Роман Ясюкевич - Паук и крылья
Паук и крылья
В подвале одного музея жил паук. Музейный подвал не лучшее жилище для паука: мухи туда залетают редко, не говоря о других насекомых. Но так уж его определили в паучьей школе. Конечно, можно было подняться на первый этаж и ловить там, чего душа пожелает, однако, паук оставался в подвале. Вовсе не потому, что был такой послушный. Он и сразу-то не очень расстроился. Первое время было тяжело, но паук быстро привык жить впроголодь. Дело в том, что любимым его занятием была не охота, а плетение паутины. В этом он не знал себе равных.
Разглядывая его ажурные и необыкновенно прочные тенета, преподаватели восторженно качали головами, и ставили низший балл. «У вас талант! Настоящий паучий талант. Только объясните нам, почему вы поместили сеть в таком странном месте? Разве мы не учили вас определять пути, по которым летают мухи, комары и бабочки?» Паучок сокрушенно вздыхал, а на следующем занятии снова сплетал паутину не там, где нужно. Он прекрасно знал, в чем его ошибка, но ничего не мог с собой поделать. Ведь там, где летают всякие съедобные насекомые, летают птицы, ходят звери и, самое страшное, люди с мокрыми тряпками. Паучку было жалко употреблять свое мастерство только для того, чтобы через день-другой его творение порвали, смяли, уничтожили. Вот и получилось, что при распределении мест охоты и жизни ему — «самому талантливому и самому бестолковому», как сказал директор паучьей школы — достался музейный подвал.
Зато уж здесь паучок развернулся! В подвале не было ветра, не шел дождь, не летали птицы и даже люди туда давным-давно не заглядывали. А если бы заглянули!
Паучок начал с единственного подвального окошка. Ему все-таки было немножко стыдно перед учителями, и свою первую паутину в новом доме он соткал там, где она и должна быть. Правда, постарался сделать ее из тончайших, почти невидимых нитей, но и такое его решение преподаватели несомненно одобрили бы. Надо сказать, именно благодаря этой ловушке паучок не умирал с голоду. Когда у него начинала кружиться голова и подламывались лапки, он подбегал к окошку, и там всегда было, чем перекусить. Паучок тщательно подтягивал ослабевшие петли и убегал, у него были дела поважнее. Он задумал превратить музейный подвал в Дворец Паутины. «Когда-нибудь, — думал паучок, — я приглашу сюда директора паучьей школы и тогда он поймет…»
Паучок знал множество способов плетения паутины. Все пауки мастера своего дела, но, например, в Африке вы никогда не встретите паутину, сотканную как в России. Каждая школа учит одному, иногда двум самым надежным, по мнению учителей, способам. Паучку этого было мало. По крупицам собирал он сведения о том, какие приемы используются его собратьями в других странах. Он пробовал их улучшать, сочетать одни с другими и получал такие удивительные результаты, что сам не уставал восхищаться. Неожиданную красоту паутине придавала обыкновенная пыль. Она приставала к липким нитям, и те обвисали тяжелыми гроздьями невиданных цветов или мохнатыми лапами — щупальцами таинственных существ.
Так прошло несколько месяцев. Однажды дверь подвала заскрипела и открылась. Паучок испуганно забился под какой-то ящик. В дверном проеме показалась человеческая фигура: «А здесь у нас что?» — «Так, разный хлам. Все руки не доходят», — рядом появилась фигура поменьше. «Свет тут есть?» Что-то щелкнуло, и хлопья желтого света упали на стеллажи, коробки и сломанную мебель. «Тц! Сколько мусора! Немедленно убрать!» Ответа паучок не расслышал. Дверь подвала опять заскрипела и с грохотом захлопнулась. Взметнулась волна пыли и останки каких-то гербариев.
Когда пыль осела, паучок побежал проверить: не порвалась ли где-нибудь паутина. И вдруг увидел гигантскую яркую бабочку. Она запуталась в самом центре кружевной розетки, сотканной на стене. Откуда она взялась? Увы, это оказались лишь крылья бабочки. Восстанавливая испорченный узор, паучок задумался. Недавно у него возникла идея подвесить посередине подвала большую паутину. Он даже знал, как это сделать. Нужно протянуть из углов тонкие нити и на них опереть паутину, чтобы та казалась парящей в воздухе. Паучок попробовал выпускать нити, пробегая по потолку, но они запутывались. «Если бы у меня были крылья, — как-то подумал паучок, — я бы смог пролететь от стены до стены». Теперь у него были крылья, и какие роскошные! Справится ли он с ними? Прочными паутинками он привязал их к спине и еще приделал специальные петельки, в которые можно просунуть лапки. С трудом поднялся на верхнюю полку стеллажа: крылья были тяжелые и постоянно за что-то цеплялись. Закрыл глаза и прыгнул. Упруго ударил воздух. Паучок несколько раз перекувыркнулся, но в последний момент успел выправиться и неуклюже спланировал на пол. Затем опять вскарабкался наверх.
