Иван Лажечников - Вся беда от стыда
Павел Флегонтыч (один). Тише, осторожнее, друг!.. Они хотят вывести меня из терпения: нет, не удастся! Я, как Атлас, снесу теперь гору оскорблений. Богатство и прекрасная девушка, в которую я сам без памяти влюблен, то и другое мне обещаны, то и другое почти мое — надо, чтоб они и оставались навсегда моими. Шашка моя стоит у королевы: стоит только ее схватить: зачем же мне бросаться на офицеров? Зачем же расстраивать всю игру, улаженную так искусно?
Боюсь только проделки. Нынче получат известие, что я произведен в коллежские асессоры... Петербургский друг смастерил это известие искусно. Страшно, однако ж, если заранее откроется мое самозванство. Шутить не будут! Волос встает дыбом от одного помышления... Впрочем, кто пойдет справляться? Лишь бы сыграть свадьбу! Спущусь после в титулярные, а там и действительно произведут. Опоздай немного, и моему бы счастью конец.
Пускай Леандров славит свою минутную победу; завтра и будущность моя!.. Отец ручается головой, что Гориславская будет на днях его невесткой, как я его сын. Она давно обещана мне; Виталина так благородна, что не отступится от своего слова. Мало этого, говорит отец: у него есть свое заветное, волшебное словечко, которое приведет Натали к ногам моим, смиренную овечку. О! надо скорее исторгнуть у него этот талисман! (Уходит.)
Явление IV
Сергей Петрович и Гориславская.
Сергей Петрович (осмотревшись). Никого!.. Наконец мы одни... Теперь вы должны меня выслушать; я не могу далее откладывать; мучения неизвестности сделались для меня нестерпимы.
Гориславская. Пора и мне передать вам все, что давно лежало у меня на душе.
Сергей Петрович. Вы, конечно, не раз угадывали в глазах моих, в звуке моего голоса, во всех отношениях к вам более, нежели уважение, более, нежели преданность; но я не смел еще ни разу говорить вам о настоящих своих чувствах. Иногда мне самому казалось... мне, может быть, моему воображению представлялось, что вы заметили эти чувства, что они тронули, наконец, ваше сердце. Простите мне это обольщение. Теперь я должен услышать от вас, обманывался я или нет. Вините за эту дерзость одно мое отчаяние, одну мою любовь, глубокую, беспредельную, с которою слилась жизнь моя.
Гориславская. Вы видели, я сама искала случая быть с вами одной. Думала, во мне станет довольно сил сказать вам, что хотела сказать; но когда пришли эти минуты, я прошу Господа подкрепить меня... Чего вы от меня требуете?.. Одного слова?.. На что оно вам? Что вы и я с ним сделаем?.. Скажу вам более; не смею его выговорить, если бы и хотела... я не вольна в себе... я невеста другого, давно обручена с ним...
Сергей Петрович. Невеста этого ничтожного Мухоморова? Конечно, не вы избрали его! Неужели Софья Андреевна, с ее умом, с ее прекрасною душою, могла принесть вас в жертву этому несчастному фату? Разве не видит она, что ему нужно ваше приданое, а не вы сами?.. Торгаш, он рассчитывает на вас, как на товар; бросьте ему обручальное кольцо с горстью золота — пускай наслаждается любовью, его достойною.
Гориславская. Моя благодетельница, моя вторая мать дала свое честное слово; для него пожертвую даже своим счастьем.
Сергей Петрович. Слово, данное без ведома вашего сердца, когда вы не понимали жертвы, на которую вас готовили, может и должно быть расторгнуто. Упаду к ногам Софьи Андреевны; она тронется моею любовью, убеждениями, слезами старика-отца; она не захочет вашего несчастья... ручаюсь за нее... Мне нужно только ваше согласие.
Гориславская (в сторону). Что мне делать?.. Господи! умилосердись надо мной. Я скажу ему все, все!.. (Вслух.) Есть еще обстоятельство... сильнее воли матери моей, сильнее меня самой... есть преграда, которую положил сам Господь при рождении моем и которую никто уже не в силах уничтожить.
Сергей Петрович. Я знаю все...
Гориславская (радостно). Вы?.. знаете?..
Сергей Петрович. Ваш батюшка...
Гориславская. Отец мой...
Сергей Петрович. Я буду с вами откровенен: когда решается судьба нашей жизни, у нас не должно быть тайн. Неужели вас смущает, что вы дочь бедного... канцелярского чиновника? (Слышен голос Медовицыной: Натали! Натали! Где ты?..) (В сторону.) Вечно эта сумасшедшая преследует нас.
