Ромен Роллан - Робеспьер
Старуха. Мне не к спеху, я ничего не жду, я терпеливая. Но у других-то терпения не хватает, уж им столько всего наобещали. Как говорится, «лучше грош, да в кармане...» Мы не больно-то верим посулам этих молодчиков из Парижа. Чего они только не наплели! Думаешь иной раз: на что они там время тратят? А они только и делают, что грызутся промеж себя. Кто из них выиграет, кто проиграет — нам-то какое дело? Кто бы ни ударил — побои-то ведь нам достаются.
Робеспьер. Вы несправедливы, матушка. Нельзя же сваливать всех в одну кучу.
Старуха. Да разве в них разберешься? Все их путают... Был у нас когда-то добрый господин Марат. Был у нас тоже наш Робеспьер... Но он уже давненько ничего для нас не делает.
Робеспьер. Говорят, однако, что несколько месяцев назад он обещал разделить между бедняками имущество подозрительных лиц.
Старуха. Это так... Обещать-то нетрудно... А на деле ничего не видать!
Робеспьер. Вероятно, он не в состоянии сделать все, что хотел бы...
Старуха. Может, и так... Вот у нас и говорят: пусть лучше каждый работает на своем поле, а те, в Париже, пускай выпутываются, как знают... Верно я говорю? Чего ты голову повесил?
Робеспьер (с грустью). Да, матушка, я думал... Но я ошибся... Я верил, что у нас будет великое братство, союз всех честных людей...
Старуха. Когда-нибудь и будет, только не скоро, не скоро, сынок. Не унывай! Мы помрем, когда это будет. Но раз будет, то не велика важность, живы мы или померли. Знать, что это случится, даже без тебя — и то хорошо, верно я говорю?
Робеспьер (поражен). Как вы догадались, матушка? Разве вы знаете меня?
Старуха (лукаво). А может, и ты его знаешь, этого самого Робеспьера?
Они обмениваются ласковой, понимающей улыбкой. Внизу слышен голос Симона.
Голос Симона (зовет). Максимилиан!
Робеспьер встает и уходит.
Занавес.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ[11]
Вечер с 8 на 9 термидора (26—27 июля). Последние лучи заката. Широкий двор; в глубине — низкое деревянное строение со стеклянной крышей, похожее на мастерскую. Справа и слева — глухие стены домов. Слева узкий проулок выводит на пустыри. Главный выход на улицу — через коридор в углу стены, справа. Действующие лица входят и выходят с двух сторон, через коридор и через проулок; у правого и левого входов сторожат дозорные и опрашивают вновь прибывающих. При поднятии занавеса двор полон народу; все волнуются, окликают, спрашивают друг друга; образуются и тут же распадаются небольшие группы[12], все движется вокруг главной оси, в центре которой — Фуше. Несмотря на общее возбуждение, все стараются говорить тише; стоит громкому возгласу выделиться из общего хора, тотчас же раздается шиканье, и снова возобновляется гул, точно сердитое жужжанье ос, накрытых колпаком.
В начале сцены среди смутного шума и гомона, гневных восклицаний, жалоб и горьких упреков выделяются негодующие возгласы: Лекуантр, Тальен, Баррас, Бурдон, Карье, Реньо в бешенстве наскакивают на Билло и Колло, смущенных и мрачных. Фуше, не принимая участия в перепалке, следит за всеми и в нужный момент вмешивается в спор.
Тальен. Все потеряно! Мы пропали!
Баррас. Зачем вы допустили, как вы могли допустить, чтобы он вернулся и выступил в Конвенте? Он давно уже там не появлялся, мы надеялись, что его позабыли...
Колло. Он внушил якобинцам, будто мы препятствуем его выступлениям в Конвенте. Мы опасались, что народ поддастся на его подстрекательства и восстанет против Конвента. Наша тактика состояла в том, чтобы вернуть Робеспьера, при условии, что он согласится на примирение.
Баррас. Никаких условий он не принял, ничего не обещал. Вас одурачили, как баранов.
Колло. Кто мог предполагать, что через три дня после соглашения он сорвется с цепи и не пощадит никого из нас?
Карье. Вы сами поощряете его, подлые трусы! Пока он говорил и поливал вас грязью, никто из вас и пикнуть не посмел.
Матьё Реньо. Да разве можно было его прервать? Все слушали, затаив дыхание. Мы не подумали о силе его проклятого красноречия.
Лекуантр. Почему никто не заткнул ему глотку? Чего ты смотрел, Билло? Ты же его знаешь и так люто ненавидишь. Тебе надо было разоблачить его, пока он не успел взойти на трибуну.
