Вацлав Гавел - Протест
Ванек. И трусливо...
Станек. И трусливо... Я пытался для него кое-что сделать... через своих знакомых в городском комитете и в прокуратуре. Знаете, как это обычно бывает... Все всё обещают и тут же о своих обещаниях «забывают», потому что не хотят ничем рисковать! Как это гнусно, каждый дрожит за свою шкуру!
Ванек. Но все равно это замечательно, что вы пытались что-то для него сделать...
Станек. Милый Фердинанд, я ведь действительно не тот, за кого меня, очевидно, в этих ваших кругах принимают.
Неловкая пауза.
Так вот, об этом Явуреке...
Ванек. Да, я слушаю...
Станек. После того как мне ничего не удалось для него сделать путем личных связей, я решил: необходимо предпринять что-то еще... Вы понимаете, что я имею в виду... Написать какой-нибудь протест или петицию... Об этом я, собственно, и хотел с вами поговорить. В таких делах у вас, естественно, гораздо больше опыта, чем у меня. Если бы такую бумагу подписало несколько именитых людей, таких, например, как вы,— то наверняка это имело бы отклик где-нибудь за рубежом. Письмо бы опубликовали, возникло бы определенное общественное мнение, а это оказало бы и политическое воздействие... Конечно, и это не особо действенная мера, но я, честное слово, не знаю, как иначе помочь этому парню... Об Анче... я уже и не говорю...
Ванек. Об Анче?
Станек. Это моя дочь.
Ванек. Ваша?
Станек. Да.
Ванек. Она...
Станек. Я думал, вы знаете...
Ванек. Что?
Станек. Она ждет ребенка от Явурека.
Ванек. Ага, так поэтому...
Станек. Погодите-погодите... Если вы думаете, что это дело интересует меня только по семейным соображениям...
Ванек. Я знаю, что нет...
Станек. Но вы сказали...
Ванек. Я хотел только сказать, что теперь мне понятно, почему вы знаете об этом деле. Странно было бы предполагать, что вы держите в поле зрения всех молодых песенников... Простите, если это прозвучало как-нибудь неловко...
Станек. Уверяю вас, я предпринял бы определенные шаги, если бы от Явурека ждала ребенка и не моя дочь.
Ванек. Я знаю.
Неловкая пауза.
Станек. А что вы скажете насчет моей идеи написать какой-нибудь протест?
Ванек начинает что-то искать в своем портфеле. Наконец находит какую-то бумагу и подает ее Станеку.
Ванек. Вы, очевидно, думали о чем-нибудь вроде этого?
Станек берет из рук Ванека бумагу, стремительно подходит к письменному столу, находит очки, надевает их и начинает внимательно читать. Длительная пауза. Читая, Станек проявляет явные признаки удивления. Дочитав наконец текст, он снимает очки, откладывает их в сторону и начинает взволнованно расхаживать по комнате.
Станек. Это просто замечательно! Вот так удача! Я здесь сижу, мучаюсь, не знаю, как быть. В конце концов решаюсь посоветоваться с вами, а у вас, оказывается, все уже давно готово! Разве это не чудо? Да нет, я знал, что обращаться надо именно к вам...
Станек идет к письменному столу, садится, снова надевает очки и снова читает текст.
Именно то, что я хотел! Коротко, ясно, сдержанно и при этом так значительно! Сразу видно, что писал профессионал! Я бы просидел над этим сутки и все равно не написал бы так здорово!
Ванек краснеет от смущения.
Послушайте, вот только одна мелочь... Вы думаете, слово «произвол» в конце совершенно необходимо? Может быть, стоит подыскать какой-нибудь более спокойный синоним? Мне кажется, это как-то не соответствует контексту. Все написано очень по-деловому и сдержанно, а концовка звучит как-то слишком уж эмоционально. У вас нет такого впечатления?.. А все остальное на редкость точно! Разве только второй абзац... Он вроде как бы лишний. И даже несколько ослабляет содержание первого. Но с другой стороны, там есть, конечно, весьма важная мысль о влиянии Явурека на неформальную молодежь. Ее обязательно нужно оставить. Но лучше бы переместить этот пассаж вот сюда, в конец — вместо слова «произвол», так выглядело бы весьма солидно. Но все это, так сказать, чисто субъективные впечатления. На них можно вообще не обращать внимания. В целом это совершенно великолепно! И свою роль ваше письмо, вне всякого сомнения, сыграет. Я вновь должен выразить, Фердинанд, свое восхищение вашим даром ярко и кратко изложить суть дела и избежать при этом возможных нападок — это мало кто из нас умеет...
