Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии
ПАВЕЛ. Вы ходите сюда давно, но сегодня вы у нас впервые без чемодана.
ХМЕЛИК. Привычка, знаете ли…
ПАВЕЛ (прерывает). Наверное… но то… что вам в вашем возрасте приятно таскать чемоданы…
ХМЕЛИК. Но я, собственно, даже и представить себе не могу пятницу без этого чемодана. Он неотделим от моих пятниц.
ПАВЕЛ. Скажите, пан Хмелик, это вас иногда не оскорбляет?
ХМЕЛИК (удивленно). Нет. А почему это должно меня оскорблять? Я, собственно, об этом даже не думаю. Наступает пятница, четыре часа дня, и я иду в женский павильон. Постучу в дверь пани Конти, возьму чемоданчик и иду. Чемодан всегда стоит у дверей. Не знаю, понимаете ли вы меня… Но без этого чемодана пятница для меня уже не была бы пятницей. И, в конце концов, этот чемодан вовсе не тяжелый. Большой, но не тяжелый.
ПАВЕЛ. А что в нем?
ХМЕЛИК. Не знаю.
ПАВЕЛ. Не знаете?!
ХМЕЛИК. Нет.
ПАВЕЛ. А вам это не странно?
ХМЕЛИК. Что?
ПАВЕЛ. Ну то, что много лет подряд каждую пятницу таскаете этот чемодан и даже не знаете, что в нем.
ХМЕЛИК. Когда-то давно я об этом думал. Я уже и сам не знаю когда… Началось все это как-то незаметно. Даже не знаю как. Может быть, я сам предложил свои услуги… Может быть, этот чемодан она носила сама, и мне показалось, что ей это не подобает. Позднее, видимо, она меня об этом попросила, а еще позднее я начал носить сам, без ее просьб… Я не знаю, как бы это вам…
Пауза.
ПАВЕЛ. Я положу в воду несколько таблеток аспирина. Для срезанных цветов это хорошо.
ХМЕЛИК. Большое спасибо вам… (Идет к телефону.) Этот телефон действует?
ПАВЕЛ. Действует. Он, правда, помнит времена, когда дед еще работал в гостинице, но действует.
ХМЕЛИК. Вообще-то, я не слышал, чтобы он когда-нибудь звонил.
ПАВЕЛ. Нам никто не звонит.
ХМЕЛИК (нерешительно). Мне нужно было бы… Я хотел бы вас кое о чем попросить, Павел… (Решившись.) Пани Конти уже несколько раз намекала мне, что у нее такое ощущение… Одним словом, что она в нашем обществе начинает плохо себя чувствовать. Ей кажется, что мы сомневаемся в существовании ее сына. Что, видимо, мы ей не верим. Это ее очень удручает.
ПАВЕЛ. Чем же я могу вам помочь?
ХМЕЛИК. Знаете, я думал, что раз у нее день рождения… Мне хотелось бы, чтобы она снова чувствовала себя с нами как раньше… Мне хотелось бы сделать ей приятное.
ПАВЕЛ. Но я не знаю, чем я смогу помочь?
ХМЕЛИК. Пустяк… маленький пустяк. Невинный обман, который вернул бы старой пани уверенность в себе. (Испытующе смотрит на Павла.) Я хотел вас попросить. Не сможете ли вы позвонить, то есть протелефонировать, сюда по вашему номеру. Около семи часов.
ПАВЕЛ. Мог бы, ну и что?
ХМЕЛИК. А не могли бы вы ее поздравить с днем рождения от имени сына?
ПАВЕЛ. А что сказать, откуда я его знаю?
ХМЕЛИК. Позвоните просто как ее сын.
ПАВЕЛ. У него странное имя. Я даже не запомнил.
ХМЕЛИК. Это имя — Губерт. Губерт Рохус Конти.
ПАВЕЛ (явно забавляясь). Рохус… Грохус. Я, наверное, не выдержу и рассмеюсь.
ХМЕЛИК (настойчиво). Достаточно сказать «Губерт». (Выжидательно.) Могли бы вы это сделать?
ПАВЕЛ. Думаю, что смогу. (Повторяет.) Губерт. Губерт… Губерт… (Уходит.)
Звонок. В комнату входит РАЙНЕР с букетом роз.
РАЙНЕР. Что вы о них скажете?!
ХМЕЛИК. Прекрасно! (Нюхает.) Розы есть розы, ничто на свете не сравнится с их ароматом… Пани Конти будет рада… Это от той цветочницы!
РАЙНЕР. От меня. (Церемонно достает из кармана маленький конверт, вынимает из него визитную карточку.) Последняя. (Читает.) «Густав Райнер, ювелир и часовщик, присяжный судебный эксперт». До чего это было давно! (Кладет визитную карточку в розы.) Эта картонка еще что-то помнит…
ХМЕЛИК. Поставим их на стол? Ваза здесь. (Поправляет розы.) Пан Райнер, кому первому пришла в голову мысль дарить цветы?
