Проспер Мериме - Театр Клары Гасуль
Бьют часы.
Уже так поздно! Пора бы ему прийти.
Входит дон Сесар.
Дон Сесар. Он здесь!
Герцогиня. Войдите, цезарь, Помпей удален.
Дон Сесар. Моя царица! Похвалите меня за точность. Я прискакал из Ависа и, не дав себе ни минуты передышки, примчался похитить вас.
Герцогиня. Нашего приятеля беспокоит судьба испанского гарнизона в Ависе.
Дон Сесар. По правде сказать, у него есть все основания для беспокойства. Крестьяне Алентехо и Бейры не дадут уйти живым ни одному испанцу. Это верно так же, как то, что я дворянин.
Герцогиня. Но ведь это ужасно, дон Сесар! Возьмите платок. Лошади поданы?
Дон Сесар. Да, очаровательница.
Герцогиня. В таком случае едем. Дайте вашу руку.
Герцогиня и дон Сесар уходят.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Комната Серафины в Эльвасе.
Входит дон Эстеван.
Дон Эстеван. Я устал, а душевная боль не прошла... Инес так и стоит у меня перед глазами... Как она, наверно, страдает! Несчастная!.. Чем она виновата?.. (Зовет.) Серафина! Серафина! Донья Серафина! (Уходит, но тут же возвращается). Что бы это значило? Куда она могла уйти? Ах, что это? (Берет письмо и читает адрес.) «Барону де Мендоса в собственные руки». Ее почерк. Прочтем. «Дорогой дон Эстеван! Я в отчаянии, что расстаюсь с Вами... но мне непременно нужно уехать в Лисабон. Насколько я понимаю, Португалия Вам не по душе... а потому советую Вам вернуться к Вашей прелестной жене... она, наверно, очень без Вас соскучилась. Прощайте! Будьте с нею счастливы... За меня не тревожьтесь. Дон Сесар...» О! (Бросает письмо. Молчание.) Да, я это заслужил... Я покинул ангела и бросился в когти дьявола... Мстить?.. Нет... Я ослабел духом... Как же мне быть теперь?.. Как же я покажусь на глаза старику Мендо?.. Инес... Она первая откроет мне объятия, в этом я уверен... Но Мендо!.. Что, если Педро... Ему велено было сказать... О, какой же я изверг!.. Быть может, я убил ее! Инес, Инес!.. Ты ли или твое бездыханное тело ждет меня в замке Мендоса?.. Нет, я не выдержу неизвестности. Хуже этого ничего не может быть... Хотя бы мне не сносить своей головы, но я поеду в Мендосу!
Входит Педро.
А, Педро! С какими ты вестями?
Педро. Я вернулся к вам, господин барон... я не мог солгать... Видя, как сеньора страдает... я сказал ей всю правду.
Дон Эстеван. А она?
Педро. Она покинула Мендосу. Сеньор Мендо отвез ее в Бадахос, в монастырь урсулинок.
Дон Эстеван. Я лечу туда, Педро! Это они послали тебя ко мне?
Педро. Господин барон!.. Сеньора дала мне эту записку... потихоньку от отца...
Дон Эстеван (прочитав). Ни слова упрека!.. Ангел небесный!.. Как мог я тебя обмануть?.. Едем, Педро! Загоним всех лошадей... Сегодня же мы должны быть в Бадахосе.
Педро. Не знаю, удастся ли. Придется ехать окольными путями.
Дон Эстеван. Почему?
Педро. Весь Алентехо взялся за оружие. Восставшие крестьяне только что перебили гарнизон Ависа... Каждого испанца, попавшего им в руки, они убивают на месте.
Дон Эстеван. Этого только не хватало! Все равно, Педро! Если меня убьют, ты скажешь им, что я раскаялся перед смертью.
Педро. Ах, господин барон, это ангел! Она все время старалась оправдать вас в глазах отца.
Дон Эстеван. В дорогу, Педро!.. Комендант дон Грегорьо не спасся?
Педро. Нет, господин барон. Они его повесили.
Дон Эстеван. Еще одно убийство на моей совести!
Дон Эстеван и Педро уходят.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Приемная в монастыре урсулинок.
Мендо, Инес, аббатиса.
Мендо. Прощай, Инес! Мы еще увидимся.
Инес. Прощай, отец. Мне жить осталось недолго. Слишком силен был удар. Если он когда-нибудь разлюбит красавицу Серафину... и захочет вернуться к своей Инес... увы, он меня уже не застанет. Скажи ему, что я его простила... и, умирая, молила господа его простить... Прощай, отец! (Целует его.)
Мендо. Прощай, дитя мое!
Инес, поддерживаемая аббатисой, уходит.
(Один.) Теперь я могу весь отдаться мщению. Левая рука у меня еще, слава богу, цела.
Вбегает дон Эстеван, бледный, в смятении.
