Александр Островский - Том 9. Пьесы 1882-1885
Сосипатра. Ну, уж теперь я молчу. Я завтра же уеду в деревню на все лето.
Сусанна. И я тоже.
Лотохин. А мы к тебе с Зоей Васильевной в гости.
Сусанна. Милости просим.
Лотохин. Выпишем твоего полковника, да и обвенчаем вас
Сусанна. Я его боюсь, он очень умен.
Лотохин. Ну, это беда небольшая. Поживете вместе и сравняетесь.
Сусанна. Ты думаешь, я поумнею?
Лотохин. Ну, это редко бывает. А скорее он поглупеет, как поживет с тобой. Вот и будет пара. (Окоемову.) Вы желаете получить документы? Из них я могу возвратить вам только доверенность Зои Васильевны, остальные вам не принадлежат. А доверенность я вам отдам с большим удовольствием, потому что она уж формально уничтожена. Я бы вам советовал уединиться в деревню годика на два, на три и заняться хозяйством, чтобы поправить те ущербы, которые вы нанесли имению. Управлять там будет новый управляющий, а вы будете только присматривать и помогать ему. Впрочем, как вам угодно.
Зоя. А я, как и всегда, хочу заплатить вам за зло добром. (Отдает Окоемову пакет.) Вот ваши векселя, я их выкупила. Вы боялись ответственности, эти векселя лежали тяжелым гнетом на душе вашей; в тревоге, в страхе вы готовы были даже на преступление. Теперь вам бояться нечего; ничто вас не тянет в пропасть; перед вами открыты все дороги, и хорошие и худые, и вы совершенно свободны в выборе.
Окоемов. Векселя! О, какое великодушие! Зоя, ты ангел!
Зоя. Вы меня пугали разлукой, и я ее очень боялась; теперь я сама желаю разлуки. Любить мужчину только за красоту я уже считаю безнравственным. Вчера я перенесла ужасную пытку; и эта пытка отрезвила меня. Если б вы с уважением, которого я заслуживаю, с любовью, которой я стою, сказали мне: «Зоя, я гибну, ты мешаешь моему счастью, спаси меня!» Я бы не винила вас, и кто знает, как бы я поступила. Я способна на самоотвержение, я вам это доказала. Вы говорили со мной не как муж, не как любящий человек, а как неисправимый, наглый развратник. Добрая, честная женщина способна на бесконечную преданность, способна прощать мужу его недостатки, пороки, переносить незаслуженные оскорбления; в горьких обстоятельствах терпению ее нет конца; но знайте, что есть границы, за которые честная женщина не перейдет никогда. Постарайтесь, — я не говорю исправиться, — постарайтесь найти в своей душе хоть что-нибудь доброе, честное, и я опять полюблю вас и все остальное прощу вам; от вас зависит, чтоб разлука наша не была вечной. Всякий хороший поступок ваш будет приближать вас ко мне и всякий дурной — отдалять от меня, Я уж не убеждаю вас, а прошу вас… вы видите мои слезы… постарайтесь быть порядочным человеком и доставьте мне счастье опять полюбить вас. Прощайте!
Без вины виноватые
Действие первое
(Вместо пролога)
ЛИЦА:
Любовь Ивановна Отрадина, девица благородного происхождения.
Таиса Ильинишна Шелавина, девица, товарка Отрадиной.
Григорий Львович Муров, молодой человек из губернских чиновников.
Аннушка, горничная Отрадиной.
Арина Галчиха, мещанка.
Действие в губернском городе. Комната небогатой квартиры на самом краю города; двери справа и слева во внутренние комнаты, в глубине окно и входная дверь; мебель простая, но приличная, в комнате чисто и уютно.
Явление первоеОтрадина сидит за столом и шьет воротничок. Аннушка подле нее шьет платье.
Аннушка (откусывая нитку). Вот, барышня, и готово. Сами скроили, сами и сшили, не хуже другой портнихи.
Отрадина. Да, разумеется, не хуже.
Аннушка. И какое бесподобное платье вышло.
Отрадина. Ну, уж и бесподобное!.. Нет, вот я вчера к портнихе за выкройкой для воротничка ходила, так видела платье… вот то так уж действительно бесподобное. Таисе Ильинишне подвенечное шьют.
Аннушка. Слышала я, слышала, а платья не видала. Небось дорогое?
Отрадина. Да, дорогое; рублей шестьсот, коли не больше, стоит.
Аннушка. Ай, что вы? Шестьсот?.. Шесть таких бумажек сотельных?
Отрадина. Да ведь белый фай; сколько тут его пошло? Да настоящие брюссельские кружева.