Гориславская (в сторону). Нет, он ничего не знает. Слава Богу, позорное слово удержалось на губах моих.
Сергей Петрович. Да, я знаю это, отцу моему также известно; но любовь моя сильнее всех предрассудков.
Гориславская Это будет жертва с вашей стороны, а я жертвы не хочу. Вы сами, может быть, раскаетесь в ней когда-нибудь, и раскаяние будет — поздно!.. Зачем скрывать? в вас нашла я все, что могло бы сделать меня счастливою; сердце мое не раз обольщалось мечтами этого счастья. Но есть обстоятельства... они не от сердца зависят. Прощайте... будьте только сами счастливы: верьте, это мое задушевное желание. (Подает ему руку, закрыв глаза платком.) Останемся друзьями, братом и сестрой — вот все права, которые имею я с этой поры на ваше сердце.
Сергей Петрович. Нет, не прощаюсь, ни за что в свете! С словами, которые услышал от вас, с этим залогом пойду против всех препятствий в мире, против вас самих. Эта рука будет моею, клянусь честию. (Целует ее руку.)
Гориславская. Не клянитесь... одно слово может разрушить эту клятву.
Медовицына (показываясь из-за деревьев). Прекрасно!.. Одни?.. с молодым человеком?.. он целует вашу руку?.. Вот каково без надзора!
Гориславская. Надзор ваш едва ли мог быть полезен девочке, а я теперь умею сама себя оберегать и в своих поступках отдаю отчет одной maman. (Леандров и Виталина показываются из-за беседки; Сергей Петрович рукою подает знак отцу.) Теперь просим с нами. (Уходят и присоединяются к группе молодых людей.)
Явление V
Виталина и Леандров.
Леандров (про себя). Он подает мне условленный знак... а! понимаю. (Садясь с Виталиной на скамейку подле беседки, вслух.) О чем, бишь, мы говорили? Да, о сыне. В самом деле, славный и добрый малый! Живой портрет матери, которую я страстно любил! Знаете ли, ваша Наталья Ивановна мне ее живо напоминает. Одно и то же имя; звук голоса — словно слышу мою Наташу. Как она хороша, моя голубушка!
Виталина. Вы, конечно, полюбили бы ее, если бы знали ее душевные качества.
Леандров. Эх! степное сердце не выдержит... не любит гнета... Скажу вам напрямик, почтенная Софья Андреевна, то-то была бы парочка!
Виталина. Кто?
Леандров. Ну, да вы столичные; все у вас, не взыщите, по-иностранному, как извилины этого английского сада, а у нас, по-старинному, аллеи хоть и стриженые, да зато прямые... видишь с первого взгляда, что на конце делается. Мы с вами с лишком 20 лет приятели, с мужем вашим служил я вместе, были однокашниками и жили душа в душу, как ныне братья не живут. Еще повторю: славная парочка!
Виталина. Ваш Сергей Петрович и Наташа моя?
Леандров. Наконец!.. В нее-то влюблен он по уши и говорит, что не уедет из Москвы, пока не получит руки ее. Только не смел еще прямо открыться ей без моего ведома. Признаюсь вам, для развязки этого дела прискакал я вчера, как молодой курьер, за 500 верст. И сын, и я — у ног ваших.
Виталина. Лестно для нас предложение ваше... но... грустно, очень грустно мне сказать вам: их разделяет страшная, не то, чтобы страшная... сильная преграда. Ваш Сергей Петрович — сын богатого, столбового дворянина; у вас родные все из высокой аристократии...
Леандров. Мы не в депутатском собрании, матушка Софья Андреевна, не разбираем родословные книги, а разложили живую книгу души... послушаем лучше, что она скажет.
Виталина. Мы должны также слушать, что говорит рассудок. Молодых людей может ослеплять страсть; мы должны и за них смотреть далеко в будущность. Наташа, как вы знаете, моя воспитанница; правда, люблю ее, как дочь родную, и дала ей воспитание, какого лучше дочери не могла бы дать: оставляю ей хорошее состояние, но... не могу дать ей имени.
Леандров. Муж дает имя жене своей.
Виталина. Это правда; но бывают случаи в жизни... колкий намек в обществе... он может упасть глубоко в сердце вашего сына... кто поручится за последствия? Эти случаи горьки; они могут отравить семейное счастье, спокойствие целой жизни.
Леандров. Да что ж ваша воспитанница? Не дочь же она скотницы вашей!
Виталина. Конечно, нет... она дочь... ничтожного канцелярского чиновника и, как говорят в насмешку нынешние писатели, дочь благородных, но бедных родителей.
