Александр Попов - Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой
КАСТРЮЛЯ. Я поцарапалась!
КАРАСИК. Я зацепился!
МОТЫЛЕК. Я поранился!
МУХА. Назад! Назад!
КОТЕНОК. Вперед! Нам совсем немного осталось!
БАШМАК. Кто тебе это сказал?
КАСТРЮЛЯ. Откуда ты знаешь?
КАРАСИК. Муха, если мы свернем чуть-чуть в сторону, может быть, нам там будет легче?
МУХА. Возьмите немного вправо.
БАШМАК. Тут легче. Сюда! Сюда!
МУХА. Еще правее!
КАСТРЮЛЯ. Тут не так колется! Ко мне!
МУХА. Ну, еще чуть-чуть!
КАРАСИК. Здесь совсем легко! Сюда, друзья!
КОТЕНОК. Вперед!
МОТЫЛЕК. Выбрались!
КОТЕНОК. Помойка!..
ВСЕ. Помойка!!!
МУХА. Хи-хи-хи! Убедились? Ну, а теперь снова постройтесь в колонну и шагом марш. Запевай!
БАШМАК. В ногу.
КАСТРЮЛЯ. Лейся, песня.
КАРАСИК. Здравствуй, солнце.
МОТЫЛЕК. У нашей мечты есть крылья.
Рассвет. Котяра и Одуванчик.
КОТЯРА. Всю ночь я его караулил. Всю ночь сидел в засаде. Которую уже ночь не сплю. Достается… Однако, каков результат? Поседел. Да не я, — он поседел. Тут, пожалуй, поседеешь — лучший друг смылся. Сколько в жизни несправедливости, подумать только!.. Кругом! Где же Муха? Каков-то у нее улов? Поглядим… Мой-то — сиял всю ночь. Разве можно так разбрасываться? Предупреждал я его: не смей светить! Все без толку. Целую ночь горел. Вот — результат. Граждане, большая просьба: уходя, выключайте свет! (Это я к теме подбираюсь!) Даже смотреть на него страшно — так переменился всего за два дня: с начала был зеленый, потом желтый, а теперь уже седой. Даже мне его жалко. Можно ли так? Граждане, уходя… Ах, я уже об этом предупреждал. Какой ужас! Впрочем, именно этого я и добивался. Не так ли? Нет, что бы там ни было, а говорить правду немножко жутковато… А ну, как тебя вот так?! А ну, как сам ты вот так всю ночь?! А? И глаз не сомкнул! Все светил, светил… Ах, да, об этом я уже рассказывал. Обождем Муху. Обрадуем. Пусть посмотрит. Нет, лучше на него все-таки не смотреть. Какой ужас! Граждане, что бы там ни было, а говорить правду немножко… Ах, и этим соображением я уже поделился? Ну что ж, ничто не ново под луной. Все было. Все сказано. Теперь хоть тресни. Хоть пополам! (Это я, кажется, на тему вышел.) Ну, ладно, по-простому, по-нашенски… все равно никто не услышит: будем жить. Сказать-то в сущности больше нечего. Вот ведь дожил — приступ откровенности, а поделиться не с кем. Все ношу в себе. Жизнь, называется… Жизнь… Родить родили. А дальше? Да и как родили? — Просто выкинули. Барахтайся. Ну и… Ну и барахтаюсь. Приходится. А кому не охота барахтаться? Ему? Так ведь никто его не просил, даже не уговаривал. Честное слово. Попробовали бы поуговаривать меня. Не знаю, не знаю, что бы из этого получилось… Сам барахтаюсь, сам и соображаю. И ни до кого нет никакого… Разве что только намекнуть? Да нет, обойдутся. Вот так. Хорошо врезал? Надолго запомнят Котяру! Запомнят, как же, жди. Отошел — и тут же забыли. Как и не жил вовсе, не барахтался. Ладно, перебьемся. Сами с усами. Таких, как я, много. А таких, как он — на одной лапе пересчитать можно. То-то же. Ну вот, кажется, они возвращаются. Шаги. Дождался. Меня тут не… А почему это, собственно, «не»? Уж это-то именно моя заслуга. Какой, однако, ужас. И в чем только жизнь у него еще держится?! Что, если и ее?.. А?
Муха.
МУХА. Ага. Ага. Я говорила. Я была права. Я везде летала, все видела. Они очень хрупкие создания. Какой эффект! Только ночь разлуки — и уже совсем седой. Одна ночь. А если бы две? Или даже лучше три?! Ну, что, Котяра, ты неплохо тут без меня поработал. Молодец. Хвалю. За верную службу я тебя, пожалуй, награжу. Там, знаешь, в овражке, у гнилого бревна валяется сухая рыбья голова. Можешь съесть.
КОТЯРА. Спасибо. Только не раздувай из себя слона, Муха. Ладно? Исчезаю… (Прислушивается.) Нет, сначала хочу поглядеть на трогательную встречу друзей. Может, опять слеза прошибет.
МУХА. Погляди, погляди.
Котенок, Башмак, Кастрюля, Карасик, Мотылек с песней.
