Бернард Шоу - Другой остров Джона Булля
Ларри (глядя ей вслед). Прощай! Прощай! Боже, до чего это по-ирландски! До чего же мы оба ирландцы. О Ирландия, Ирландия, Ирландия!..
Появляется Бродбент, оживленно разговаривающий с Киганом.
Бродбент. Нет ничего прибыльней, чем загородный отель и поле для гольфа; но, конечно, надо быть не только пайщиком, а чтоб и земля была ваша, и мебельные поставщики не слишком вас прижимали, и чтоб у вас у самого была деловая жилка.
Ларри. Нора пошла домой.
Бродбент (убежденно). Вы были правы, Ларри. Нору необходимо подкормить. Она слабенькая, и от этого у нее разные фантазии. Да, кстати, я вам говорил, что мы помолвлены?
Ларри. Она сама мне сказала.
Бродбент (снисходительно). Да, она сейчас этим полна, могу себе представить. Бедная Нора! Так вот, мистер Киган, я уже говорил вам. Мне теперь понятно, что тут можно сделать. Теперь мне понятно.
Киган (с вежливым полупоклоном). Английский завоеватель, сэр. Не прошло и суток, как вы приехали, а уже похитили нашу единственную богатую наследницу и обеспечили себе кресло в парламенте. А мне вы уже пообещали, что, когда я буду приходить сюда по вечерам, чтобы размышлять о моем безумии, следить, как тень от Круглой башни удлиняется в закатных лучах солнца, и бесплодно надрывать себе сердце в туманных сумерках, думая об умершем сердце и ослепшей душе острова святых, — вы утешите меня суетой загородного отеля и зрелищем детей, таскающих клюшки за туристами и тем подготовляющихся к дальнейшей своей судьбе.
Бродбент (растроганный, молча протягивает ему в качестве утешения сигару, которую Киган с улыбкой отстраняет). Вы совершенно правы, мистер Киган, вы совершенно правы. Поэзия есть во всем, даже (рассеянно заглядывает в портсигар) в самых современных и прозаических вещах; нужно только уметь ее почувствовать. (Выбирает одну сигару для себя, другую подает Ларри; тот берет ее.) Я бы не сумел, хоть убейте; но тут начинается ваша роль. (Лукаво, пробуждаясь от мечтательности и добродушно подталкивая Кигана.) А я вас немножко расшевелю. Это моя роль. А? Верно? (Очень ласково похлопывает его по плечу, отчасти любуясь им, отчасти его жалея.) Да, да, так-то! (Возвращаясь к делу.) Да, кстати, — мне кажется, тут можно устроить что-нибудь поинтересней трамвайной линии. Моторные лодки теперь все больше входят в моду. И посмотрите, какая великолепная река у вас пропадает даром.
Киган (закрывая глаза). «Молчанье, о Мойла[39], царит на твоих берегах».
Бродбент. Уверяю вас, шум мотора очень приятен для слуха.
Киган. Лишь бы он не заглушал вечерний благовест.
Бродбент (успокоительно). О нет, этого нечего бояться; колокольный звон страшно громкая штука, им можно все что угодно заглушить.
Киган. У вас на все есть ответ, сэр. Но один вопрос все-таки остается открытым: как вырвать кость из собачьей пасти?
Бродбент. То есть?..
Киган. Нельзя строить отели и разбивать площадки для гольфа в воздухе. Вам понадобится наша земля. А как вы вырвете наши акры из бульдожьей хватки Матта Хаффигана? Как вы убедите Корнелия Дойла отказаться от того, что составляет его гордость, — положения мелкого помещика? Как вы примирите мельницу Барни Дорана с вашими моторными лодками? Поможет ли вам Дулан получить разрешение на постройку отеля?
Бродбент. Мой дорогой сэр, синдикат, представителем которого я являюсь, уже сейчас владеет доброй половиной Роскулена. Дулан зависит от своих поставщиков; а его поставщики — члены синдиката. А что до фермы Хаффигана, и мельницы Дорана, и усадьбы мистера Дойла, и еще десятка других, то не пройдет и месяца, как на все это у меня будут закладные.
Киган. Но, простите, вы ведь не дадите им больше, чем стоит земля: и они смогут вовремя выплачивать проценты.
Бродбент. Ах, вы поэт, мистер Киган, а не деловой человек.
Ларри. Мы дадим им в полтора раза больше, чем стоит земля; то есть больше того, что они смогут за нее выручить.
Бродбент. Вы забываете, сэр, что с нашим капиталом, с нашими знаниями, с нашей организацией и, осмелюсь сказать, с нашими английскими деловыми навыками мы сможем выручить десять фунтов там, где Хаффиган, при всем своем трудолюбии, не выручит десяти шиллингов. А мельница Дорана — это вообще устарелая чепуха; я поставлю там турбину для электрического освещения.
