Александр Андреев - Семь пятниц Фарисея Савла
САВЛ. (Один). Прощай.… Сколько боли в этом человеке! Он утоляет ее кровью врага. Он – герой. Я тоже ненавижу этих тупых вояк, что разгуливают по Храмовой Горе, как хозяева. Но я слаб! Кого я могу зарезать?.. О, Иерусалим, ты так прекрасен! Ты пропитан Божьим Присутствием, как твой жертвенник – кровью, что стекает по его желобкам. Этот человек хочет превратить твои улицы в желоба, по которым потекут алые реки. Господи, Тебе угодна такая жертва? Дай мне знак, и я пойду за этим человеком, и не будет Тебе жреца усерднее, кровавее меня! Только дай знак, молю!..
Сцена темнеет. Слышится шум быстрой реки. Видение: Юния.
Но Ты не даешь знака… Ты говоришь со мною совсем об ином! Зачем, Господи, зачем ты посылаешь мне эти видения? Зачем не даешь мне забыть ее?.. Юния, сестра моя возлюбленная! Мы вместе мечтали увидеть эти священные камни – Храм Бога Единого!.. И вот я здесь – один… шью палатки для римских солдат. И их казарма заслоняет от меня север, куда тянутся мои глаза – к тебе, моя Юния.… И за многие мили отсюда я опять вижу это! Опять: ты и река! Все в тот же час ты бродишь по берегу Кидна: в тот самый час, когда я встретил тебя там и полюбил в один миг. И мы пошли с тобой рука в руке, и быстрый Кидн сверкал и нес в море свои холодные воды, а ты читала мне греческие стихи… Римское воспитание не мешало тебе понимать Тору. Ты вечно смеялась над моей фарисейской строгостью, но оттого нравилась мне только сильнее. В твоих устах мне не было досадно даже мое римское имя.
ЮНИЯ. Павел! Мой Павел! Я смотрю на юг, и мне кажется, что ты слышишь меня…
САВЛ. (Поет).
Пленила ты сердце мое, сестра моя невеста;
Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,
Одним ожерельем на шее твоей,
Ибо крепка, как смерть, любовь.
ЮНИЯ. Я всегда чувствовала тебя… Я всегда знала, что ты – необычный, мой Павел…
САВЛ. Опять она говорит со мной, будто догадывается, что я слышу ее!
ЮНИЯ. Но теперь я чувствую тебя сильнее. Моя лихорадка будто несет меня к тебе…
САВЛ. Боже милосердный, она больна!
ЮНИЯ. Мне и прежде казалось часто, что твоя душа вдруг входит в мою, хотя тебя нет рядом. А теперь, когда болезнь сжигает меня, я будто слышу твой голос…
САВЛ. Господи, ты и на нее обрушил недуг?! За что?.. Приступ уже одолевает меня. (Дрожит). Всякий раз – эта расплата! Господи, не щади меня, но спаси ее! Я предал ее ради верности Твоему Закону! (Падает в судорогах).
Юния исчезает во тьме. Сцена светлеет. Входят Барбула и Плацид.
БАРБУЛА. Э, да у него – падучая! Беги-ка за врачом!
САВЛ. (Приходя в себя). Не нужно врача. Мне уже лучше.
БАРБУЛА. Тебе не стоит жить здесь одному, студент Савл, если у тебя такая болезнь.
САВЛ. Это – ничего, это быстро проходит.
БАРБУЛА. Смотри, чтоб не узнала храмовая стража… (Плациду). Ты свободен, Плацид.
Плацид уходит.
(Савлу). Скажи-ка мне, что это за пятно на твоей палатке? Похоже на кровь!
САВЛ. Я поранился, когда резал веревку. Вот этим ножом. (Берет нож).
БАРБУЛА. Пусть так. Но мы не нашли того, кого искали. Его не было на рынке, Савл! А деться ему было некуда… Мне придется доложить о тебе! (Уходит).
Входит Иосиф, неся клетки с голубями и мешок. Его догоняет Плацид. Савл с ножом прячется за колонну.
ПЛАЦИД. Постой, иудей! Что в твоем мешке?
ИОСИФ. (Останавливаясь). Я – бедный человек.
Что ты хочешь от бедного человека, римлянин? Что говорят тебе глаза твои? Ты видишь, я продаю птиц. Этого здесь никто еще не запретил. Бедным людям нужны маленькие птички, чтобы их заколоть и отдать священнику для жертвы! Что говорят тебе глаза твои?
