Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного
Английский посолДженкинсон. Государь, мы в Англии осуждаем насилие в католической Европе, но также и новгородский погром.
Иван. Вы в Англии разве не делаете то же? В Англии на Лондонском мосту в один прием повесили триста человек, и моя сестра Елизавета, показывая французскому да моему послу башни Тауэра, зубья которого сплошь увешаны повешенными, говорила: «Так-то мы выводим измену». Да издавна так было. Что сделал я да дед мой великий князь Иван Третий в Северо-Восточной Руси, делали во Франции Людовик Одиннадцатый, в Испании – Фердинанд Католик с Изабеллой Кастильской, германские императоры Фридрих Третий и Максимиллиан.
Литовский посол. То же использует Россия и для внешних завоеваний.
Иван. Мы, господа, боремся за нашу отчину. Как у Елизаветы английской соперничество с Филиппом испанским на теплых морях, так и у нас в Ливонии на Балтике с Речью Посполитой да Швецией соперничество. Ливония для нас есть сношение с Западной Европой. Белое море далеко от Европы и свободно для плавания меньшую часть года. Также и успешная наша борьба с татарской Азией: прежде оборонялись, ныне наступаем. Господа, при прежних князьях Россия тесно общалась с образованным миром. С появлением татар связь с Западом прервалась. Война с Ливонией есть восстановление прерванной татарами связи.
Литовский посол. Если вы, московиты, стремитесь к единению с Европой, отчего же отвергаете Унию всех христианских церквей?
Иван. Оттого, что подобная Уния гибельна для православного духа нашего, а то означает и для отчизны. Издавна раздвоение церкви, греческий Восток православный и латинско-лютерский Запад. В России признавался Второй Рим. Однако сто с лишним лет тому дошла весть: благочестивый император и вселенский патриарх, как раз те, кому бы и хранить больше всего истинную веру, впали в тяжкую гнусную ересь – на Флорентийском соборе 1439 года от Рождения Христа признали над собой первенство папы и приняли папство, ненавистное filioque[17]. Известие сие аки гром поразило православие. Те, на кого полагались аки на незыблемую твердыню и на оплот православия, столп веры, учителя, наставники – слово, которое ценилось на вес золота, – они вероотступники. А что стряслось далее, господа, всем ведомо. Четырнадцать лет спустя после Флорентийской унии турецкий султан Магомет Второй торжественно въезжает во главе победоносного войска в ворота Константинополя. С сей минуты Царьград становится Стамбулом, а Святая София – нечестивой мечетью. Вместо христианского креста, над поруганным храмом благочестия заблистал мусульманский полумесяц. Второй Рим низвергнут, и на престол византийский, вместо защитника православия, воссел враг Христов. Здесь Божья кара. Мог ли Бог попустить нечестивых агарян овладеть Константинополем – священным сосудом вечной истины? Город и вся страна погибли за свои грехи. Главный же грех – Флорентийская уния, подчинение папе римскому. Ежели бы и мы совершили такое, то и у нас над святыми православными соборами Кремля вместо христианских крестов заблистали бы мусульманские полумесяцы! Потому-то мы держимся нашего православного богословия.
Литовский посол. Я, Ян Кротовский, литовский посол, – убежденный протестант. Со мной в свите проповедник Ян Рокита из среды моравских братьев. И я мыслю, что многое в католичестве должно быть обновлено, а власть папы римского ослаблена. Истина в протестантском понимании Божества.
Иван. Вы, лютеране, еще хуже латын – Богу не поклоняетесь. Поклоняетесь сатане, что сидел в Виттенберге. Мы, православные, против латынства, против лютерства, против басурманства, против еретиков. (Нервно ходит.) В одном нет никаких сомнений: погиб Второй Рим, но не погибло с ним православное царство. Сосуд разбит, но не иссякло содержание. Истина, хранимая в этом сосуде, – бессмертна! Не восторжествовать над нею латынянам, или лютерам, или злым агарянам. Какой же православный народ понесет истину? Не сербы же, не болгары, согнувшиеся под ярмом мусульманства. Нет, только один русский народ. (Нервно ходит.) Русский народ, очистившийся от измен и ереси.
