Александр Мардань - Лист ожиданий
ОНА (потрясенно). Костя, Вы волшебник!..
ОН (явно довольный ее реакцией). Добытчик!
Вера, улыбаясь, берет платье и босоножки, видит шляпу.
ОНА. Боже! А это зачем?
ОН. Это — в нагрузку. У них сдачи не нашлось…
Вера снова скрывается в ванной. Костя тем временем садится к телефону, набирает номер.
ОН. Позовите руководителя оркестра? Он играет? Слышу, что играет. Громче, чем нужно. Позовите, это из отдела культуры, пусть подойдет. (Пауза.) Романов беспокоит. Песню про белый пароход знаете? Следите за входом в зал, как только зайдет женщина в длинном сиреневом платье, прерывайте мелодию и начинайте играть. (Пауза) Так надо! Вопрос политический! (Пауза) Исполняйте.
Заходит Вера в новом платье. Костя молча долго смотрит на нее.
ОНА (польщена, смеется). Позвольте представиться — Анжелика.
ОН. Очень приятно! Жофрей.
Вера берет Костю под руку, он демонстративно прихрамывает. Они выходят из номера. Свет постепенно гаснет. После паузы громко слышна песня «Ах белый теплоход…».
Акт 3-й
В двух картинах
1980 год.
Гостиничный номер с двумя кроватями. На стене висит большой плакат-календарь с олимпийским Мишкой, рядом — принесенный откуда-то плакат «Пятилетке качества — рабочую гарантию». На столе — хрустальная ваза с 25-ю розами и торт, в котором горят пять свечей. Рядом — арбуз, новенький кассетный магнитофон, коньяк «Арарат», шампанское и пачка «Marlboro».
Открывается дверь, входит Константин с Верой на руках. Он в костюме, она — в вечернем платье. Увидев плакат и торт со свечами, Вера начинает смеяться, и Константин чуть не роняет ее на пол. Став на ноги, Вера подходит к столу. С двух сторон они одновременно задувают свечи на торте.
ОНА. Костя, у тебя талант по организации праздников, по тебе плачет отдел культуры ЦК.
ОН. При виде моей анкеты у твоих комсомольцев слезы высохнут сами.
ОНА. Да брось ты, у Брежнева самого жена еврейка, или брат жены. Нет, вспоминаю, муж сестры, то есть шурин.
ОН. Да, я знаю, в нашей стране евреи — такие же люди, как все. Только им чаще других приходится это доказывать.
ОНА (не обращая внимания на его реплику). А знаешь, как еще мужей сестер называют? (Что-то говорит Константину на ухо, оба смеются.) У меня для тебя подарок. Закрой глаза. (Достает из сумочки и надевает ему на руку часы.) Открой. С олимпийской символикой, такие нашим спортсменам дарили, — противоударные, и нырять в них можно на семь футов под килем. Я правильно футы указываю, товарищ камышовый моряк? Нравятся?
Константин рассматривает руку, на которой две пары часов.
ОН. Очень. Японские от советских уже на минуту отстают. Нет, действительно, нравятся, только потом браслет подрегулирую. (Снимает и кладет часы в карман.)
ОНА (несколько расстроено). Так и знала, не понравились.
ОН. Мне мама на день рождения подарила два галстука. Через неделю прихожу к ней на воскресный обед в одном из них. Смотрю — она чем-то расстроена, допытываюсь. Что, говорит, второй не понравился?
ОНА. Ты мне говорил, что у нас с твоей мамой много общего.
ОН. Ну, хотя бы я, это уже не мало. Буду носить, честное слово. Я тебе про Хельсинское совещание рассказывал? Нет? (Рассказывая, открывает шампанское, наливает его в оставшиеся от прежнего убранства номера граненые стаканы.) Выходят после заседания в холл перекурить Брежнев, Форд и Жискар Дэстен. Форд говорит: «Господа, после подписания заключительного акта в Европе начнется отсчет нового времени. Сверим наши хронометры», — и достает карманные часы на золотой цепочке. Щелкает крышкой, на крышке надпись: «Самому деловому президенту от бизнесменов Америки». Жискар достает свои: «Самому обаятельному президенту от женщин Франции». Брежнев — свои: «Графу Воронцову от графини Курагиной».
ОНА (прыснув, но потом подавив смех). Как ты не боишься эти анекдоты рассказывать? Тут же всё может прослушиваться. Один сероглазый товарищ говорил, что через телефон можно прослушать любое помещение, в котором он установлен.