Ларри. Ну какой смысл давать таким людям землю? Они слишком беспомощны, слишком бедны, слишком невежественны. Где им бороться с нами! Это все равно, что подарить герцогство бродячему трубочисту.
Бродбент. Да, мистер Киган. У этого края блестящее будущее — может быть, индустриального центра, может быть, курорта; сейчас еще трудно сказать. Но в этом будущем вашим Хаффиганам и Доранам нет места, беднягам!
Киган. А может быть, у него совсем нет никакого будущего. Вы об этом подумали?
Бродбент. О нет, этого я не боюсь. Я верю в Ирландию, мистер Киган. Глубоко верю.
Киган. А мы — нет. У нас нет веры; только пустое бахвальство и пустая спесь — и еще более пустые воспоминания и сожаленья. О да, вы имеете право считать, что если у этой страны есть будущее, то оно принадлежит вам, ибо наша вера умерла и наши сердца смирились и охладели. Остров мечтателей, которые пробуждаются от своих мечтаний в ваших тюрьмах; критиканов и трусов, которых вы покупаете и заставляете себе служить; разбойников, которые помогают вам грабить нас, чтобы потом самим разворовать то, что вы награбили.
Бродбент (его раздражает такой неделовой взгляд на вещи). Да, да. Но, знаете, то же самое можно сказать о любой стране. Суть не в этом, а в том, что на свете есть только две вещи — успех и неуспех, и два сорта людей — те, у кого есть деловая хватка, и те, у кого ее нет. И совершенно неважно, ирландцы они или англичане. Я приберу ваш городишко к рукам не потому, что я англичанин, а Хаффиган и компания — ирландцы, а потому, что они простофили, а я знаю, как взяться за дело.
Киган. А вы подумали о том, что будет с Хаффиганом?
Ларри. Э, мы ему дадим какую-нибудь работу и платить будем, наверно, больше, чем он сейчас выручает.
Бродбент (с сомнением). Вы думаете? Нет, нет. Сейчас уже становится невыгодно брать на работу людей старше сорока лет, даже в качестве чернорабочих, а это, вероятно, единственное, на что Хаффиган способен. Нет, пусть лучше уезжает в Америку или в колонии, бедный старик. Он отработал свое, это сразу видно.
Киган. Бедная, обреченная душа, с такой дьявольской хитростью запертая в невидимых стенах.
Ларри. Неважно, что будет с Хаффиганом. Он все равно скоро умрет.
Бродбент (шокирован). Ах, нет, Ларри. Не будьте таким бессердечным. Это жестоко по отношению к Хаффигану. Не будем жестоки к потерпевшим крушение.
Ларри. Э! Какое это имеет значение, где окончит свои дни дряхлый, бесполезный старик и есть ли у него миллион фунтов в банке или только койка в работном доме. Идут в счет только молодые, способные люди. Истинная трагедия Хаффигана в том, что юность его была растрачена бесплодно, что ум его остался неразвитым, что он до тех пор возился со свиньями и копался в грязи, пока сам не обратился в свинью и комок грязи, а вместо души у него остался один скверный характер, от которого нет житья ни ему самому, ни окружающим. Пусть умирает поскорей, а наше дело позаботиться о том, чтобы у нас больше не было таких, как он. Молодая Ирландия должна извлечь из этого урок, а не повод для еще новых бесплодных сожалений. Пусть ваш синдикат…
Бродбент. Ваш тоже, дружище. Вы ведь тоже, кажется, пайщик.
Ларри. Хорошо, пусть будет мой. У нашего синдиката нет совести; все ваши Хаффиганы, и Дуланы, и Дораны значат для него не больше, чем кучка китайских кули. Он использует ваши патриотические бредни и вожделения, чтобы получить над вами политический контроль в парламенте, и проделает это с таким же цинизмом, как если бы закладывал кусочек сыра в мышеловку. Он будет рассчитывать, и организовывать, и привлекать капиталы, а вы будете трудиться на него, как муравьи, и утешаться тем, что наймете на свои гроши какого-нибудь демагога или газетного писаку и он тиснет в своей газетке статью или выдержку из речи, в которой будет обличать нашу бессовестность и нашу тиранию и восхвалять ваш ирландский героизм, — то есть поступите точь-в-точь, как Хаффиган, который когда-то заплатил пенс колдунье, чтобы она навела порчу на корову Билли Байрна. И в конце концов синдикат выколотит из вас дурь и вколотит в вас немного энергии и здравого смысла.
