Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы
О. У н г в е н т и й (с усмешкой). Начинаю. Слушайте меня, единоверцы. (Поет дрожащим голосом без определенной мелодии.)
Это я — это он.
А в душе какой-то звон.
А в душе звонят звоночки.
Эй вы, дочки, эй, сыночки.
Я один —
Вместо двух.
А в Эдеме —
Мягкий пух.
Эдредоны и Эдемы,
Мальвы, маки и вербены
Разлетелись в прах и в пух.
Пусто в бездне оплеух.
В брюхо — бух!
В брюхо — бух!
Правда в бездне
Одинока,
Многолика, многобока.
Мной зачат бездонный вздох!
Но и в Правде вырос мох!
Много раз я одиноко
В черноте пустых миров
Чашу наполнял до края.
Встаньте, ведьмы — нету рая.
Это труп — это труп...
Ощипли его как птичку.
Быть душой — напрасный труд.
Вот так души —
Все по уши
Роковым Ничем залиты,
Перечеркнуты, размыты.
В ус не дуют,
Чтоб в иную
Кучу мяса жизнь вдохнуть.
За бесценок тело сбудь!
Вечный страж ворчит, горюет,
Раскопай же тайны суть.
Ужас Истиной торгует —
Так за всех успей хлебнуть.
(Говорит). Прошу прощения, господа. Я чистый философ, а вовсе не поэт. Я сымпровизировал стишок — такой, как мог. (Вахазару.) Вахазар, преклони колени в знак своего единения с вечной Истиной. И ты тоже преклони колени, Свинтуся, пребывающее в неведении дитя извращенной похоти.
Вахазар и Свинтуся становятся на колени у подножья трона.
Г о л о с а и з т о л п ы. Что за мерзкая комедия!
За сценой слышен звон большого колокола.
О. У н г в е н т и й. Чем более она омерзительна, тем важнее могут оказаться ее последствия. Истина должна укрыться под плащом лжи, чтобы быть привлекательней. Ведь истины на вас наводят скуку. Вы хотели обряда — вот он. (Торжественно.)
Вот она — а вот и он.
Странный колокола звон
Перекатывает звуки —
Мне под трон, (изменив тон)
Мне под трон.
Слышу охи,
Слышу вздохи,
Пашет землю легион —
Семя Правды сеет он.
Всё пойдет мозгам на суп.
Хруп да хлюп.
И ты, сестричка,
Бледной немощи частичка,
Одинокой плоти струп
Дай владыке всеблагому —
Всемогущему такому.
(Говорит.) Прошу прощения, господа, это экспромт. Поэтом я никогда не был. И в этом проклятье всей моей жизни. (Целует в лоб Вахазара и Свинтусю.) А теперь довольно церемоний. Я никогда не был специалистом по части этих пережитков, маскирующих Истину. Слушай меня, Дюбал Вахазар: ты — самый дрянной комедиантишка из всех, кого я знал, коварнейшая разновидность, которая через извращение достигла абсолютного владения телом, тип правителя-вырожденца, перед которым могли бы склониться самые аморальные из цезарей и персидских сатрапов...
В а х а з а р (прерывает его). Ах! Если б это было так! Но даже и это уже не...
О. У н г в е н т и й. Ты задумал меня очернить, обезвредить своей якобы-искренностью. Ну хорошо же. Ты абсолютный нуль. И ты, и те, кто был до тебя, — все эти проклятые общественники, приносившие себя в жертву ради общего блага. Всё это остатки чего-то безвозвратного утраченного. Все может быть иначе, только если победит то, к чему стремлюсь я. Ты понимаешь? Тебя нет вообще.
В а х а з а р (стоя на коленях, холодно). Я не могу не согласиться со всем, что здесь сказано. Бесспорно, это самая странная минута в моей жизни: я не знаю, кто я такой. Поймешь ли ты меня, коварный старец? Ты ведь понятия не имеешь, что это значит — не знать. Хаааа!!! (Коротко рычит, стоя на коленях. Потом умолкает.)
О. У н г в е н т и й (ликующе — толпе). Я победил его, победил окончательно. Он уже не может быть моей пружиной. Вахазар, ты не существуешь для меня, следовательно, не существуешь вообще. Тебя нет. Скажи, что тебя нет. Порадуй бедного старца и мученика своей последней исповедью.
В а х а з а р (встает, Свинтуся остается на коленях). Меня нет — это слишком слабо сказано. Моя суть — неопределенность, я в ней живу. Мне кажется, что я — во всём. Я насыщен полнотой Бытия. Все растворяется в Бесконечности! Убейте меня, иначе я лопну от восторга перед самим собой. Какое счастье! Какое блаженство! Не знать, кто ты такой — быть всем!!! (В безумном восторге простирает перед собой руки; Свинтуся встает.)
С в и н т у с я. Дедуля, дедуля! Не будь так прекрасен! Не говори так!.. (Замирает в восхищении, глядя на Вахазара.)
