Генрих Бёлль - Приглашение на чай к доктору Борзигу
Франциска. Теперь уже ничего не изменишь. Ты все время будешь думать, что упустил главный шанс в жизни.
Роберт. Может быть, это действительно самый большой шанс в моей жизни.
Франциска. Ну и ступай, лови его.
Роберт. А что ты будешь делать?
Франциска. Ждать тебя и слушать шум вокзала, глядеть на водосточный желоб, курить сигареты и наблюдать за тем, как дождь смывает окурки. Если ты до десяти не вернешься, я пойму, что ты заплатил ту цену, которую от тебя потребовали.
Роберт. Наверное, ты права: то, что было, уже не вернешь. Ты — умница. Если я пойду к Борзигу, воспоминания о том, чем я пожертвовал в этот вечер, останется у меня навсегда, прекрасное воспоминание. Я буду помнить фильм, которого так и не увидел, лимонад, которого так и не пил, часы, которые мог бы провести с тобой, а провел у этих людей... Ты — умница...
Франциска. Тебе пора, если ты решил идти.
Роберт. Странно как все оборачивается: сперва ты не соглашалась, не пускала меня, а теперь — гонишь!
Франциска. Не забудь купить цветы для фрау Борзиг.
Роберт. Ну вот, теперь ты учишь меня правилам хорошего тона...
Франциска. Да нет же... ты не поверишь... но она была со мной так мила. И к тебе она тоже хорошо относится... Мы долго с ней беседовали. Она там будет?
Роберт. Не знаю. До свидания. (Подходит ближе.)
Франциска. Не забудь цветы... И помни о Зухоке... Обещаешь?
Роберт. Да.
Фрау Борзиг. Какой прелестный букет, вы очень любезны... но почему вы не привели ту молодую девушку, которая была с вами в прошлый раз?
Роберт. Франциску?.. Господин доктор ничего мне не сказал. Кроме того, мы...
Фрау Борзиг. Что — вы?
Роберт. Немного повздорили.
Стук в дверь.
Фрау Борзиг. Войдите.
Слуга. Чай, сударыня.
Фрау Борзиг. Спасибо...
Слуга накрывает на стол.
(После паузы.) Что еще? Чего вы ждете?
Слуга. Сударыня, я... простите... (Покашливает.) Господин Борзиг строго-настрого приказал мне следить, чтобы вы не утомлялись, вы же знаете, врач...
Фрау Борзиг. Знаю, что сказал врач. Я скоро опять лягу, скоро лягу в постель...
Слуга. Значит, прибор для вас в кабинете не ставить?
Фрау Борзиг. Нет, не надо. Не беспокойтесь... А сейчас оставьте нас, пожалуйста, одних.
Слуга уходит.
(Наливает чай.) Вам с молоком?
Роберт. Нет, спасибо.
Фрау Борзиг. С сахаром?
Роберт. Нет, спасибо.
Фрау Борзиг. В прошлый раз вы пили чай с сахаром.
Роберт. По-моему, без сахара вкуснее.
Фрау Борзиг. Как хотите (Внезапно меняет тон.) Вам надо точно знать, какой чай вам больше по вкусу. Эти вещи знать нелегко: люди идут на страдания, чтобы найти свой стиль. Когда-то я была знакома с человеком, который не мог пить чай без сырого желтка, не мог, и все... Через несколько дней я поймала себя на том, что и я не могу пить чай без сырого желтка, не могу, и все. Я давилась этой бурдой, но пила. И ела сыры, от которых меня всю жизнь тошнило, меня и тогда от них тошнило, но я их ела, потому что ел их он. (Сухим тоном.) Знаете, как звали того человека? Отто Занзель.
Роберт. Поэт? Вы были с ним знакомы?
Фрау Борзиг. Он был другом отца, в то время ему было уже за шестьдесят — высокий, с белой гривой... красавец с бархатным голосом. Таких, как он, в тринадцатом году называли ловеласами, матери тщетно берегли от них своих дочерей... Целый месяц я пила чай с сырым желтком, пока как-то раз папа не смахнул с блюдечка чашку с желтком. (Смеется.) Пятно до сих пор видно. Если хотите, покажу — ковер лежит теперь в гладильной. Исторический ковер (торжественно), ковер, который испортил Винцент Надольт.
Роберт. Винцент Надольт... был вашим отцом?
Фрау Борзиг. Да, это мой отец.
Роберт. Тысячи, сотни тысяч людей чтят его имя.
Фрау Борзиг. А миллионы людей он загипнотизировал своими стихами.
Роберт. Простите, я не знал, что тиражи его книг... что круг его почитателей так велик.
