Проспер Мериме - Жакерия
Моран (тихо). Да, как Авель и Каин!
Сивард (в сторону). Они сильнее, но они мне заплатят за все.
Белиль. Ну что ж, друзья, решайте: война или мир?
Крестьяне. Мир! Мир!
Белиль. Ну, так в ожидании мира заключим перемирие на три месяца, в течение которых мы должны уладить все наши разногласия.
Крестьяне. Перемирие! Перемирие! Разойдемся по домам! Время приниматься за уборку!
Брат Жан. Я никогда не соглашусь на три месяца перемирия. Мессир посол! Вы плохо скрываете ваш умысел.
Белиль. Я человек сговорчивый. Один месяц перемирия. Вы довольны?
Крестьяне. Да, да! Вот это благородный рыцарь.
Брат Жан. Ладно... Мы соглашаемся на перемирие, но с тем, чтобы нам сдали Мо. Это будет залогом искренности ваших намерений.
Белиль. Ах, добрые друзья мои! В Мо никого нет, кроме несчастных женщин, полумертвых от страха. Что за гарантия для вас этот город? Вам дадут каких хотите заложников.
Сивард. Нам нужен Мо — это надежнее.
Крестьяне. Да что нам в нем?
Симон. Мы и без того слишком далеко зашли.
Моран. Достаточно хороших заложников...
Крестьяне. Мир! Перемирие!
Брат Жан (крестьянам). Разве вы не видите, что он хочет нас обмануть? Он отказывает нам в гарантиях.
Белиль. Я вам уже сказал, добрые люди, что в городе графиня Мо со своими дамами. В ее свите нет ни одного латника. Вы знаете, что это добрая и милосердная дама. Ради святого Лёфруа, вашего покровителя, пусть она там себе живет тихо и мирно.
Крестьяне. Пусть нам дадут заложников, и хватит с нас.
Брат Жан. Но...
Крестьяне. Заложников и мир! Мир!
Брат Жан. Каких же заложников предлагаете вы нам, мессир рыцарь, в обеспечение безопасности наших посланцев?
Белиль. Да хоть себя самого! Вот доказательство, что я вовсе не собираюсь вас обмануть. Моя шея так же дорога мне, как любому из вас. Мэтр Лангуаран тоже останется здесь, и если вам мало рыцаря и ученого, то вам дадут еще двух именитых и честных рыцарей.
Крестьяне. Вот это честный рыцарь! Перемирие! Мир!
Белиль. Вы, отец, кажется, их предводитель. Так не отправитесь ли вы в Париж для мирных переговоров?
Брат Жан. Нет, монсеньор, я не люблю путешествий. Да и ваша голова, если вам ее отрубят, все-таки не придется к моим плечам так, как моя собственная.
Белиль. Ну хорошо. Пошлите кого хотите, я остаюсь. Надеюсь, у вас есть хорошее вино?
Симон. Да, к вашим услугам.
Белиль. Отлично. Я велю перенести мои вещи в ваш лагерь, а потом пусть мне дадут вина: я много говорил, надо промочить горло.
Крестьяне. Будьте покойны, любезный рыцарь, с вами будут хорошо обращаться.
Брат Жан. И зорко за вами следить.
Белиль. У меня нет желания вас обманывать, и потому мне нечего бояться.
Белиль и Лангуаран уходят.
Симон. Поезжай в Париж, Моран: ты на язык остер.
Моран. Поезжай сам. Отец Жан не едет, я остаюсь с ним.
Тома. А я, если хотите, поеду. Чего мне бояться?
Брат Жан. Вы этого хотели, и кончено. Нечего об этом рассуждать. Подумайте теперь о ваших требованиях. Завтра мы пошлем наших выборных в Париж. Но, повторяю, будем едины: не надо расходиться! Как раз во время перемирия, перед заключением окончательного мира, нельзя выпускать из рук оружия.
Симон. Вы знаете, что половина наших через неделю должна разойтись для уборки.
Брат Жан. А еще через неделю вернуться под знамена.
Моран. Мы это помним, не беспокойтесь.
Брат Жан. Сегодня вечером приходите ко мне: я вам сообщу условия, которые я хочу предложить герцогу Нормандскому.
Уходят все, кроме Сиварда, д'Акуньи и де Лансиньяка.
Д'Акунья. Что ж, Сивард, нас бросают... Они заключают мир.
Сивард. Что поделаешь.
Де Лансиньяк. Этот мир нас разорит.
Сивард. Я мира не заключал. Если они сговорятся, я вернусь в мой замок и возобновлю набеги.
Д'Акунья. Хорошо сказано. Притом скоро конец перемирию между Англией и Францией. С божьей помощью, у нас не будет недостатка в работе.