Дон Эстеван. Инес! Любовь моя!
Мендо. Уважай эти стены!
Дон Эстеван. Инес! Инес!
Инес (за сценой). Это он! Он вернулся ко мне! (Вбегает и падает в его объятия.) Так ты еще любишь меня?.. О, наконец-то я счастлива! (Лишается чувств.)
Аббатиса. Посадите ее на стул, дайте ей понюхать соли... Принесите воды!
Дон Эстеван. Инес, дорогая!.. Сможет ли моя любовь искупить мое преступление?.. Ах, говори же! Ради бога!
Аббатиса. Выпейте воды, сеньора!
Инес. Эстеван!.. Отец!.. Дайте мне руки! (Пытается соединить их руки, Мендо вырывает свою.) Эстеван! Поцелуй меня... Прощай! (Падает к нему в объятия и умирает.)
Аббатиса. Скончалась!
Мендо. Барон Мендоса! Полюбуйтесь, что вы наделали!.. Взгляните на мою искалеченную руку... Какие воспоминания вызывает она у вас?.. А вы... как вы нас отблагодарили? Что вы сделали с моей дочерью?.. Я еще никого не лишал жизни... Но сегодня я сам себя назначаю вашим судьей и палачом... Да простит вас господь! (Стреляет в него из пистолета.)
Аббатиса. На помощь! Здесь убивают! Заприте двери!
Дон Эстеван. Дайте ему уйти... (Кладет голову на грудь Инес.)
Мендо. Я не тронусь с места, потому что... комедия окончена. Да, милостивые государи и милостивые государыни, так кончается вторая часть пьесы Инес Мендо, или Торжество предрассудка.
Инес. Автор попросил меня воскреснуть, чтобы попросить у публики снисхождения. Вы можете уйти с приятным сознанием, что третьей части не будет.
Небо и ад
Комедия
Sin zelos amor,
Es estar sin alma un cuerpo.
Calderón. «Almas atravesadas».[1]Дон Пабло Ромеро.
Брат Бартоломе, инквизитор.
Донья Уррака де Пиментель.
Действие происходит в Валенсии.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Молельня.
Донья Уррака, дон Пабло.
Донья Уррака. Нет, нет и еще раз нет! Можете просить сколько вам угодно. В великопостную-то среду, да еще на первой неделе!
Дон Пабло. Зато у нас даром пропал вторник на масленой.
Донья Уррака. Я великая грешница, — прости меня господи! — но на такой грех я ни за что не пойду.
Дон Пабло. Только один поцелуй!
Донья Уррака. Нельзя!
Дон Пабло. Велика важность — один грех! Я все возьму на себя.
Донья Уррака. В великопостную среду!
Дон Пабло. Э, к черту пост! Сжальтесь! Один-единственный поцелуй!
Донья Уррака. Какой вы несносный!.. Закройте же окно!
Дон Пабло. Еще один! Авось грешней не станете.
Донья Уррака. Нет, оставьте меня, бога ради!
Дон Пабло. Что это у вас на шее?
Донья Уррака. Это четки, благословение самого его святейшества папы.
Дон Пабло. А мой портрет? А цепочка? Куда вы их дели? Ах, Уррака, бьюсь об заклад, что вы ее отдали этому чертову отцу Бартоломе, а он повесил ее на шею какой-нибудь мадонне!
Донья Уррака. Нет, все это у меня в шкатулке. Просто я думала, что в такой день, как сегодня...
Дон Пабло. Такой день, как сегодня, нужно бы вычеркнуть из календаря!
Донья Уррака. Вы думаете, дон Пабло? А разве не сегодня...
Дон Пабло. Ладно, поговорим о другом. Вам следовало бы взять духовника постарше. Кругом пересуды, да и мне не по себе.
Донья Уррака. Вы хоть духовную особу пощадите, если уж ко мне потеряли уважение...
Дон Пабло. Да черт его дери! Я говорю о нем так, как он того заслуживает; я знаю, что он вам на меня наговаривает.
Донья Уррака. Напротив, Пабло. Бедный! Он все надеется, что вы наконец обратитесь!.. Уж сколько времени я грешу — и все для вашего спасения, неблагодарный!
Дон Пабло. Вы знаете, как я признателен вам за вашу доброту, но пожертвуйте ради меня еще одним. Попросите отца Бартоломе подобру-поздорову убраться вон.
Донья Уррака. Нет, он был духовником моего мужа, пока тот не уехал в Новый Свет. Дону Хосе всегда так помогали его советы!
Дон Пабло. А, провались он совсем! Потому-то и нельзя его на порог пускать. Что же это такое? Из-за меня вы бросили мужа, а теперь не можете расстаться с этим чертовым духовником?
Донья Уррака. Ах, не ругайтесь. Пабло, умоляю вас!.. В великопостную среду!
