому цеху высказал поразившее меня соображение: как это власть намерена внедрять в школах преподавание Закона Божьего, в то время как существует телевизор?
Я сначала не понял.
— То есть ты хочешь, чтобы эти уроки шли не в школе, а по телеку?
— Нет, — сказал он безнадежно. — Я просто не понимаю, как это будет совмещаться в детских мозгах. Вот это — Закон Божий и телевизор.
Такая постановка вопроса не встречалась мне с тех полузабытых времен, когда я впервые читал «Жизнь Клима Самгина», сильно возбуждался по поводу этого романа — вероятно, самого откровенного в русской литературе — и наткнулся там на фразу Лидии Варавки, которая после очередного соития с Климом ходит голая по комнате, вся такая в лунном свете, и вдруг говорит: «Послушай, но это же ужасно — Бог и половые органы!»
Многие решительно не поняли бы, что тут ужасного, особенно в 10-е годы прошлого века, когда религиозное возрождение и сексуальная революция шли, страшно сказать, рука об руку и ключевой фигурой в обоих процессах был Распутин, который не просто устраивал в Питере оргии с великосветскими истеричками, но еще и заставлял их при этом молиться. Розанов, тысяча извинений, вообще напрямую увязывал религию с теми самыми, ну да, что такого, вот именно, с половыми органами и даже гордился тем, что первым в русской философской традиции установил эту связь по образцу любимого-ненавистного «юдаизма», где она куда более отчетлива. Но Лидия Варавка в «Самгине» — другого поля ягода, это женщина принципиальная и чистая, невыносимого, но всегда желанного типа: сначала с вами спит, а потом вас за это презирает. То есть она делает вид, что вы оказались ее недостойны, а на самом деле презирает, конечно, себя — вам достается по смежности; но в манихейском, черно-белом мировоззрении таких чистых людей — чаще всего девушек — действительно невозможно совместить, допустим, религию и секс. Или Закон Божий и телевизор. Или, как ни ужасно об этом говорить, всякие земные трагедии вроде детской смертности в вооруженных конфликтах и все ту же идею Бога, якобы всеблагого и всемогущего. Как допустил?!
На этот жестокий, хотя довольно наивный вопрос я могу ответить только одно: Бог и телевизор превосходно совмещаются. Бог — как образ абсолютного блага, чтобы было к чему стремиться. А телевизор — как символ абсолютного зла, чтобы было от чего отталкиваться.
