Юджин О'Нил - За горизонтом (Eugene ONeill. Beyond the Horizon)
Рут (увидев Роберта). Здорово, Робби.
Роберт (вздрогнув от неожиданности). Здравствуй, Рут.
Рут (перепрыгивает через кювет и присаживается около него на ограду). Я искала тебя.
Роберт (многозначительно). Только что здесь был Энди.
Рут. Знаю — я встретила его. Он сказал, что ты здесь. (Кокетливо.) Я искала не Энди, как ты считаешь. Я искала тебя.
Роберт. Потому что я завтра уезжаю?
Рут. Нет. Твоя мама послала меня. Тебя нет долго — и она беспокоится. А я только что привезла к вам свою маму.
Роберт. Как она себя чувствует?
Рут (лицо ее становится печальным). Как всегда, ни лучше, ни хуже. О господи, хоть бы она немножко поправилась… Или уж скорей бы конец — все равно его не миновать.
Роберт. Она опять тебя пилила?
Рут (качает головой; с гневом.) Конечно, она только этим и занимается. Что бы я ни делала — для нее все не так. С каждым днем она все больше раздражается. О Роб, ты понятия не имеешь, как с ней тяжело! Вдвоем в огромном пустом доме… всякий сошел бы с ума. Если бы папа был жив… (Останавливается, словно устыдившись своей несдержанности.) Наверно, не надо жаловаться. Но я только тебе — больше никому! (Вздыхает.) Бедная мама, одному богу известно, как она страдает. С самого моего рождения сидит неподвижно в кресле, сама шагу сделать не может. Но почему она сердится на меня все время? Как бы я хотела тоже куда-нибудь уехать, как ты.
Роберт. Уехать не так-то легко… а иногда и оставаться не легче.
Рут. Не дура ли я? Дала себе слово не заводить разговора о твоем путешествии, пока ты не уедешь, — и вот, пожалуйста, не выдержала.
Роберт. А почему ты не хотела говорить о нем?
Рут. Не хотела портить последний вечер. О Роб, как я буду… как мы все будем скучать о тебе. Твоя мама выглядит так, словно вот-вот разрыдается. Ты должен знать… что я чувствую… Энди, и ты, и я — ведь мы, пожалуй, всю нашу жизнь были вместе…
Роберт (пытаясь улыбнуться). Ты и Энди и теперь будете вместе. Вот мне без вас будет тяжело.
Рут. Но ты увидишь новые страны, встретишь новых людей… А мы останемся здесь, на старом месте, где все каждую минуту будет напоминать о тебе. Не стыдно ли тебе уезжать сейчас — весной, когда все кругом так чудесно? (Вздохнув.) Но зачем говорить об этом? Ведь для тебя самое лучшее — уехать… Ради твоего здоровья. Говорят, морское путешествие принесет тебе пользу.
Роберт (с недовольной гримасой). Ты-то не говори со мной как с безнадежно больным. Надоело от других слушать. Право же, Рут, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не ради своего здоровья я собираюсь путешествовать.
Рут. Разумеется. Тебе хочется проявить себя, попытать счастья, как говорит твой отец.
Роберт (рассердившись). Наплевать мне на все это! Я б и дорогу не пересек ради всего этого! Я скорее бы сбежал… (Смеется над собственным раздражением.) Прости, Рут, я рассердился, но и Энди тоже тут высказывал мне всяческие практические соображения.
Рут (несколько озадачена). Ну, если не поэтому… (С внезапной силой.) То почему же ты все-таки едешь?
Роберт (быстро повернувшись к ней, с удивлением, медленно). А почему ты об этом спрашиваешь, Рут?
Рут (опуская глаза под его испытующим взглядом). Потому что… (Запинаясь.) Мне очень неловко…
Роберт (настойчиво). Почему?
Рут. Просто так…
Роберт. Я не смог бы остаться дома, если бы и хотел. А забудут меня здесь очень скоро.
Рут (пылко). Никогда! Я не забуду никогда! (Старается скрыть свое смущение.)
Роберт (мягко). Обещаешь?
Рут (уклончиво). Конечно. Как не стыдно думать, что кто-нибудь из нас сможет забыть тебя.
Роберт (разочарованно). О!..
Рут. Но ты мне еще не сказал, почему ты уезжаешь от нас. Скажешь сейчас? Да?
Роберт (печально). Вряд ли ты поймешь. Трудно объяснить даже самому себе. Это какое-то внутреннее, инстинктивное тяготение — его не проанализируешь. Оно либо есть в тебе, либо нет. Оно в крови, в костях. Но не в мозгу, хотя воображение тут играет очень большую роль. Я ощутил это еще ребенком. Ты не забыла, каким я был в те дни?
Рут. Они прошли, Робби, не стоит вспоминать.