ОН. Вера, не разглашай государственные тайны. И потом, за анекдоты уже давно не сажают.
ОНА. Не сажают, но визу закрывают.
Звонит телефон. Костя берет трубку, молча слушает, после паузы становится по стойке смирно, показывает Вере рукой на невидимые погоны на плечах.
ОН. Так точно, товарищ, да, искренне, искренне смеялась, товарищ полковник…
Кладет трубку. Вера смотрит на него с недоумением.
ОН (смеется). Это дежурная по этажу звонила. Она нас теперь любит, причём с каждым днем мы становимся для неё всё дороже и дороже. Спрашивает, не сгорели ли свечки раньше времени. (смеются оба.)
ОНА. Помнишь Марину? (Костя смотрит непонимающе.) А, ты же ее не можешь помнить… Моя знакомая, с которой я должна была встретиться в ресторане, в Ялте, когда мы с тобой познакомились. Она в тот вечер не пришла — прощалась с курортным другом, местным работником горячего цеха.
ОН. Какого цеха?
ОНА. Горячего: в жаре, по колено в воде. Пляжный фотограф.
ОН. Теперь она ездит отдыхать только в Ялту?
ОНА. Представь, нет. Года три она ездила, а потом развелась и перебралась к нему. В школе преподает! Это после кафедры МГУ! Можешь себе представить?
ОН. Могу. А ты?
ОНА. А я — нет. Сменить мужа — начальника треста на пляжного фотографа! Москву — на провинцию…
ОН. Ну почему — «провинция»? Курорт. Вон какие дамы отдыхать ездят. (обнимает ее)
ОНА. Курорт — для тех, кто отдыхает. А знаешь, что в Ялте, да и здесь, в Сочи, зимой делается?
ОН. Что?
ОНА. Ничего. Мертвый сезон. Жизнь заканчивается. Здесь надо, как растению, на полгода впадать в спячку…
ОН. Ну, а сама она что говорит?
ОНА (пожимает плечами). Говорит, что счастлива.
ОН (наливает в стаканы шампанское). Тогда давай за счастье.
ОНА. Кто-то меня убеждал, что в вопросах счастья он, как и Пушкин, атеист, и в него не верит.
ОН (со вздохом). Если бы мы пили только за то, во что мы верим…
Выпивают. Константин достаёт из шкафа пакет.
ОН. Теперь твоя очередь глаза закрывать.
Вера с радостью выполняет просьбу. Он достаёт из пакета эротичную прозрачную ночную рубашку.
ОН (серьёзным голосом). С олимпийской символикой.
ОНА (разглядывая рубашку, серьёзно спрашивает). Где?
Ответ он шепчет ей на ушко. Оба смеются.
ОНА. Я должна это немедленно померить.
Уходит в ванную. Костя подходит на цыпочках к дверям и, убедившись, что заработал кран, быстро подходит к телефону и набирает номер.
ОН. Людочка, привет, это я. Да, всё в порядке, ещё на пару дней придётся задержаться. Ну, ты же знаешь, конец квартала, всегда аврал. Ириша спит? Что у нее в школе? (пауза.) А у тебя? (пауза.) Ладно, всё, целую, у меня всего одна пятнашка. Да, с автомата. Всё, завтра позвоню.
Подходит к столу, включает новый кассетник. Звучит песня: «Миллион, миллион, миллион алых роз». Костя обрывает один из бутонов и посыпает лепестками постель. Раздевается под музыку. Открывается дверь ванной.
ОНА. При свете в этом ходить нельзя.
ОН. А Светы здесь нет, так что выходи смело.
ОНА. Не выйду. Гаси.
ОН. Эксгибиционизм в малых дозах полезен в любом количестве.
ОНА. Сейчас надену халат.
Под тяжестью последнего аргумента Костя подходит к выключателю и гасит свет со словами: «Вот так и живем, в темном царстве».
Свет гаснет. Некоторое время слышна песня: «Прожил художник один, много он бед перенес, но в его жизни была песня безумная роз»…
Картина II
Утро. Вера одна спит в постели, Кости в номере нет. Раздается стук в дверь. Проснувшаяся Вера прячется под простыню. Дверь открывается, входит Костя с полотенцем, переброшенным через руку, как у официанта, и с подносом, на котором дымятся чашки с кофе.
