Пётр Лонгин - Путешествие в Эдем
Серьга, весело хохотнув, входит в лабораторию и сразу же направляется к шкафам-стеллажам. Бегло оглядывая их содержимое, он бросает коробочки, пузырьки, тюбики и т. д. в открытый рюкзак. Идёт, осматриваясь, дальше; находит шкаф с перевязочным материалом и загружает рюкзак бинтами, ватой, пластырями, и т. д. Поворачивается, ещё раз оглядывает помещение; идёт к выходу.
Дверь открывается; из неё в коридор выходит Серьга. Останавливается, чтобы закрыть рюкзак. Позади него возникает безумное лицо тихо крадущегося наркомана. В его занесённой руке блестит скальпель… Наркоман приближается вплотную и бьёт скальпелем в спину Серьге. Вскрикнув, Серьга роняет рюкзак и, схватив автомат, резко разворачивается, в упор расстреливая наркомана автоматной очередью… Изрешечённый пулями наркоман, забрызгивая стены кровью, отлетает на несколько шагов. Из спины Серьги торчит скальпель.
Серьга стонет от боли, когда, нащупав рукой ручку скальпеля в своей спине, делает несколько попыток вытащить его из тела…
СЕРЬГА (с искажённым болью лицом) Девелоперы, вашу мать!.. Перестарались, суки, с симуляцией боли…
Вынув, наконец, из спины скальпель, Серьга кричит от боли и, похоже, на секунду теряет сознание: глаза закрываются, он начинает сползать по стене коридора на пол; но, открыв глаза, берёт себя в руки и поднимается. Встав на ноги, со стоном поднимает с пола рюкзак, делает несколько шагов по коридору…
СЕРЬГА (осторожно вешая на плечо рюкзак) Перестарались… Ну, очень больно! А чем лечить — непонятно… Недружественная какая-то игра!..
Делает ещё несколько шагов вперёд; останавливается.
СЕРЬГА Нет, надо перезагружаться… (подаёт голосовую команду) Загрузить сохранённую игру! Слот номер один!
Ждёт перезагрузку. Ничего не происходит. Кажется, ему становится хуже: лицо покрыто крупным потом.
СЕРЬГА (нервно оглядываясь по сторонам) Загрузить сохранённую игру!.. Слот номер один!!!
На лице Серьги — ужас.
СЕРЬГА (в истерике) «Режим Бога»!
Откуда-то, с верхнего этажа доносится жуткий женский крик… Поражённый страшной догадкой, Серьга хватает рюкзак и бежит по коридору, уже не обращая внимания на боль.
Серьга бежит по коридору, спускается прыжками по лестнице, выскакивает в дверь на улицу, бежит к машине.
Из купе горят два глаза бдительного Апдейта. При приближении Серьги видны его внимательные и удивлённые глаза; рассеянное помахивание хвостом. Серьга бросает на переднее пассажирское сидение рюкзак, кидается к бесчувственному Джо; трясёт его.
СЕРЬГА (в истерике) Джо! Гоша! Твою мать, Гоша, это что — всё… на самом деле? Черт, я что же — их всех убил?! Гоша?! И они меня могли? И я бы не смог просто перезагрузиться? И ты настоящий? Это тебя — в самом деле так?.. Но, я же не умею лечить!..
Он начинает рыдать совершенно по-детски, затравленно оглядываясь по сторонам. Слышится отдалённый смех. Серьга умолкает, испуганно вглядываясь в полумрак.
Из дверей больницы появляется «наширявшаяся» компания. Один из наркоманов, споткнувшись, загремел вниз по лестнице. Другие — дружно и заразительно хохочут. Дверь опять распахивается, и из неё вываливается парочка поющих бомжей: «…теперь я — Чебурашка, и каждая дворняжка — мне при встрече — лапу подаёт!..»
Серьга, утерев слёзы рукавом, садится на водительское место. Некоторое время сидит неподвижно, собираясь с мыслями. Включает зажигание, трогается.
Автомобиль разворачивается и выезжает на проезжую часть. Свернув вправо, автомобиль набирает скорость. Световые лучи его фар быстро удаляются.
* * *ВХОД В УБЕЖИЩЕ МЧС. Здесь суета: прибывают и отъезжают различные, в основном пассажирские, транспортные средства. Вновь прибывший транспорт встречают медики и военные, сопровождают людей внутрь.
Ева и Тася, с группой других пассажиров микроавтобуса, выходит на площадку перед входом. Их встречают два бойца и санитарка, ведут к дверям. На ходу задают какие-то вопросы, санитарка что-то записывает в блокноте.
На ходу Усаму «выдёргивают» из группы трое военных; ставят у стенки, начинают обыскивать… Гулю, в наручниках, с заломленными руками, выводят отдельно и передают в руки подоспевших спецназовцев. Его, с Усамой и добровольно присоединившимся Биллом, омоновцы уводят куда-то отдельно от основной группы пассажиров. Остальная группа движется дальше. Ева на ходу постоянно оглядывается на своих странных спутников, конвоируемых бойцами.