На другой день он уже мог два-три раза взмахнуть крыльями, но до настоящего полета было далеко. Лапки подкашивались от усталости, в брюшке, казалось, сидит какой-то ком, но паучок продолжал тренироваться. Радость, испытываемая им даже от простого парения, пересиливала все неприятные ощущения. Он теперь понимал, почему и такие хитрые насекомые, как мухи, попадают в ловушки: счастье полета заглушает инстинкты.
Очень скоро паучок вполне освоился с крыльями. Он подолгу летал меж стеллажей, кружил в танце с пылинками. Однажды, пролетая мимо подвального окошка, паучок захотел вылететь на улицу и подняться вместе с потоком теплого воздуха высоко-высоко, к самому солнцу. Он заложил крутой вираж, чутко прислушиваясь к тому, как напряглись и изогнулись крылья. Неожиданно что-то цепко схватило его. Паучок сначала испугался, а потом догадался — это же его паутина. «Отпусти меня! — приказал он. — Это же я, твой хозяин». — «Мой хозяин паук, а ты — бабочка», — ответила паутина и накинула еще одну петлю.
На следующее утро в подвал пришли люди с тряпками и вениками. Они вытерли, вымыли, разобрали подвальный хлам. Одним из этих людей был я. Что-то привлекло меня в окошке. Я подошел поближе и увидел обвисшую в паутине яркую тропическую бабочку. Осторожно освободив легкое тельце, я поднес его к глазам. Это оказалась не бабочка, а паучок с крыльями! Только приглядевшись, я заметил почти истаявшие паутинки, которыми крылья сначала привязывали.
Игрушки на свалке
АВТОР: История эта произошла в маленьком городке под названием Литлтаун. Даже не в самом городке, а на городской свалке, куда взрослые выбрасывают ненужные вещи, а дети — надоевшие игрушки. Так очутились на свалке и наши герои: Акробат с вывернутыми в разные стороны руками и ногами, старый кожаный ремень и кукла с оторванной рукой.
Кукла: Сколько времени? Да ответьте же кто-нибудь, сколько времени?
Ремень: Уже больше двух месяцев.
Кукла: Больше двух?! Сколько же мне еще валяться на этой куче? Когда меня заберут отсюда? Эй, Акробат, ты лежишь повыше, там не видно детей? На прошлой неделе они играли так близко. Вдруг я им понравлюсь? И они…
Акробат: Нет, никого не видно.
Ремень: Какие сейчас дети? Они приходят, когда нет бульдозериста. Слышите, как он работает? (шум бульдозера.) Мусор сгребает. Сегодня еще ближе, а скоро и до нас доберется. Скорей бы! Тогда я, наконец, освобожусь от этого проклятого утюга. Придавил так, что и шевельнуться невозможно!
Кукла: Вам очень больно?
Ремень: Вздор! Я привык. Жалко только, что теряю гибкость. Да, видно, больше никого не удастся выпороть.
Кукла: Разве можно быть таким злым?
Ремень: На свалке все можно.
Акробат: А я думаю, что даже на свалке мы должны помнить, что мы игрушки и наше предназначение приносить радость детям.
Ремень: Если я кому и доставлял радость, то это родителям.
(поет)
Если дети много шалят,
Домой не загонишь их целый день,
Послушными сделает их опять
Только ремень, только ремень!
Если дети старшим грубят
Или учиться им стало лень,
Послушными сделает их опять
Только ремень, только ремень!
Папы и мамы, вы мне поверьте,
Чтобы детей не заела лень,
Только одно есть средство на свете:
Крепкий ремень! Крепкий ремень!
Вот один мальчишка и выбросил меня на свалку. Никогда не прощу этого детям! Сопляки бесштанные!
Кукла: Да как вы смеете так говорить о детях! Если вы не перестанете, я уйду!
Ремень: Куда? На другую кучу мусора? Счастливого пути, красотка! Кстати, сама-то ты как здесь оказалась?
Кукла: Ну и что! И оставьте меня, пожалуйста, в покое. Я не желаю больше с вами разговаривать!
Ремень: Ах, какие мы недотроги!
(Пауза. Шум бульдозера.)