О. У н г в е н т и й (подавая знак Морбидетто). Морбидетто, пора, самое время!
Морбидетто, метнувшись от двери, накидывает лассо на шею Вахазару. Вахазар с вытянутыми вперед руками падает на спину. Морбидетто затягивает петлю, наступив ему на грудь. Вахазар, несколько раз дрыгнув ногами, испускает дух. Общее безмолвие.
С в и н т у с я (падает на труп Вахазара). Я любила только его одного!!! (Обнимает тело и застывает в этой позе.)
О. У н г в е н т и й. Свершилось! Мы свободны. Господин Рыпман, немедленно вырезать у него железу, ту — вы знаете — Carioxitates Rypmanni, и приготовить для меня инъекцию, пока теплая. Я стар, но сил у меня хватит на десятерых. Ну же, господин Рыпман, шевелитесь.
Ропот в толпе. О. Унгвентий свистит, сунув два пальца в рот. В левую дверь врывается г в а р д и я во главе со взводным, одетым, как Гнумбен. Войдя в центральную дверь, сквозь толпу проталкивается О. П у н г е н т и й с двумя П н е в м а т и к а м и.
Выгнать всех на улицу. Там будет оглашен новый указ. Я теперь — Унгвентий-Вахазар в одном лице. Да я и был им всегда. Примкнуть Штыки! Вперед!!
Гвардия со штыками наперевес теснит толпу. В дверях давка. Морбидетто убирает ногу с трупа Вахазара, выдернув ее из-под Свинтуси. Положив лассо, становится в левом углу сцены, скрестив на груди руки и насмешливо глядя на происходящее. На сцене остаются: Визгоморд, О. Пунгентий с двумя Пневматиками, Любрика с Симпомпончиком, Скаброза, I, II и III Палачи и четверо Перпендикуляристов; все они держатся в глубине сцены слева. Скаброза походит к Свинтусе, лежащей на трупе Вахазара, и нежно обнимает ее. Гвардейцы становятся у центральной двери.
С к а б р о з а. Бедное, бедное дитя...
О. У н г в е н т и й (спускаясь с трона). Морбидетто, теперь ты мой. Ты будешь моей пружиной, моим отдохновением и придворным абсурдом Бытия. Как следует отдохнуть можно, только погрузившись в полный абсурд.
Рыпман стоит, угрюмо глядя на группу: Вахазар — Свинтуся — Скаброза.
М о р б и д е т т о. О, да, Ваша Единственность. Я твой. Все это была только прелюдия к делам действительно существенным.
О. У н г в е н т и й. О, как я счастлив, как я чертовски счастлив! Во мне клокочет юный дух, пульсируя в неэвклидовом напряжении многомерного аморфного пространства. Подойди ко мне, Морбидетто: мы должны обдумать новую программу — это будет синтез вахазарова безумия с высшим смыслом моей Абсолютной Истины.
Морбидетто сладострастно улыбается. О. Унгвентий выходит в центральную дверь, опираясь ему на плечо. На пороге оборачивается.
Господин Рыпман, хватит сантиментов. Не обращай внимания на эту душещипательную сцену и займись-ка своим делом — желёзками. Ха-ха!
Р ы п м а н (Скаброзе и Свинтусе). Да простят меня дамы, но я должен выполнить свой долг, пока ткани еще живы. Через четверть часа может быть поздно. А вырезать их при жизни означало немедленную смерть.
С к а б р о з а (вставая). Господин Рыпман, не будьте так жестоки. Ведь это ее отец. Она чувствует это и потому так безутешна.
Свинтуся резко вскакивает.
С в и н т у с я (бесстрастно). Дааа? А я об этом не знала. Я думала, это чистая случайность, что я его так люблю. Но если он мой отец, мне все равно. Берите его, Рыпман.
Скаброза изумленно смотрит на нее.
Р ы п м а н. Удивительная штука эти парадоксы подсознательных состояний. Тут никакие железы не помогут. (Гвардейцам.) Вынести тело Его Бывшей Единственности в биохимический кабинет.
Гвардейцы берут тело Вахазара и выносят налево. В центральную дверь входит О. У н г в е н т и й, за ним М о р б и д е т т о, Любрика вдруг бросается вслед Гвардейцам, уносящим тело.
Л ю б р и к а. На самом-то деле одна только я могла его спасти. О, что за чудовищное свинство! (Выбегает в левую дверь.)
О. У н г в е н т и й. Господин Рыпман, глубины извращенной души этой канальи внушают ужас. (Указывает на Морбидетто). Мне от него уже никогда не избавиться.
Р ы п м а н. Таково уж проклятье всех великих: им непременно нужно найти какую-нибудь гнусную вошь, которая будет тянуть из них соки. Я удаляюсь — у меня нет времени на житейско-технические дела. (Выходит в левую дверь.)
