Ярослава Пулинович - Как я стал…
Саша. Как только найду подходящую артистку…
Арина. Ну, вы ее нашли… Если, конечно, вы считаете, что я смогу. Знаете что? А давайте я вам сейчас почитаю, и вы сразу поймете – подхожу я вам или нет? Что прочесть? Могу из Шекспира. Или жахнем по басне? Или стихи – Ахматова, Цветаева, Ахмадулина, на ваш выбор. (Подвывая.)
Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым!..
Маша. Мама, прекрати! Прекрати, хватит! Невозможно слушать! Саша, заканчивайте этот балаган, это подло, вы слышите, это подло, это за гранью вообще! Она больной человек! Вам нравиться играть в догонялки с безногими?
Арина. Что? Что подло? Зачем ты вклиниваешься в разговор? Ты всегда все портишь! Ты – крест мой, ты поняла, я тебя двадцать девять лет тащу! Крест, а крест, заткнись, дай я режиссеру покажу, на что способна. Он, может, еще Товстоногова с Эфросом переплюнет, и меня с собой в Голливуд увезет, не дай мне мой шанс просрать.
Маша. Саша, можно тебя на минуту?
Саша. Конечно.
Маша. Мама, мы на секунду, ты пока порепетируй.
Маша с Сашей выходят на кухню.
Маша. Ну ты и подонок!
Саша. Почему?
Маша. Что ты тут устроил? Ты хоть понимаешь, что ты ей сейчас по больному режешь? Что ты сейчас из живого человека кусок мяса вырываешь? А я тебе доверилась…
Саша. Ты видела, как у нее глаза загорелись?
Маша. И что? Ты сейчас уйдешь, она будет ждать, а потом не дождется и точно с собой что-нибудь сделает. Это она с виду такая. А загляни ей в душу – там живого места нет, там одни раны, и из них кровь так капает, капает… Каждый день, каждую секунду. И обида ее съедает – на мать, на мужа, на театр.
Саша. А если я правда для нее пьесу напишу?
Маша. Ты что, умеешь пьесы писать?
Саша. Вместе напишем. Че там сложного? А насчет сцены я серьезно, я в универе могу договориться, меня замдекана любит.
Маша. Я на работу каждый день хожу, мне писать некогда.
Саша. А в выходные?
Маша. Как на это муж посмотрит?
Саша. Он ревнивый?
Маша. Нет. Но я сама так не могу. Я провожу время с молодым человеком, а муж в это время меня дома ждет? Это как?
Саша. Ладно, я сам пьесу для нее напишу. Как она хочет – о любви. Пусть она репетирует. Потом развесим афиши, позовем друзей… У меня журналистка знакомая есть, ее тоже позовем. Напишет про твою маму в газету.
Маша. Ты правда это сделаешь?
Саша. Почему бы нет?
Маша. А зачем тебе все это?
Саша. А я давно хотел написать что-нибудь о любви. Почему бы этому что-нибудь не обрести форму пьесы? Времени у меня навалом, компьютер есть, одиночества предостаточно, да и страданий хватает. Сублимирую их в гениальное и вечное.
Маша. Ты очень необычный человек. Но спасибо тебе. Если это правда, спасибо. Я буду помогать. Запиши мой телефон, пожалуйста. И мамин тоже.
На кухню заходит Арина.
Арина. Я готова читать!
Саша. Арина Аркадьевна, я сейчас пойду, мне еще Машу проводить нужно. Я к вам завтра приду с камерой, давайте? Заодно и видеоматериал запишем.
Арина. С камерой? А это для чего? Вы собираетесь кино снимать?
Саша. Для архивов. Вдруг мы прославимся на весь мир, и про нас начнут снимать документальные фильмы? Найдут архивы, обрадуются, подерутся за права, всё как у нормальных великих.
Арина. Хорошо. Как скажете, Сашенька. Как скажете. Я буду в черном, черное подчеркнет хрупкость и взгляд.
Саша. Да. Обязательно в черном. Моя героиня тоже всегда ходит в черном.
Арина. Сашенька, мне ведь вас бог послал. Я чувствую. Ко мне неделю назад ангел во сне приходил, на кровать ко мне сел, крылом меня обмахнул сказал: «Не бухай, дура, жди, скоро все изменится». И вы пришли.
Саша. А вы знаете, я вас помню. Я маленьким был, меня мама в ТЮЗ водила… На Карлсона.
Арина. Моя любимая роль. Как я там сальто делала, помните? А вот это?
Поет.
Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споем:
Ути, боссе, буссе, бассе,
Биссе, и отдохнем.
Пусть тыщу булочек несут
На день рожденья к нам.
А мы с тобой устроим тут
Ути, боссе, буссе, капут,
Биссе и тарарам.
Маша. Мама, ладно, нам пора идти. Ты только не пей сегодня больше, хорошо?
Арина. Не буду, доча. Саша, а вы мне завтра мою пьесу принесете?
Саша. Не завтра, но на следующей неделе точно.
