Борис Габрилович - Ковыляя, кот идет
Андрей и Кеша подмигивают друг другу.
— Я поел, — сообщает Кеша.
— А? — отец оторвался от книги.
— Я поел, — сообщает Кеша.
Отец. Что будете пить? Чай или кофе?
Андрей. Я кофе.
Кеша. И я.
Отец. Тебе на ночь нельзя. Выпьешь чаю.
Кеша. Ну вот… и чего же тогда было спрашивать…
Отец встаёт из-за стола с чашками в руках, а Андрей говорит Кеше:
— Как доделаешь уроки — приходи. В коробочку сыграем.
Кеша обрадовался.
— Ага, — говорит он. — Должен же я взять реванш за вчерашнее!
— Реванш, — смеётся Андрей. — Ух ты, реваншист…
Темно в комнате Андрея. Только настольная лампа. Спичечный коробок посреди пустого письменного стола.
У открытых балконных дверей стоит Андрей и курит. Вдруг закашлялся.
Кашляет он долго, заходясь, морщась и сгинаясь.
— Тьфу, чёрт, — переводит он дух. — Ёлки-палки.
Тяжело сплёвывает и отбрасывает сигарету. Постоял немного и опять закурил.
…Сразу за балконной дверью начиналась ночь…
Черно.
Потом телефонный звонок.
Рука нашаривает телефонную трубку.
Андрей садится в постели.
— Да, я.
А?
Здоров.
В такую рань…
Неужели уже десять?
На занятия? Нет, не иду… ну их в баню… погода клёвая…
Что?
Когда?
У кого?
По сколько?
Что?
Скидываемся по сколько?
А-а…
Ну?
Да-да…
Да, конечно.
Сам позвони.
Ну ладно, позвоню.
Да.
Пока.
Угу.
До завтра!
Он кладёт трубку, закуривает и включает магнитофон.
Песня «Червоных гитар» — «Не задирай носа».
Утро.
Солнечные квадраты на полу.
День начался.
Андрей сидит на перилах и курит.
Хороший солнечный день.
Троллейбусная остановка.
Иногда он поглядывает на часы.
Окурок не выкинул — сразу прикурил следующую сигарету.
Вот и Света приехала.
— Здравствуй, маленькая.
— Здравствуй… извини, я опоздала…
— Чепуха, о чём ты говоришь…
— Да понимаешь, троллейбуса долго не было…
Он поцеловал её в лоб, взял её сумку, и они пошли рука в руке.
Вдоль длинного забора идёт домой Слава, хмурый, с портфелем в руке.
Забор очень длинный.
Его красит седенький Дед с папиросой в зубах. Только начал. Занятия кончились…
Уже вечер.
По лестнице с набережной поднимаются Андрей и Света. Лестница широкая. Людей почти нет. Они очень долго поднимаются, держась за руки.
Уже вечер.
Слава дома.
В расстёгнутой рубашке и с бутербродом в руке он звонит по телефону.
На столе стоит портрет Хемингуэя.
Надрывается телефон в пустой Андреевой квартире.
Темно.
Лунные пятна от окна. Мерцает браслет часов на его руке. Чуть светятся её рассыпанные волосы. Да едва белеют простыни. А так — темно.
Она. Знаешь, мне так спокойно с тобой…
Он. Я люблю тебя, маленькая…
— Как хорошо лежать на твоей руке… Я хочу, чтобы ты всегда-всегда был…
— Я тоже…
— Всегда-всегда…
— Я тоже…
— Всегда…
— Всегда…
— Я люблю тебя…
— И я люблю тебя…
— Будь всегда…
— Будешь?
— Буду, маленькая. Конечно, буду…
— Ну иди ко мне…
Изображение лёгких на рентгеновском экране.
Он вышел из её дома, остановился и закурил. Был удивительно добрый весенний вечер. На асфальте были все те же классики.
Он запрыгал по ним, напевая:
— Ковыляя, кот идёт, Кошку под руку ведёт. Ковыляя, кот идёт…
Очень поздно.
Горит настольная лампа в комнате Андрея.
Они сидят вдвоём: Андрей и Слава.
Слава заканчивает читать свой новый рассказ.
Андрей курит, внимательно слушая.
— Ну как? — говорит Слава, и тоже закуривает.
— Ты знаешь, старик, великолепно. Ты гений. Не знаю, выйдет ли из тебя инженер, а писатель точно выйдет. Бросай свой институт, вали к нам.
— Да ну… Писать же меня там не научат… А так хоть профессия будет…
— На черта тебе она?
— Как на черта? Вот ты уверен, что сумеешь жить на свои стихи. А я не уверен.