Билло. Уж кому-кому, а не тебе меня учить, Лекуантр! Бесстыдный хвастун! Похвалялся, что заколешь кинжалом Пизистрата, а не успел он замолчать, ты первый стал вопить, чтобы речь его отпечатали. А кто помешал этому? Я!
Лекуантр. Верно, я краснею за себя! Сам не знаю, что со мной случилось. Все кругом приветствовали его. Меня точно волной подхватило.
Фуше. Пока он говорит, ничего нельзя поделать. Главное — заткнуть ему рот. Но сначала мы должны обо всем столковаться. Мы больше не можем позволить себе роскошь доверяться случаю. Надо все обсудить заранее. Еще одно такое поражение, как сегодня, и все сроки будут упущены. Завтра все решится. Либо вы объединитесь, чтобы сокрушить тирана, либо погибнете все до одного. Вы слышали, как он угрожал всему Конвенту?
Матьё Реньо. Он не захотел назвать тех, кого имел в виду.
Фуше. Ему пришлось бы назвать нас всех. И он побоялся. Но скоро вас всех арестуют, вы не успеете ни защититься, ни убежать. Вы читали списки?
Лекуантр. Они у тебя?
Тальен. А меня там нет?
Беспорядочно толпясь вокруг Фуше, вырывают у него и друг у друга листки, с трудом разбирая имена в надвигающихся сумерках. При каждом новом имени раздаются возгласы тех, кто упомянут в списках.
Баррас. Нет, я не попал в списки!
Фуше. Не радуйся раньше времени. Вот еще листок...
Баррас хватает список, находит там свое имя и злобно вскрикивает. Равнодушно читают чужие имена и яростно возмущаются, находя свое. Через несколько секунд все приходят в неистовство.
Тальен. Чудовище! Он нас всех перережет, если мы не убьем его.
Лекуантр. Я заколю его перед всем Конвентом!
Билло. Ты уже раз двадцать это обещал. Ничего ты не сделаешь.
Лекуантр. Нет, заколю. Вот мой нож!
Тальен. А вот и мой!
Матьё Реньо. И мой! Я всегда ношу его при себе. И не промахнусь, сражу злодея, а если меня схватят, то убью себя.
Фуше (устало). В девяти случаях из десяти такие покушения не достигают цели и оборачиваются против самих же нападающих. Толпа разорвет вас на части. Да, мы поразим Робеспьера, но только другим, более надежным оружием.
Матьё Реньо. Каким же?
Фуше. Мы навалимся на него всей массой, всем Конвентом.
Матьё Реньо (с презрением). Конвентом? Ты же видел, как они все запуганы.
Фуше. Их слабость — в раздорах. От вас зависит положить этому конец, вступив в союз против тирана. Если вам угодно знать, такой союз уже подготовлен. Я трудился над этим много месяцев. С минуты на минуту я жду сюда Сийеса, Буасси д'Англа, Дюран-Майяна — главарей Болота. Нам предстоит обсудить условия соглашения. Я твердо рассчитываю, что вы его подпишете.
Билло (запальчиво). Как? Чтобы я... Чтобы я согласился на сговор с этими трусами, мошенниками, которые нас ненавидят? Да я презираю их, как последнюю мразь!
Фуше. Никто не просит тебя их уважать, тебе предлагают воспользоваться их помощью.
Билло. Ни за что!
Фуше. Я не требую у вас согласия на долговременный союз. Я бы первый отверг его. Я только предлагаю им и вам заключить соглашение на короткий срок, ради одной, строго определенной цели.
Билло. Ни за что на свете! Не желаю иметь никакого дела с этими жабами!
Фуше. Но мы можем добиться победы только при поддержке большинства.
Билло. Нет, нет и нет! Лучше быть побежденным, но только не быть с ними.
Фуше. Ты нас погубишь! Что ты уперся, как бык?
Карье. Соглашайся, Билло. Как только мы нанесем удар, я сумею столкнуть их в пропасть, даю тебе слово.
Матьё Реньо. А я одобряю тебя, Билло. Вся наша сила в непримиримости. Нас запятнает подобный союз.
Карье. Запятнает?! Велика важность! Если понадобится, я пойду на любую подлость ради победы Республики.
Матьё Реньо. Хороша победа, если она играет на руку реакции! Реакция только и ждет, как бы оседлать нас.
Фуше. Я знаю, с кем имею дело, и не спускаю с них глаз. Вы сами поможете мне наблюдать за ними. На другой же день после падения Робеспьера я выдам вам их головы. Но сегодня мы не можем без них обойтись. Только крайность заставляет нас прибегнуть к их помощи. Уступи, Реньо! Согласись, Билло!