Роберт. Нет, нужно, иначе ты не поймешь. Так вот в те дни мама, бывало, хлопочет по дому… Чтобы я ей не надоедал, она пододвигала мой стул к окну и говорила: "Сиди тихо и смотри на улицу". И я сидел спокойно.
Рут (с жалостью). Да, ты был спокойным ребенком и к тому ж очень хворал.
Роберт. Сидел и смотрел поверх полей, за холмы, вон туда — видишь? (Показывает вдаль.) Забывал, где у меня что болит. Начинал мечтать. Я знал — там, за холмами, море, — мне об этом рассказывали. Я спрашивал себя — какое оно, старался представить себе… (Улыбаясь.) Мне казалось, — все чудеса на свете там, в далеком-далеком море. Море манило меня к себе, как манит сейчас. (Пауза.) А иногда я смотрел на дорогу, которая убегала далеко к холмам. Я решил — она бежит к морю. И я дал себе слово — когда вырасту, стану сильным, побегу по этой дороге, и мы вместе с ней найдем море. (Улыбаясь.) Так что, понимаешь, сейчас я просто выполняю слово, которое дал себе мальчишкой.
Рут (очарована его тихим, мелодичным голосом). Понимаю…
Роберт. Это были самые счастливые минуты у меня в детстве. Я любил бывать один. Мне нравилось следить, как прячется за горизонт солнце, как разливаются по небу чудесные краски. Каждый вечер небо бывало разным — то облачным, то совершенно чистым, и по-разному окрашивал его закат. Я поверил — там, за горизонтом, по ту сторону холмов, скрыта страна чудес, там живут добрые феи. (Улыбаясь.) Да, Рут, я верил в фей, хотя мальчишке это не пристало. Ты же знаешь, как отец презирает всякое фантазерство, одно упоминание о вере во что-то приводит его в ярость.
Рут (печально). А у нас совсем наоборот.
Роберт. Отец даже маму стыдил и запрещал ей рассказывать нам с братом о чем-либо подобном. В доме разговаривали всегда только о делах, о ферме да о земле. Я не выносил этих разговоров — вот поэтому, должно быть, и поверил в фей. (Улыбаясь.) Я, пожалуй, и сейчас готов в них верить. Феи были для меня реальными существами. Иногда — ученые-психологи, наверно, назвали бы это самовнушением, — иногда я действительно слышал, как они тихим, нежным шепотом звали меня потанцевать с ними, поиграть в прятки, пойти посмотреть, где прячется солнце. Они пели свои маленькие песни, в которых рассказывалось об удивительных чудесах в их сказочном царстве за холмами, и обещали показать мне их, если только я пойду с ними. Но пойти с ними я не мог — и заливался слезами, а мама думала, у меня что-то болит. (Смеется.) Вот поэтому я уезжаю. Я и сейчас слышу, как феи зовут меня, хотя я уже взрослый и уже знаю все, что там, за холмами. Но горизонт по-прежнему далеко и по-прежнему манит меня. (Поворачивается к ней, мягко.) Тебе теперь понятно, Рут?
Рут (очарованная, шепчет). Да, Роб!
Роберт. Ты чувствуешь…
Рут. Да, Робби, да. (Невольно прижимается к нему.) Роберт, не отдавая отчета, что делает, обхватывает рукой ее талию.
Роб, как я могу не чувствовать? Ты так рассказываешь…
Роберт, внезапно поняв, что обнял Рут и что ее голова лежит у него на плече, опускает руку.
Рут, опомнившись, смущенно отодвигается от него.
Роберт. Теперь ты все знаешь. Но есть и еще кое-что.
Рут. Еще, Роб? Расскажи, ты должен.
Роберт (испытующе смотрит на нее. Она опускает глаза). Не знаю, стоит ли. Ты очень хочешь, чтобы я сказал? И ты не рассердишься? Обещаешь?
Рут (по-прежнему не глядя на него, мягко). Обещаю.
Роберт (просто). Я люблю тебя, Рут. Вот другая причина моего отъезда.
Рут (закрывает лицо руками). Роб!
Роберт. Дай мне кончить, раз уж я начал. Я не собирался говорить. Но теперь чувствую, — должен. Пусть тебя это не беспокоит! Я уезжаю далеко, может быть, навсегда. Всю жизнь я любил тебя, и это стало ясно мне только тогда, когда я решил ехать с дядей Диком. Я вдруг понял, что расстаюсь с тобой навсегда! Мне стало невыносимо больно! Я понял — я люблю тебя, люблю с тех пор, как помню себя. (Нежно отнимает руки Рут от ее лица.) Не сердись! Это невероятно, невозможно, но это так. А когда я это открыл — я понял, как любит тебя Энди, как любишь его ты.
Рут (бурно). Нет! Нет, я не люблю Энди. Не люблю.