Ванек. Видите ли...
Станек откладывает очки в сторону, подходит к Ванеку, кладет перед ним его бумагу, после чего садится в кресло и отпивает коньяк. Короткая пауза.
Станек. Как хорошо становится на душе, когда знаешь, что есть человек, к которому всегда по таким вопросам можно обратиться и на которого можно положиться...
Ванек. Но это же естественно...
Станек. Естественно для вас, но в тех кругах, где вынужден вращаться я, подобные вещи естественными не являются... Там естественным было бы нечто противоположное. Стоит человеку попасть в беду, и все сразу от него отворачиваются и — из страха за свое положение — где только могут стараются показать, что никогда не имели с этим несчастным ничего общего и, более того, всегда его осуждали. Да вы сами все это знаете лучше меня! Ведь когда вы были в тюрьме, ваши же старые товарищи по театру выступали против вас в телевизионной передаче!.. Это было отвратительно!
Ванек. Я на них не сержусь.
Станек. А я сержусь! И негодую! Я им это так прямо и сказал! Знаете, человек в моем положении уже научился кое-что понимать, вы уж меня простите! Все имеет свои границы! Я понимаю, что вам, когда речь идет именно о вас, неприятно в чем-либо этих молодых людей упрекать, и больше всего вам хотелось бы вообще забыть об этом. Но если мы все будем терпеть еще и подобное свинство, нам тогда фактически придется взять на себя ответственность за весь этот нравственный распад и признать, что мы сами его усугубляем. Разве я не прав?..
Ванек. Гм...
Короткая пауза.
Станек. Вы уже это отправили?..
Ванек. Нет, только собираем подписи.
Станек. И сколько набрали?
Ванек. Около пятидесяти.
Станек. Пятьдесят? Это хорошо.
Короткая пауза.
Ничего себе, значит, я пришел, как говорится, к шапочному разбору.
Ванек. Да нет.
Станек. Ну, как же нет — все уже идет своим ходом.
Ванек. Работа в самом разгаре.
Станек. Хорошо, но письмо будет отправлено и опубликовано, это же ясно. Кстати, мне кажется, не стоит пока давать его западным агентствам, что толку от коротенького сообщения, на которое никто не обратит внимания. Лучше передать письмо непосредственно в какую-нибудь влиятельную европейскую газету, чтоб протест был опубликован целиком и с подписями.
Ванек. Да, конечно.
Короткая пауза.
Станек. Они уже в курсе?
Ванек. Вы имеете в виду полицию?
Станек. Да.
Ванек. Не знаю, скорее всего нет.
Станек. Послушайте, я не хочу вам ничего советовать, но мне кажется, что сейчас вам надо не подписи собирать, а поскорее отослать письмо. Не то они об этом прознают и как-нибудь да помешают! Пятьдесят подписей, этого вполне достаточно... В конце концов дело не в количестве имен, а в том, какой они имеют вес.
Ванек. Важна каждая подпись.
Станек. Разумеется. Но для формирования общественного мнения за рубежом очень важно, чтоб здесь были какие-нибудь громкие имена. Скажите, Павел тоже подписал?
Ванек. Да.
Станек. Это хорошо. Сейчас его имя, что там ни говори, известно во всем мире.
Ванек. Конечно.
Короткая пауза.
Станек. Послушайте, Фердинанд...
Ванек. Да.
Станек. Я хотел бы поговорить с вами еще кое о чем. Дело это, конечно, довольно-таки деликатное...
Ванек. Это прекрасно...
Станек. И вот я подумал... Просто я был бы очень рад... В ваших кругах много людей, которые лишились работы... Я хочу помочь им. Вы не могли бы принять от меня какую-нибудь сумму?
Ванек. Очень благородно с вашей стороны... У некоторых ребят с деньгами действительно туго... Но понимаете ли, всегда возникает проблема, как сделать так, чтобы они... Ведь чем больше человек нуждается, тем решительнее он отказывается.
Станек. Разумеется, это не бог весть какая сумма, но ведь бывают ситуации, когда дорожишь каждой кроной...
Станек подходит к письменному столу, вынимает из ящика две купюры, потом на какое-то мгновенье задерживается, прибавляет к ним еще одну и подает Ванеку.