Ну, что, герои? Что, Котенок? Где твой друг? А ты, Карасик. Где твои золотые плавнички? Мотылек, ты достал новые крылья? Хи-хи-хи! Что же вы замолчали? Так лихо пели, пока шагали по дороге: «В ногу! Песня! Солнце! Крылья!» Посмотрите на себя — чего вы добились!? Примолкли…
ВСЕ. Обманула!
КОТЕНОК (Одуванчику). Ты молчишь? Я вернулся. Почему ты молчишь? Твой свет лился всю ночь. Я видел дорогу, когда у меня устали глаза. Но меня обманули. Ты слышишь, Одуванчик?
МУХА. Конечно нет. Он оглох от горя!
ОДУВАНЧИК. Слышу…
КОТЕНОК. Скажи что-нибудь, поругай меня.
ОДУВАНЧИК…если у тебя отважное сердце…
КОТЕНОК. Сердце!
ОДУВАНЧИК…даже если ты рожден на помойке…
КОТЕНОК. Если!
МУХА. Заткните уши, не слушайте, он бредит!
КОТЯРА. Ну вот, слеза прошибла. Полегчало.
ОДУВАНЧИК…даже если тебя обманули…
КОТЕНОК. Обманули!
МУХА. Он говорит глупости!
ОДУВАНЧИК…если ты видел дорогу…
КОТЕНОК. Дорогу!
МУХА. Он умирает! Умирает!
БАШМАК. Все умирает.
КАСТРЮЛЯ. Все теряет свой блеск.
БАШМАК. Плавнички…
КАСТРЮЛЯ. Крылья…
ОДУВАНЧИК…вокруг меня все так изменилось…
МУХА. Это мир! Хи-хи-хи!
ОДУВАНЧИК. Мир… Я так люблю… Что мне так режет глаза?
МУХА. Это свет. Хи-хи-хи!
ОДУВАНЧИК. Свет… Я так люблю… Мне больно!
МУХА. Это жизнь. Хи-хи-хи!
ОДУВАНЧИК. Жизнь… Я так люблю…
МУХА. Все. Умер. Скончался. Погиб на посту!
ОДУВАНЧИК. Душно! Дунь не меня, Котенок!
КОТЕНОК. Сейчас! Сейчас! (Дует.)
Белая метель.
МУХА. Облетел!
КОТЯРА. Осыпался!
БАШМАК. Стерся!
КАСТРЮЛЯ. Сносился!
КОТЕНОК. Прости меня! Ты слышишь? Прости!
ГОЛОС ОДУВАНЧИКА…если у тебя отважное сердце… даже если ты рожден на помойке… если ты видел дорогу… даже если тебя обманули…
КОТЕНОК. Я слышу! Я понял! У меня отважное сердце!
КОТЯРА. Куда ты, Котенок!?
МУХА. Постой, постой!
БАШМАК. Прощай!
КАСТРЮЛЯ. Котенок!
КАРАСИК. Не оборачивайся!
МОТЫЛЕК. Беги!
КОТЕНОК. Вперед!
Сердце, в ногу!
Лейся, песня!
Ярче, солнце!
Крылья! Если!
Александр Образцов
«ПЯТЕРО»
Пьеса
Предисловие
Пьеса «Пятеро» написана в 1979 году. Эта первая пьеса новоявленного драматурга с первого захода была прочитана Г. Товстоноговым, удостоившим затем автора аудиенцией. Хотя дальше дело не пошло, пьесу все же закрутило в театральной интриге…
В 1985 году автор получил из Ташкента телеграмму с приглашением приехать на премьеру в театр-студию «Маятник». Он написал письмо по приложенному адресу о том, что рад бы, но — далековато… Письмо вернулось с приклеенным квиточком, что сообщалось, что по данному адресу никакого театра не проживает. Драматург был очень озадачен. Он не мог и предположить в Ташкенте наличие столько изощренных шутников. Однако через десять лет драматург встретил театрального критика, который видел этот спектакль. Больше того, спектакль поставил какой-то известный среднеазиатский режиссер немецкой национальности в честь 50-летия Победы и даже получил какие-то призы.
Вторая постановка, в Тбилиси, была не столь конспиративной, и драматурга даже пригласили на репетиции. А тот, кто знает, что такое репетиции в Тбилиси, поймет, что полмесяца драматург должен был сидеть за столом, поднимать бокал и в промежутках немножко спать. Так вот все время празднования репетиций пьесы «Пятеро» драматург провалялся в пустой трехкомнатной квартире на окраине Тбилиси, страдая от непонятной болезни, которая так же неожиданно прекратилась в день его отлета автора из Тбилиси.
В дальнейшем тбилисский театр «Элва», начавшийся спектаклем по пьесе «Пятеро», переехал в Петербург и стал здесь называться Белым театром. Им руководит Михаил Чавчавадзе. И два первых же спектакля Белого театра на берегах Невы «Москва-Петушки» и «Мрамор» стали не только заметным явлением театральной жизни, но и мистически разбросали, а то и погубили соприкоснувшихся с ними людей. Но это другая история.