Фрау Борзиг. Откуда вам это знать? Не извиняйтесь. Миллионы людей, которые стали жертвой его стихов, понятия не имели, что они ему... что их покорил Винцент Надольт. Он сочинил рекламные стихи для пантотала. До сих пор это хранилось в строгой тайне, но вам ее все равно откроют — либо мой муж, либо Зёнтген посвятит вас сегодня в этот секрет...
Роберт. Не понимаю, почему вы открыли тайну Винцента Надольта именно мне? Как печально, что автор «Отторгнутых далей» и автор рекламных виршей о патентованном лекарстве — одно и то же лицо. Это большой удар, не понимаю только, почему вы мне его нанесли.
Фрау Борзиг. Могу ответить: я прочла несколько ваших очень хороших стихов. Я читала все, что вы напечатали. Не так много, но стихи запомнились, хотя прошел уже год. (Тихо.) «...Когда начнется всемирный потоп, скамейки в классах всплывут под самый потолок; на колокольнях поселятся акулы; на радиостанциях будут кружиться ленты с записями, и удивленные сельди волей-неволей выслушают доклад о смысле искусства... но, увы, ничего в нем не поймут...»
Роберт. Пожалуйста, не надо читать мои стихи, прошу вас...
Фрау Борзиг. Вам их неприятно слушать? Верю. Вам они уже разонравились? И этому я верю, но мне они нравятся, и их написали вы. Я знаю, что с рекламой проколорита пока ничего не вышло, они ищут подходящего человека. (Продолжает вполголоса.) Дела их не радуют, не говоря уже о положении с недвижимым имуществом. Ладно, кончаю, не буду вас больше мучить. (Кашляет долго, с надрывом.)
Роберт. Вы совсем больны, сударыня, вам действительно надо поберечься.
Фрау Борзиг. Да, больна, но еще несколько минут вам придется терпеть мое общество. Из-за чего вы повздорили с Франциской?
Роберт (помедлив). На то было много причин. Уже некоторое время... Словом, в наших отношениях образовалась трещина. Долго все это рассказывать...
Фрау Борзиг. Можете не говорить, я и не собираюсь лезть вам в душу. Простите, я волнуюсь... но ваши стихи так похожи на стихи моего отца, пока он не начал сочинять рекламу пантотала. Прошло почти двадцать лет, но тот вечер страшно напоминает мне сегодняшний. Отцу было сорок, и он уже считался известным поэтом... а моему мужу было двадцать пять, столько же, сколько сейчас вам. Отец пригласил его на чашку чая, молодой человек написал о нем диссертацию... Мы еще тогда не знали, что он стал начальником рекламного отдела фирмы ОРАМАГ. Можете заткнуть уши, можете считать меня взбалмошной... думайте что хотите... Пусть вам кажется, что те десять минут, которые вы пробыли со мной, — пропащее время, но я должна была вам все это рассказать. Не скрою, меня немного испугала ваша уступчивость, — я говорю о бехеровской брошюре.
Роберт. Я ничего не уступал.
Фрау Борзиг. Но ведь брошюра вышла с очень существенными купюрами.
Роберт. Купюрами? Я вообще ее не видел... Разве она уже вышла?
Фрау Борзиг. Если вам не трудно, подойдите к книжной полке. Справа, рядом с красными книжечками Гофмансталя, лежит маленький пакет — десять экземпляров брошюры, которая появилась вчера.
Тишина.
Роберт (идет к полке, затем возвращается и читает). «Вернер Бехер, барон фон Букум. Жизнь, отданная фирме ОРАМАГ. Текст Роберта Вильке... Вернер Бехер вышел из низов — отец его был простым стрелочником, — уже с ранних лет проявил одаренность, которая отличает великие умы». (Изменившимся голосом.) Но здесь пропущено... этого я не писал... Здесь выпущено все, что придает своеобразие личности Бехера. Это ведь набор штампов!
Фрау Борзиг. Только не делайте из этого трагедии, ваша рукопись в прежнем виде никогда не увидела бы света. Этого вы действительно не могли требовать от ОРАМАГа. Не волнуйтесь, Бехер был гангстером, но он, по крайней мере, признавал, что он гангстер. Этим он отличается от Зёнтгена...
Роберт. Меня должны были хотя бы поставить в известность.
Фрау Борзиг. Конечно, вас должны были поставить в известность. Но не забудьте, что вам заплатили.
Роберт (тихо). Кажется, Франциска была права.
Фрау Борзиг. Что она говорила?
Роберт. Она рассердилась... хотела сделать мне сюрприз и пойти со мной в кино. Она говорила почти то же, что и вы.
Фрау Борзиг. Я всю жизнь мечтала иметь такую дочь, как Франциска.