Ян Рокита. Государь, откуда у русских право провозгласить себя единственными носителями истины?
Иван. На то у нас, русских, и кровное право. Русские государи происходят от царской крови, потомки римского императора Августа по брату Прусу, прапращуру Рюрика, первого русского царя. Тем высокое положение признано. Греческий император Константин Мономах прислал в дар Владимиру Мономаху царский венец и ожерелье со своего плеча. Владимир короновался тем венцом с шапкой Мономаха и тем ожерельем. А в Грецию шапка Мономаха попала из Вавилона. Шапку ту послал Навуходоносор.
Ян Рокита. Государь, как же она не истлела за тысячу лет?
Иван. То убогий лютерский вопрос, ибо лютеры не верят в красоту чуда, также и в святых чудотворцев. (Нервно ходит.) Знаю я то новое лютерское учение, именуемое Евангельским. Судите по делам вашим! Последователи Евангельского учения – свиньи. Что то за учение? Можешь ли ты сказать?
Ян Рокита. Скажу, государь, если ты обещаешь не прерывать меня.
Иван. Обещаю не прерывать.
Ян Рокита. Наше Евангельское учение бросает вызов темным силам церкви во главе с папой. Папа не имеет никакого права распоряжаться поляками и литовцами. Одно только имеет он право – злодейское разбойничье и дьявольское, которым он обольстил королей и панов, обманул и заставил преклоняться этой римской мерзости. Он есть дикий вепрь, толстый бык, бесплодное дерево, волк, медведь, дракон, немой пес, злодей и хитрый разбойник, гроб нечистый, дьявольский сын, вероломный мужеубийца, фальшивый пророк, для которого Богом является брюхо.
Иван. То ты хорошо сказал. Проявил ловкость, нападая на римскую церковь. А слушал я тебя внимательно, терпеливо, и хочу похвалить твое красноречие. Начало предвещало плохой конец диспуту, однако, слава Богу, дело обошлось благополучно. Хочу иметь твою речь написанную и отвечу на нее на прощание. Тебе, Яну Роките, вручат мой трактат об апостолах и православной церкви. (Оборачивается.) Малюта, что-то стряслось?
Малюта (тихо). Государь милостивый, казак прискакал с Дикого поля. Говорит, Девлет пришел к Перекопу, а с Перекопу – на Украину.
Иван (тревожно). Куда идет Девлет?
Малюта. Девлет идет на Тулу, оттуда на Серпухов пойдет.
Никита Романов. Вот, государь, не измышленная, а истинная опасность для Руси.
Царевич Иван. Дай мне войско, батюшка, постоять за Русь.
Иван. Юн ты еще, Иван-сын. Пойдешь со мной на берег в Серпухов. Ты, Магнус, пойдешь в Ливонию.
Немецкий посол. Царь встревожен. Что-то стряслось.
Литовский посол (тихо). Набег крымцев. Помогла матка Боска. (Крестится по-лютерански.) Государь, есть ли опасность для Москвы?
Иван. Опасность есть, но отобьем татар. Москву обороним. Такая, господа, крымская татьба – стравливать между собой Москву и Литву. Манит то одного, то другого союзом и разоряет волости обеих.
Литовский посол (тихо). Панове, советую как можно быстрее покинуть Москву. (Послы уходят.)
Иван (встревоженно). Собрать воевод опричных да земских.
Малюта. Исполним, государь.
Иван. Для отражения набега крымцев на Москву поставить обоз за Москвой-рекой, за деревянным городом меж Серпуховом и калужскими дорогами. Поставить артиллерию, расписать к ней запасы и пушкарей да приготовиться для сражения с врагом.
Никита Романов. В довершение всех бедствий недоставало давнего врага русского народа – татарского нашествия. И то суждено испить русскому народу. Помоги нам, Господи. (Крестится и уходит.)
ЗанавесКонец второго действияДействие третье
Действие четвертое