Аннушка. Шесть сотельных! Ай, ай, ай, ай!.. Да на эти деньги можно все приданое сшить; хорошей барышне, благородной можно сделать, а она только одно платье.
Отрадина. Что ж ей не щеголять, коли она так богата!
Аннушка. Все ж бы ей надо хоть немножко постыдиться, не вдруг свое богатство-то показывать.
Отрадина. Что ты за вздор болтаешь!
Аннушка. Да уж очень мудреные дела-то на свете творятся.
Отрадина. Что тут мудреного? Самое обыкновенное дело: деньги ей достались по наследству от богатых родственников.
Аннушка. Да как же это так по наследству, коли у нее, окромя двух теток, и родственников-то нет.
Отрадина. Это ты почем знаешь?
Аннушка. Слухом земля полнится.
Отрадина. Много ведь и пустяков говорят, Аннушка.
Аннушка. Нет, уж чего не было, так говорить не станут. Кому нужно! Бедно ведь жили здесь Таиса-то Ильинишна с своей тетенькой, все их знали, а я так и оченно хорошо; время-то недавнее, всего три года. А познакомился тогда с ними богатый барин, старичок, из Сибири приехал, золотых песков там у него, говорят, много, ну, и увез их отсюда… Тетка-то из Москвы сейчас же и вернулась, а Таиса Ильинишна поехали с ним на теплые воды. Там старик-то и помер, да и отказал все свои деньги и все пески золотые Таисе Ильинишне, вот она и разбогатела. Приехала сюда, да теперь шику и задает. Тетка-то у ней теперь как заместо прислуги.
Отрадина. А ты девушка молоденькая, ты не все говори, что слышишь, — стыдно.
Аннушка. Что ж за стыд, коли правда! Стыдно-то не тому, кто говорит, а тому, кто делает.
Отрадина. Все-таки лучше помолчать. Она мне товарка, мы с ней вместе учились. Мы и до сих пор знакомы.
Аннушка. Так разве она вас понимать может, разве она ценит ваше знакомство-то? Вот уж с месяц она к вам и не заглянет.
Отрадина. Ей некогда, она теперь хлопочет, замуж выходит.
Аннушка. Что и замуж-то выходит, вы от портнихи узнали. А еще приятельницей называется! А ей бы прежде всего к вам: так и так, мол, думаю замуж выйти вот за такого-то. Как посоветуешь? Вот как добрые-то люди делают!
Отрадина. А за кого она выходит, ты не слыхала?
Аннушка. Кто говорит, за офицера; а кто за особых поручениев.
Отрадина. Каких… особых поручениев?
Аннушка. Чиновники такие есть. Вот бы свадьбу-то посмотреть, да венчаться будут, говорят, в имении, пятьдесят верст по железной дороге да там верст двадцать в сторону.
Отрадина. Откуда ты такие сведения получаешь?
Аннушка. Мы скорее вашего всё узнаем. Я от мастериц у портнихи слышала. Кабы дело-то чисто было, так не стала бы венчаться в деревне, точно украдкой.
Отрадина. И все-таки не нужно об ней дурно говорить; такими разговорами можно дело расстроить, помешать.
Аннушка. Помешаешь ей! Да кто ж на ее капитал не польстится, какая бы она ни была. Нет, таким-то всегда счастье; а хорошие барышни жди да пожди. Вот вы скоро ль дождетесь хорошего жениха! Другой бы, может, и взял; вот хоть бы, например, Григорий Львович, да…
Отрадина. Что «да»?
Аннушка. Да приданого нет.
Отрадина. Так ты думаешь, что только за тем и дело стало?
Аннушка. А то за чем же? Нынче народ-то какой? Только денег и ищут; а не хотят того понимать, что коли у вас приданого нет, так вы зато из хорошего роду; образование имеете, всякое дело знаете. А что ваши родители померли, да вам ничего не оставили, так кто ж этому виноват!
Отрадина. Так, так; отлично ты рассуждаешь. А вот погоди, и я разбогатею, так замуж выйду.
Аннушка. А что ж мудреного вам разбогатеть? У вас есть бабушка богатая.
Отрадина. Во-первых, она очень дальняя родня, а во-вторых, у ней прямых наследников много. Да кстати, она писала мне из деревни, что сегодня будет в городе, так заедет ко мне чай пить. Надо кипяченых сливок изготовить, она до смерти любит. Нет, я и так, без бабушек разбогатею.
Аннушка. С уроков-то разбогатеете? Это в нашей стороне-то? Невозможно этому быть.
Отрадина. Да, правда твоя, здесь сторона купеческая, образование не в ходу.
Аннушка. На что им ученье! Они с капиталами при всем своем полном невежестве прожить могут.
