Жак Одиберти - Антология современной французской драматургии
Слышится рокот барабанов, смешанный со звоном колоколов.
МИРТИЙ. Погодите!
ХАЛИФ. Что?
ФАТИМА(Миртию). Идемте же, прекрасный рыцарь мой, идемте. Скоро ночь, ночная тьма затопит стены и оливы.
МИРТИЙ(задерживаясь). А по мне, так только-только наступает день. Что происходит?
ХАЛИФ (Улеме). Эти барабаны… Что там происходит?
УЛЕМА. Это барабаны полицейского отряда. Во дворе тюрьмы кого-нибудь готовят на кол. (Миртию.) В юридическую процедуру наши братья-турки ввели колья. Кол у нас — как дерево без веток, с верхом несколько округлым, смазанным бараньим жиром. На него палач сажает шельмеца. И понемногу кол поднимается сквозь тело, которое, в свою очередь, опускается.
ХАЛИФ. Хорош тот палач, который обеспечивает, чтобы кол не тронул сердца.
УЛЕМА. В этом случае для смерти требуется три дня. А наши братья-турки принесли нам кроме этого еще и чай.
МИРТИЙ. А что он сделал?
ХАЛИФ (собирается уходить). Кто?
МИРТИЙ. Приговоренный.
ХАЛИФ. Черт меня побери, если я знаю. У халифа в голове таким мелочам…
УЛЕМА. А кол выскакивает из посаженного со стороны груди, но иногда, бывает, через рот.
МИРТИЙ(Халифу). Что же он мог такого сделать?
ХАЛИФ. То, что сделали вы сами, может быть! Что делаем мы все.
УЛЕМА. Ударил свою мать, нарушил закон, украл, убил…
ХАЛИФ. Жил.
УЛЕМА. Как бы то ни было, судьба его — его судьба.
МИРТИЙ. Все ли судьбы записаны заранее?
МАМЕЛЮК. Арх! Са ба лум ста дог.
ХАЛИФ. Афлама!
МАМЕЛЮК(кричит в направлении тюрьмы). Са ба лум афла! Афла!
На сцену возвращаются Пожилая женщина, музыкант с флейтой и слуги.
ХАЛИФ (Миртию). Я даю разрешение народу посмотреть на приговоренного.
МИРТИЙ. Но народ смотрит в нашу сторону.
ХАЛИФ. Я ведь халиф, а вы обращенный.
Барабаны слышатся очень близко.
ФАТИМА(Халифу). Аль Мусташа, брат мой… (Миртию.) И вы, мой рыцарик… Я предпочитаю удалиться. Не желаю видеть то, что здесь произойдет. (Она взволнованна, но силится улыбнуться.) Мы увидимся к обеду. (Уходит.)
ХАЛИФ. Мне тоже это все не нравится… Мне тоже… (Собирается уходить.)
МИРТИЙ. Это он… (Удерживает Халифа.) Я говорю вам, это он!
На балконе, открывая шествие, появляются два мамелюка, бьющие в барабаны. За ними следует Человек. Он более не в цепях. За ним идет Палач. За Палачом — Секретарь.
ХАЛИФ (Миртию). Пустите!
МИРТИЙ(восторженно). Это он. Я уверен, это он, как вы уверены в Едином.
ХАЛИФ. Он?
МИРТИЙ. Тот человек, которого я видел… Только что. Мы говорили с ним. Возможно, он христианин? Возможно, ради этого его наказывают?
ХАЛИФ. Этот человек по виду не напоминает мне католика. (Мамелюку.) Са ла хон д’вадия!
МАМЕЛЮК(кричит в сторону балкона). Фабанэ драв саламьян румдо!
Шествие на балконе замирает.
ХАЛИФ. Человек этот погибнет на колу за то…
МИРТИЙ. За что?
ХАЛИФ. Он…
УЛЕМА. Он…
МИРТИЙ. Да что он? Говорите! Что?
ХАЛИФ. В мечети… Попытайтесь ему объяснить!
УЛЕМА. Этот человек в мечети пел сотое прозвание, то, которое никто не смеет петь.
ХАЛИФ. Он преступил закон. (Тихо.) Но у судьи тяжелая рука!
УЛЕМА (тихо). Судья ведь турок.
ХАЛИФ. Врач пришелся бы более ко двору, чем кол. Петь сотое прозвание Единого — это безумие. Все может рухнуть.
МИРТИЙ. Дьявол!
Мамелюк что-то шепчет Халифу на ухо.
ХАЛИФ. Человек этот, помимо прочего, якобы мошенничал с сушеной рыбой.
