Коллектив авторов - Русская драматургия ХХ века: хрестоматия
М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени: Сб. ст. М., 1988.
Смелянский А.М. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., 1989.
Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988.
Дни Турбиных
Пьеса в 4-х действиях
Турбин Алексей Васильевич, полковник-артиллерист, 30 лет.
Турбин Николка, его брат, 18 лет.
Тальберг Елена Васильевна, их сестра, 24 лет.
Тальберг Владимир Робертович, генштаба полковник, ее муж, 38 лет.
Мышлаевский Виктор Викторович, штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
Шервинский Леонид Юрьевич, поручик, личный адъютант гетмана.
Студзинский Александр Брониславович, капитан, 29 лет.
Лариосик, житомирский кузен, 21 года.
Гетман всея Украины.
Болботун, командир 1-й конной петлюровской дивизии.
Галаньба, сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
Ураган. Кирпатый.
Фон Шратт, германский генерал.
Фон Дуст, германский майор.
Врач германской армии.
Дезертир-сечевик.
Человек с корзиной.
Камер-лакей.
Максим, гимназический педель, 60 лет.
Гайдамак-телефонист.
1– й офицер.
2– й офицер.
3– й офицер.
Юнкера и гайдамаки.
I, II и III акты происходят зимой 1918 года в городе Киеве. IV акт – в начале 1919 года.
АКТ ПЕРВЫЙКАРТИНА ПЕРВАЯ
Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини. Алексей склонился над бумагами.
[Ожидание Тальберга. Появление Мышлаевского, прибывшего с позиций под Красным Трактиром. Появление кузена Турбиных из Житомира, знаменитого Лариосика. Возвращение Тальберга. Разговор Тальберга с Еленой, в котором он сообщает о том, что ему необходимо бежать в Берлин, так как «немцы оставляют гетмана на произвол судьбы». Разговор Тальберга с Алексеем Турбиным.]
Тальберг. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Сегодня положение гетмана стало весьма серьезным. Алексей. Как?
Тальберг. Серьезно, и весьма. Алексей. В чем дело?
Тальберг. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами.
Алексей. Неужели? Дело желтенькое… Спасибо, что сказал.
Тальберг. Теперь второе. Я сию минуту должен уехать в командировку.
Алексей. Куда, если не секрет?
Тальберг. В Берлин. Алексей. Куда? В Берлин?
Тальберг. Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие.
Алексей. Надолго, смею спросить?
Тальберг. На два месяца. Алексей. Ах, вот как.
Тальберг. Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.) Что это значит?
Алексей (спрятав руку за спину). Это значит, что командировка ваша мне не нравится.
[Попрощавшись с Еленой и братьями Турбиными, Тальберг уходит.]
Николка. Алеша, как же это он так уехал? Куда? Алексей. В Берлин.
Николка. ВБерлин. Ага. В такой момент. С извозчиком торгуется. (Философски.) Алеша, ты знаешь, я заметил, он на крысу похож.
Алексей. А дом наш на корабль. Ну, иди к гостям. Иди, иди.
Николка уходит.
Алексей. Дивизион в небо как в копеечку попадает. «Весьма серьезно». «Серьезно, и весьма». Крыса! (Уходит.)
Елена (возвращается из передней. Смотрит в окно). Уехал…
КАРТИНА ВТОРАЯ [Беседа за ужином.]
Студзинский. Этот ваш гетман.
Алексей. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли?! Если бы ваш гетман вместо того, чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духом не пахло в Малороссии. Но этого мало – мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. Ведь самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас.
Шервинский. Немцы бы не позволили формировать армию, господин полковник: они ее боятся.