РАЙНЕР. Кому-то непрактичному.
ХМЕЛИК. Я еще на минуточку выйду. (Смотрит на Райнера. Торжествующе, про себя.) Так, значит, договорились!
РАЙНЕР (не понимая, в чем дело). О чем договорились?
ХМЕЛИК (улыбаясь). Как — о чем?! Договорились! (Уходит.)
РАЙНЕР подходит к окну, из кармана жилетки вынимает часы на нарядной цепочке, отодвигает занавеску в сторону, смотрит из окна, потом, как бы сравнивая, внимательно смотрит на свои часы.
Звонок. Входит с хозяйственной сумкой АБЕЛЬ.
АБЕЛЬ. Пан Райнер, добро пожаловать… Сегодня вы что-то рано?
РАЙНЕР. И без полицейского конвоя. «Инспектор» сегодня дежурит у нас по дому. А для гарантии я спрятал его «бригадирку».
АБЕЛЬ. Простите, я немного задержался… Пытался найти настоящий цейлонский чай. Обегал весь город…
РАЙНЕР. Напрасные старания.
АБЕЛЬ. Жаль. Пани Конти была бы рада. Думаю, больше, чем вот этому. (Вынимает из хозяйственной сумки бутылку шампанского.)
В комнату входит в новом костюме ПАВЕЛ.
ПАВЕЛ (многозначительно). Ну и живем… ну и живем…
АБЕЛЬ (вынимает из кармана дорогую подарочную сигару, Райнеру). А это для вас… Будете создавать аромат. В приличном обществе необходим аромат сигары.
РАЙНЕР. (берет сигару, предвкушая). О-о, вот это аромат, «Корронас»! Спасибо. Сделаю все, чтобы здесь была здоровая мужская атмосфера.
ПАВЕЛ (Абелю). Я тебе еще нужен?
АБЕЛЬ. Ты мне не нужен.
ПАВЕЛ. Тогда я пошел. (Уходит.) Пока…
РАЙНЕР. До свидания.
Пауза.
АБЕЛЬ (идет к буфету, Райнеру). Не помогли бы вы мне?
РАЙНЕР. С удовольствием.
АБЕЛЬ (вынимает бокалы, чашки). Там, внизу, маленькие тарелки…
РАЙНЕР (помогает). Совсем другое дело. Не то что пластмассовые черепки в нашей столовой.
АБЕЛЬ. Раз в год и в аду бывает праздник.
АБЕЛЬ и РАЙНЕР накрывают стол.
РАЙНЕР. У нас не ад, но с праздниками ничего не выходит.
АБЕЛЬ. Ни разу в год?
РАЙНЕР. Нет.
АБЕЛЬ. Я думал, что хотя бы на рождество…
РАЙНЕР. Даже и на Рождество… (Пауза.) Еды хватает… И вина дают. Но все как-то не то… Светло, тепло и елочку поставят, даже с электрическими свечками. Это трудно объяснить. Чего-то там не хватает… И подарки нам дают, даже хорошие, красиво завернутые в целлофан… Вы когда-нибудь служили в армии, были на рождество в казармах?
АБЕЛЬ. Нет… Раз в лазарете, а на другое Рождество был уже дома.
РАЙНЕР. Может, если припомните, Рождество в лазарете… Хотя и это не то. Человек был молод. А мы сидим вокруг стола, куча незнакомых людей… Друг друга знаем только по имени… Сидим плечо к плечу, а каждый одинок. Одну-единственную нашу пятницу я не поменял бы на три таких Рождества.
АБЕЛЬ. Я думал, что молодые вас… что хотя бы на Рождество…
РАЙНЕР (отвергающе). Те?! Что вы! Последний раз я их видел в июне… Три года назад… (Задумчиво.) К тому времени я отдал им почти все. Можете себе представить? Настоящие «шафгаузенки», с двумя корпусами, инкрустацией… замечательные часы… Я был рад, что молодые приходили ко мне хотя бы иногда. Черт побери, все было и все прошло! В последний раз я подарил им «дукат», золотой Терезианский «дукат». Я хранил его больше сорока лет на счастье. Вот и все, что я мог им отдать. Отдал бы больше, да уж не из чего… В конце концов, чего можно было от них ожидать! Бежал от часового дела… (С горечью и презрением.) Снабженец! (Разочарованно.) Снабженец!.. Жалко, что нет цейлонского чая.
Пауза.
АБЕЛЬ. Пан Хмелик что-то задерживается.
РАЙНЕР. А сколько, собственно, исполнится пани Конти?
АБЕЛЬ. Не имею понятия. Я думал, что вы знаете.
РАЙНЕР. Уж скорее пан Хмелик.
Пауза.
АБЕЛЬ. Не выпьем по рюмочке?