Шествие медленно дефилирует по площади. Мамелюки отвешивают Человеку удары; тот извивается и усмехается.
ЧЕЛОВЕК. О, они хитры, мои убийцы. Заставляют меня двигаться, не прикасаясь. Красное яблоко взорвется. Хорошо ласкаешь ты их, женщин, мой любезный Миртий, бедный мой цыпленок. Ты ласкай, ласкай. У парфюмерши дюжина флаконов. Попроси ее тебе налить того, что с третьей полки, за квадратною коробкой. Третья полка и квадратная коробка.
Шествие, пройдя вдоль стены, заворачивает за угол здания и исчезает.
ХАЛИФ. Он лишен рассудка, это ясно.
МИРТИЙ(Халифу). Сударь, полуденная жара… И нежность, наполняющая меня благодаря жасмину сестры вашей… Я внезапно чувствую томление. Речь, которую я собираюсь перед вами держать, исходит скорее не от закованного в латы рыцаря, а от воробышка. Халиф, прошу вас, умоляю вас изобразить с дыханием ваших губ слова благоприятные…
ХАЛИФ (полагает, что Миртий просит у него руку Фатимы). Конечно… Разумеется… Ее зовут Фатима. Мой отец… Бывали у него иногда припадки мистицизма… Мой отец в один прекрасный день велел схватить единовременно по всей столице шестьсот девственниц, личностей весьма достойных по всем отзывам, таких, как дочери градоначальника и капитана. Всех их, одну за другой, по очереди, отец мой оплодотворил. И Фатима является потомком моего отца и этого курятника. (Нежно похлопывает по плечу Миртия.) Вам нет необходимости хрипеть, словно петух, запевший слишком рано, когда просите меня отдать вам в жены, следуя закону и Корану, одну меж всех моих сестер.
МИРТИЙ. Я прошу у вас не тела женщины, но снисхождения мужчине.
ХАЛИФ (указывает на здание). Сушеная рыба? Он воздействует на вас? Так это ерунда.
МИРТИЙ. Ах вот как? Для вас, значит, ерунда? Тогда…
ХАЛИФ. Тогда что?
МИРТИЙ. Немедленно! Немедленно! Приказ!
ХАЛИФ. Приказ? Немедленно? Немедленно? Какой приказ?
МИРТИЙ. Отпустить этого человека.
ХАЛИФ (Улеме). Он ничего не подозревает.
МИРТИЙ. Я ничего не подозреваю? Нет, подозреваю. Что вы не халиф.
ХАЛИФ. Я — халиф Аль Мусташа, сын Авраама через Измаила. Я владетель Миср Алькахира, Берберии, Сирии и Египта, не считая Ифрикии, что вы называете Тунисом.
МИРТИЙ. И вы увиливаете от того, чтобы отменить посадку на кол бородатого ловчилы, который — сами вы сказали — ну ни в чем не виноват.
ХАЛИФ. Не следует кричать так громко. Мамелюки близко. Что вы знаете о королях и королевствах? Ваша политическая изворотливость мне постепенно разонравливается, после того, как я ею соблазнился.
МИРТИЙ. «-лась». Соблазнилась.
ХАЛИФ. Соблазнилась?
МИРТИЙ. Я вас помещаю в женском роде из-за вашей королевской трусости.
ХАЛИФ. В любой монархии есть дыры, а иначе б как она дышала? (Демонстрирует свои одежды.) Что могу я против своей сущности?
МИРТИЙ. Но ваша сущность не в игре. Дело идет о его шкуре.
Слышны ужасные крики, раздающиеся изнутри тюрьмы.
УЛЕМА. Начинают. Начинают с кнута.
ХАЛИФ. Как будто кола недостаточно!
МИРТИЙ(Халифу). Ну, давайте! Делайте! Скорее! Канительщик изворотливый!
ХАЛИФ (Миртию, доверительно). У меня есть Египет, есть Иерусалим. Я — владетель Палестины, государь Египта — как верблюд упавший, чувствую уже над собой крылья ворон. (Привлекает Миртия совсем близко к себе.) Мамелюки были воинами моих отцов и моих дядей. Из моих же сыновей они наделают себе рабов. Мое величие выживает лишь в величии. И ежели я стану тратить его на решение мелких вопросов и мелких происшествий, то ему грозит уничтожение.
МИРТИЙ(резко). Ты всего лишь грязная чумазая свинья. И если не освободишь его, я сам его освобожу.
ХАЛИФ. Друг мой, да что это за речи?