Арина. А завтра с камерой, да? Мне вас бог послал. Мне вас бог послал, это абсолютно точно. Я губы красным подведу, а глаза – черным, как уголь, как ночь…
Маша. Обязательно, мама. Ты ведь такая красавица, когда следишь за собой. Ну все, мы пошли.
Арина. Валите кулем!
Маша собралась уходить, но в последний момент подошла к матери, обняла ее.
Маша. Я тебя очень люблю, мамочка. Будь молодцом, пожалуйста.
Арина. И я тебя, доча, люблю. Крестик мой на шее родненький, я из-за тебя Джульетту не сыграла, Костромской, суке, роль отдали…
Маша. Ну что ты, мамочка. Зато ты у меня талантливая, красавица вон какая…
Арина. Давай, доча, пиздуй. Я себя хорошо вести буду. Сейчас читать сяду, потом стихи повторю и спать. Сашенька, я вас завтра в любое время жду…
Саша целует руку Арине.
Саша. Оревуар, леди!
Саша с Машей выходят из квартиры.
На лестничной клетке.
Маша. А ты правда за неделю сможешь пьесу написать?
Саша. Я не знаю. Но я попробую. Идеи кое-какие есть…
Маша. Спасибо тебе. Спасибо, что ты появился. Она как будто другая стала. Совсем другая. Раз и все – и переключилась. Я ее такой тыщу лет не видела. А если ты насчет нее волнуешься, она хорошая актриса, ты не переживай. Я в детстве так любила на нее в театре смотреть. Сижу в зале, и вздохнуть боюсь – такая она красивая. Кажется, всю жизнь бы только на нее одну смотрела. Так сердилась, когда она со сцены уходила. А на поклоне она мне всегда подмигивала. У нас такой с ней уговор был – она со сцены только для меня подмигивает, только если я в зале. И никто, кроме нас, об этом не знал. Ты даже не представляешь, что такое – восхищаться по-настоящему. Я это с мамой пережила. Обнимаю ее и страшно, и не верится, что она рядом…
Саша. А я правда на Карлсона в детстве ходил.
Маша. А я раз сто.
Саша. Значит, мы, маленькие, уже встречались?
Маша. Наверняка. Странно, что я тебя тогда не заметила.
Саша. И я тебя. Ты, наверное, была такая высокая тощая девочка с большими глазами и косичками?
Маша. Почти угадал. Только коротко стриженная. Маме с косами возиться было некогда. А ты был таким белобрысым, любопытным пацаненком, всюду лез, носился и везде совал свой нос?
Саша. Почему? Я в детстве спокойным был. Воспитанным. Никуда не лез, ходил степенно, размышлял о тайнах бытия.
Маша тихо засмеялась.
Саша. Пойдем? Я тебя провожу.
Маша. Да нет, меня не надо провожать, я могу сама…
Саша. Опять – что скажет муж? Ничего не скажет. Он не узнает.
Маша. Как это не узнает? Я сама ему расскажу. У нас друг от друга нет секретов.
Саша. Хорошо. Где ты живешь?
Маша. Рядом с «медгородком».
Саша. О! Мне тоже в ту сторону. Пошли?
Маша (улыбается). Пошли. Ты телефон мой и мамин не забудь записать…
Саша. Диктуй.
Маша с Сашей спускаются по лестнице вниз.
3
Из дневника Саши:
Утром позвонила Майка, немножко сонная и какая-то томная. Сказала, что чуть не проспала последний экзамен по черчению. Сказала: «Давай встретимся?» Конечно, давай, я знаю, я все знаю, но я буду улыбаться. Я тебе все прощаю, дура, только приходи скорее. Чтобы я в очередной раз убедился, что ты есть, что ты не сон, не выдумка, а живая, наивная, вкусно пахнущая. Чтобы посмотреть на твои веснушки и дотронуться пальцем до кукольного носа, нажать, как на кнопку звонка, и смотреть потом, как ты надуваешь губы – потому что ты уже не маленькая и с тобой так нельзя, как тебе кажется. Хотя сегодня я тебя тоже задену. Не больно, совсем чуть-чуть. Просто намекну, не больше… Что у меня тоже не все так просто в личной жизни, как тебе кажется. Что у меня тоже есть маленькие ночные тайны и секреты. Не такие паршивые, как у тебя. Совсем в другую сторону. Но все-таки секреты. И я тебе про них не скажу. До тех пор, пока не увижу, что ты поняла – кроме меня у тебя никого в жизни нет и быть не может. Я надеваю новенькую рубашку – тетя привезла из Германии. Мама отгладила с иголочки. Я иду к тебе. Ты заметишь мою новую рубашку, Майка?! Только заметь, ладно? Заметь, пожалуйста. А хочешь, я накоплю денег и подарю тебе платьишко? Короткое, в одуванчиках, помнишь, мы видели с тобой на витрине? Чтобы ты стала девочкой-феей. Ты и есть девочка-фея, от тебя пахнет малиной. Ты говоришь, это шампунь, но это малина – мне виднее.