Де Лансиньяк. Нас ждет слава и прекрасные удары копья.
Д'Акунья. И французские бароны для выкупа.
Сивард. И деревни и города для грабежа.
Д'Акунья. Рано еще расставаться с нашим ремеслом!
Сивард, д'Акунья и де Лансиньяк уходят.
КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Дом, где содержится под стражей Жан де Белиль.
Белиль сидит. Входит Сивард с мечом под мышкой.
Сивард (надменно). Вы хотели поговорить со мной, мессир де Белиль?
Белиль (вставая). Да, мессир Сивард. Я давно уже хотел повидаться с вами. Садитесь, пожалуйста, нам надо о многом побеседовать. Прежде всего я должен извиниться за оскорбительные выражения, неосторожно у меня вырвавшиеся по поводу благородного ремесла вольных рыцарей, которое вы украшаете, посвятив себя ему.
Сивард. Если б вы не были нашим заложником, монсеньор, я ответил бы на ваши слова так, как они заслуживали.
Белиль. Когда я произносил их, сердце мое было не в ладу с устами. Но мне было поручено уговорить мужиков, и я принужден был льстить им и сообразоваться с их грубой речью. Как видите, я откровенен. Эти оскорбительные слова вовсе не выражали моей мысли. Пресвятая дева! Стану ли я дурно думать о вольных рыцарях, этих столпах странствующего рыцарства? Еще раз прошу извинить меня! Позвольте мне вот этой цепью сковать и ваш гнев и вашу руку. (Надевает ему на руку дорогой браслет.)
Сивард. Святой Георгий! До чего красиво! Какая тонкая работа! Что за прелестные рубины!.. Ах, мессир де Белиль! (С чувством пожимает ему руку.)
Белиль. Он достался мне на турнире. Я поклялся, что подарю его только доброму бойцу, каким вы и показали себя в Ниоре.
Сивард. Как! Вы не забыли ниорского турнира?
Белиль. Забыть его? Такой блестящий праздник, столько красивых дам, прекрасных ударов копьями! Мы были оба в числе отличившихся. Помнится, вы так крепко держались в седле, что принуждены были спешиться, чтобы доказать зрителям, что латы у вас не привинчены к броне вашего коня[87].
Сивард. Там-то я и пронзил руку сиру де Жуаньи. Говорили, будто я поступил против правил[88]. Но ваш дядя был в числе судей на турнире, и он так горячо вступился за меня, что я был оправдан. Не то меня лишили бы коня и оружия[89].
Белиль. Давайте же отобедаем вместе и, вспоминая те славные дни, выпьем за здоровье наших старых друзей.
Сивард. От всего сердца.
Белиль. Я приглашу также вашего друга мессира д'Акунью. Когда рыцари перестают сражаться, то лучшее, что они могут сделать, это повеселиться вместе.
Сивард. Кстати, перемирие кончается. Отчего это мы не получаем никаких вестей от наших посланцев?
Белиль. Не знаю, что вам сказать. Их притязания смешны, и я заранее уверен, что они ничего не получат. Но оставим это и, раз уж вы меня любезно навестили, поговорим о более интересных для нас с вами предметах. С тех пор как я здесь, у меня не было случая беседовать с дворянином. Все мое общество составляли три-четыре мужика, несноснейшие люди на свете.
Сивард. По правде говоря, общество мужиков не очень-то занимательно для таких людей, как мы. Не будь со мной английских и гасконских дворян, я умер бы с тоски.
Белиль. Еще куда ни шло, если вам хорошо платят.
Сивард. Платят! Разве наше войско — это королевская армия? Мы делим добычу и получаем свою долю, вот и все.
Белиль. Маловато. Если вам придется выступать против латников, добыча будет невелика.
Сивард. Боюсь, что так.
Белиль. Между нами говоря, война возобновится. Никогда мой грозный сеньор, герцог Нормандский, не согласится на нелепые требования мужиков.
Сивард. Гм...
Белиль. А в таком случае мне жаль вас, потому что ваша сторона, по-видимому, проиграет. Де Буш, под начальством которого вы, кажется, служили, вернулся из Германии; он собирает огромное войско. Мятежники могут выставить лишь очень немного латников. Можно ли сомневаться в исходе борьбы? Вы окажетесь в толпе возмутившихся крестьян, а с ними — позвольте мне сказать вам это откровенно, по-солдатски, — с ними вам не следовало связываться.
Сивард. Они освободили меня из плена, и не успел я оглянуться, как мне пришлось действовать с ними заодно.
Белиль. Но разве теперь поздно отстать от них?