В убежище почти светло (работает аварийное автономное электроснабжение); много суетящихся людей в камуфляжной форме и белых халатах; много раненных; бьющихся в истерике или находящихся в шоковом полуобморочном состоянии. Тяжело раненых санитары грузят на медицинские койки и увозят по коридору на хирургические операции; с легко ранеными управляются медсёстры.
Медсестра указывает на свободные скамейки. Ева и Тася молча садятся.
Ева и Тася сидят, прижавшись друг к другу, на скамейке и наблюдают за происходящим широко открытыми глазами. Ева гладит дочь по волосам.
* * *У АЭРОВОКЗАЛА. Толчея у входа в аэровокзал: большинство людей рвётся из помещения наружу, другая часть с не меньшим упорством стремится попасть внутрь. Крики толпы заглушают гул моторов. Везде работает только аварийное освещение, но света довольно много — в основном от освещённого красными всполохами неба, от автомобильных фар и прожекторов.
Мы видим, как в небе на разной высоте кружатся потерявшие ориентацию пассажирские самолёты…
Человек 30 (очевидно, в ожидании одного рейса) стоят, не шелохнувшись и задрав головы вверх, у края площадки…
Чуть поодаль группы мужчина напряжённо склонился над мобильным аппаратом, и пытается что-нибудь поймать в эфире… Сквозь треск, вой и шипение радиопомех вдруг прорывается простая и трогательная мелодия… Это известная грустная мелодия Вангелиса Папатанассиу.
В небе всполохи… Несколько самолётов пересекают пространство над аэропортом в разных направлениях… Один из самолётов, словно зависнув, неожиданно меняет траекторию и задевает крылом самолёт, летящий ему навстречу… Короткие вспышки в небе… Грохот взрывов. Медленно опадающие вниз горящие обломки…
Огненные блики играют на их лицах и отражаются в напряжённо распахнутых глазах. Мужчина с радиоприёмником, не мигая, смотрит в том же направлении.
Словно осенние листья, кружась на переднем плане, с небес начинают сыпаться бумажные деньги — всё гуще и гуще…
Где-то женщины кричат, плачут дети. Раздаются хлопки пистолетных выстрелов… Откуда-то снизу доносится автоматная очередь.
* * *У старенького московского дворика слышится шум подъезжающего автомобиля. Светом фар освещаются своды арки, а затем и пространство дворика. Кабриолет въезжает; останавливается, не гася фар. Выскочив из машины, Серьга подходит к обшарпанной двери, ведущей в полуподвал. Открывает дверь. Апдейт следует за Серьгой. Серьга возвращается к машине, со стоном взваливает на себя Джо и идёт к открытой двери.
Исчезает там со своей ношей и Апдейтом. Где-то совсем недалеко раздаётся мощный взрыв. Верхняя часть стены дома и крыша ярко освещаются вспышкой и огненными бликами.
Мёртвый, без единого «живого» огонька, город освещён заревом множества пожаров. Ветер носит над городом тучи пыли, ворохи мусора, бумаг и денежных купюр. В небе кружат самолёты. За границами локальных пожаров, по которым угадываются очертания города, — чернота…
Где-то далеко-далеко мерцают очаги других пожарищ: очевидно, это какие-то другие населённые пункты…
* * *В приглушённом ровном освещении ночников почти темно: трудно сразу понять, где мы находимся. Мы различаем поначалу только медленно приближающееся к нам белое пятно, которое по мере приближения оказывается свежеперебинтованной Тасиной рукой, лежащей на груди Евы.
Ровным фоном — нейтрально и умиротворённо слышится ночной «вокзальный» гул негромких голосов, шарканье перемещающихся ног, скрип скамеек; издалека слышится слабо узнаваемая, растворённая в общем ровном гуле, музыка. Мы медленно движемся между рядов, с неподвижными и едва угадываемыми фигурами расположившихся на скамейках людей. Некоторые тихо переговариваются между собой — по-русски, по-украински, по-английски, по-татарски, по-румынски. Мы успеваем ухватить какие-то слова, фразы, диалоги…
По мере приближения к белому пятну перевязанной Тасиной руки и двум неподвижно сидящим на скамейке силуэтам Таси и Евы, постепенно узнаём их. Они спят в довольно неудобных позах: голова Таси на плече Евы; Ева уронила свою голову поверх Тасиной головы, крепко обхватив свободной рукой её тело. Они, похоже, уснули довольно внезапно — возможно, под действием сильного успокоительного.
Ева улыбается во сне. Слышится смех третьего мужчины. Музыка звучит всё отчётливее: это «Ода к радости» — в ритме венского вальса. Улыбка играет на вдруг помолодевшем лице Евы.