— Я тоже не уверен, что смогу…
— А я хочу быть уверенным. Понимаешь? Вот если бы я писал как Хем!.. Я б тогда на всё плюнул. Писал бы, писал бы, писал…
— Зачем тебе писать как Хем? Ты пиши как ты.
— Стараюсь. — Слава встаёт. — Пойду я. Поздно.
— Да чего там, посиди ещё…
— Спать охота. Утром рано вставать. Это вам хоть до часу отдыхать можно.
— Нам завтра тоже рано: субботник.
Жмут руки.
Андрей. Да, чуть не забыл тебе сказать. Женька звонил. Завтра собираемся у него. По трояку. Выпьем. Попляшем.
— Что, день рождения у кого?
— Да нет, просто предки свалили. Придёшь?
— Постараюсь.
— Один?
— С Танькой.
…потом Андрей долго смотрит с балкона, как Слава медленно идёт по пустой тёмной улице.
Утро.
Пустые трибуны стадиона.
Очень тихо.
Идут на субботник.
Гвалт. Весело.
В джинсах, спортивных костюмах, кедах.
Шумной толпой идут. Дорогу перебегает Андрей.
— Гляньте, Андрюха!
— Привет. Андрей!
— Здоров!
— Гутен морген!
Андрей смешивается с ними. Смех. Он рядом со Светой. Тут же битник Женя, Сергей и ещё знакомые лица.
Жмут руки.
Женя. Ты предупредил Славку?
Андрей. Да, он вчера был у меня. Где работаем?
Сергей. Убираем стадион.
Андрей. А занятия будут?
Женя. Какие занятия, бог с тобой! Пиво пойдём пить.
Где-то впереди уже поют песни.
И вот — вот они уже на стадионе.
Субботник начался.
Стадион оглашён гвалтом.
Получают лопаты. Метут на трибунах. Тащат разные вещи.
Андрей, Света, ещё ребята с лопатами.
— Идёмте со мной, — говорит им мужчина в кепке.
Они выходят с территории стадиона.
А рядом со стадионом — кладбище.
Ларек, где продают венки. Ворота на кладбище. Старухи.
У ворот метёт толстая баба.
А рядом — студенты окапывают деревья возле стадиона. Оттуда доносится гвалт. Мужчина в кепке повернулся и ушёл. Мимо на улице звенят трамваи, мчатся троллейбусы и машины.
Ребята вкалывают.
Битник Женя включает транзистор и вешает на дерево.
Андрей. А где тут можно напиться, отцы?
Сергей. Чёрт его знает.
Света. А я тоже хочу пить.
Женя. На кладбище, по идее, можно.
Андрей. Вроде неудобно.
Сергей. Неудобно знаешь что?
Андрей. Знаю: спать на потолке.
Сергей. Да, и ещё кое-что.
Андрей (Свете) Пойдём, что ли, напьёмся?
Света. Пойдём.
Андрей прислонил лопату к дереву (но та соскользнула) и пошёл. Света пошла с ним. Ребята снова принялись за работу, кроме битника Жени, который стал возиться с транзистором.
Они медленно идут по кладбищу. Никого нет.
Потом они сворачивают с асфальта на тропинку и идут среди могил. Могилы. Разные. Почти все с оградками.
А есть просто холмик, и ни имени, ни числа.
Все звуки отключены.
Потом они пьют воду, став на колени, из-под крана.
Вовсю разлетаются брызги. Но шума воды не слышно.
Потом они сидят на скамейке, прислонясь спиной к ограде. Рядом памятник с фотографией.
Они молчат. Она склонила голову ему на плечо. Он взял её руку в свою. Как-то нелепо выглядят здесь их джинсы и кеды.
Он склоняет голову на длинные её волосы (они искрятся на солнце) и закрывает глаза…
Немного заслонённая её искрящимися волосами, смотрит с памятника строгая фотография ещё не старой женщины.
Долго смотрит…
«Наступит время, когда мёртвые услышат глас Сына Божия, и услышавши оживут» Иоанн 5.25
И вдруг включаются звуки, шум улицы, машин, звонки трамваев, Ведь кладбище расположено в центре города, рядом со стадионом.
Когда они вернулись, битник Женя снова возился с транзистором, Сергей и Валера играли на траве в карты. Вова пытался ходить на лопатах, как на ходулях, кое-кто просто валялся на траве.
Работу они кончили.
Только два дерева не были окопаны — Андрея и Светы.
Песня Beatles «Birthday»
Четыре пары ног: мужские — женские — мужские — женские.
Они сидят на диване: Слава, Таня, Андрей и Света.
Вечеринка у битника Жени.
Пластинка, кружась, отражается в полированной крышке проигрывателя.
В другой комнате стол. Много бутылок разных, рюмки разного калибра. Посредине «закусь» — ваза с конфетами.