Алексей. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Кончено! Войну мы проиграли. У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам нужен украинский хлеб, сахар. Берите, лопайте, подавитесь, только помогите нам, чтобы наши мужики не заболели московской болезнью». А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кофейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане. Он в кофейне сидит на Крещатике. Там же, где вся штабная орава. Нуте-с, великолепно. Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет! Отлично-с! А вот глянул я на них, и даю вам слово чести – в первый раз дрогнуло мое сердце. <…> Дрогнуло, потому что на сто юнкеров – сто двадцать человек студентов и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу. Снег идет, туман вдали. Померещился мне, знаете ли, гроб. <…> Вот, господа, сижу я сейчас среди вас, и у меня одна неотвязная мысль. Ах! Если бы мы все это могли предвидеть раньше! Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, черный туман. Его и вовсе нет. Вы гляньте на окна, посмотрите, что там. Там метель, какие-то тени. В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы встретимся. Вижу я более грозные времена. Ну, не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с большевиками, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или – вернее – они нас. Пью за встречу, господа!
[Разговор об императоре, гимн «Боже, царя храни…». Сцена объяснения Елены и Шервинского.]
АКТ ВТОРОЙКАРТИНА ПЕРВАЯ
[Кабинет гетмана. Шервинский узнает от лакея Федора о том, что дежуривший у аппаратов адъютант, князь Новожильцев, оставил свой пост.
Появление гетмана. Шервинский докладывает гетману о побеге князя Новожильцева, об отбытии командующего добровольческой армии, князя Белорукова, со всем штабом в германском поезде в Германию, о прорыве городского фронта петлюровскими частями и о том, что конница Болботуна пошла в прорыв.
Появление представителей германского командования – генерала фон Шратта и майора фон Дуста, которые предлагают гетману «эвакуацию», на что он поспешно соглашается. Шервинский по телефону предупреждает Алексея Турбина о позорном побеге гетмана. Шервинский переодевается в штатское и оставляет дворец.]
КАРТИНА ВТОРАЯ
[Штаб Болботуна. Сцена допроса у Болботуна «дезертира-сечевика», «человека с корзиной» и еврея.
Болботун получает по телефону сообщение о том, что подступы к городу взяты.]
АКТ ТРЕТИЙКАРТИНА ПЕРВАЯ
Вестибюль Александровской гимназии. Ружья в козлах. Ящики, пулеметы. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху. В стеклах рассвет. За сценой грохот: дивизион с музыкой проходит по коридорам гимназии.
[Юнкера и офицеры в ожидании командира дивизиона Алексея Турбина.]
Алексей. Приказываю дивизиону внимательно слушать то, что я ему объявляю.
Тишина.
За ночь в нашем положении, в положении всей русской армии, я бы сказал, в государственном положении Украины произошли резкие и внезапные изменения. Поэтому я объявляю вам, что наш дивизион я распускаю.
Мертвая тишина.
Борьба с Петлюрой закончена. Приказываю всем, в том числе и офицерам, снять с себя погоны, все знаки отличия и немедленно же бежать и скрыться по домам. (Пауза.) Я кончил. Исполнять приказание!
Студзинский. Господин полковник, Алексей Васильевич!
Алексей. Молчать, не рассуждать! 3-й офицер. Что такое? Это измена!
Шевеление, гул.
Его надо арестовать!
Шум.
[Сцена возрастающего возмущения в дивизионе.]
Алексей. Да… Очень я был бы хорош, если бы пошел в бой с таким составом, который мне послал господь бог в вашем лице. Но, господа, то, что простительно юноше-добровольцу, непростительно (3-му офицеру) вам, господин поручик! Я думал, что каждый из вас поймет, что случилось несчастье, что у командира вашего язык не поворачивается сообщить позорные вещи. Но вы недогадливы. Кого вы желаете защищать? Ответьте мне.
Молчание.
Отвечать, когда спрашивает командир! Кого?
3-й офицер. Гетмана обещали защищать.
Алексей. Гетмана? Отлично! Сегодня в три часа утра гетман бросил на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским офицером, в германском поезде, в Германию. Так что, в то время как поручик собирается защищать его, его давно уже нет.
Юнкера. В Берлин! О чем он говорит?! Не хотим слушать!
Гул. В окнах рассвет.
Алексей. Но этого мало. Одновременно с этой канальей бежала по тому же направлению другая каналья, его сиятельство командующий армией князь Белоруков. Так что, друзья мои, не только некого защищать, но даже и командовать нами некому. Ибо штаб князя дал ходу вместе с ним.