ПЛАЦИД. Мои глаза говорят мне, что у тебя в руке мешок, но не говорят, что в нем. Что-то другое говорит мне, что там – не птицы. Очень тихо в твоем мешке. Развяжи его.
ИОСИФ. (Нехотя развязывает мешок). Птицы в мешке не поют!
ПЛАЦИД. (Достает из мешка рыбу). Особенно такие. (Бросает рыбу обратно).
ИОСИФ. (Заискивающе). Ну да, рыбка… Вы, римляне, любите рыбку! Кто-то же должен для вас ее доставить, вот, пожалуйста! Купи у меня рыбу, добрый солдат, я не возьму дорого с такого молодца…
Проходит и уходит Стражник, возглашая: «Канун Субботы!». Савл прячет нож за пазуху.
Ой! Храмовая стража! (С испугом захлопывает мешок). Не выдавай меня, солдатик! Я угощу тебя отличной рыбой и не возьму денег, пусть только уйдет стражник…
ПЛАЦИД. А рыба твоя – не тухлая?
ИОСИФ. Тише, умоляю! Рыба – свежайшая: всего час, как я выловил ее в пруду у Лазаря!
ПЛАЦИД. И кто этот Лазарь, у которого ты воруешь рыбу?
ИОСИФ. Что ты такое говоришь?! Да я бы отсек себе обе руки, если бы хоть одна из них посягнула на добро нашего Лазаря! Это же – такой достойный человек, богатый, но благочестивый! Он жалеет таких бедняков, как я. Его дом – самый большой у нас в Вифании. Это – там (указывает на гору), на Масличной Горе, только немножко с той стороны. Так моя лачуга – совсем близко от дома Лазаря, и этот достойнейший человек позволяет мне накануне Субботы половить в его пруду немножко рыбы…
ПЛАЦИД. Ладно, давай сюда твою рыбу.
ИОСИФ. (Доставая рыбину из мешка). Вот, ешь на здоровье, добрый человек!
ПЛАЦИД. Это – мало. (Тот достает вторую рыбину). Мало. Давай всё. (Берется за мешок). Ты стар, тебе тяжело это таскать, хватит с тебя и птиц.
ИОСИФ. (Удерживая мешок). Но я – бедный человек, не отнимай у меня последнее!
ПЛАЦИД. Ты – жадный человек. А я – нет: мне не жалко отдать твой мешок вашим храмовым стражникам, которых ты боишься больше, чем римских солдат. По-моему, тебе лучше отдать рыбу мне. (Отнимает мешок и хочет уйти).
Входит Луций.
ЛУЦИЙ. Стоять, солдат!
ПЛАЦИД. Трибун! (Вытягивается, отдает честь).
ЛУЦИЙ. А, это ты, Плацид.… Верни-ка этому иудею его мешок, и будь поблизости.
Плацид повинуется и уходит.
(Иосифу). Иди, старик, продай свою рыбу в другом месте. Ты знаешь не хуже моего: здесь продают только то, что годится для жертвы. Порядок есть порядок.
Иосиф уходит.
(Савлу). Так. Ну, а ты – кто? Почему прячешься?
САВЛ. Я – Савл. Я – студент, я изучаю Тору. Мой учитель – Гамлиэль.
ЛУЦИЙ. Гамлиэль мне известен. Значит, ты посещаешь его академию… забыл, где она?
САВЛ. Здесь, сразу за мостом, по левую руку.
ЛУЦИЙ. Верно. Ты – иерусалимлянин?
САВЛ. Нет, я – родом из Тарса киликийского.
ЛУЦИЙ. А, вольный Тарс, славный город философов на реке Кидне! Не довелось побывать.… Но постой… ведь Тарс еще при Августе стал римской колонией, со всеми привилегиями. Выходит, ты – римский гражданин?
САВЛ. (Нехотя). Да. От рождения.
ЛУЦИЙ. Тебе повезло, Савл из Тарса! Я сам – каппадокиец, моя родина – недалеко от твоей Киликии. Но мне, чтобы стать командиром, пришлось купить римское гражданство… Однако, Савл, как римский гражданин ты должен иметь римское имя.
САВЛ. (Через силу). Мое римское имя – Павел.
ЛУЦИЙ. Павел… Ты неохотно его произносишь. Ты не любишь свое римское имя? Стыдишься римского гражданства? Говори, не бойся меня!
САВЛ. Я не боюсь! Я – не Павел, я – Савл! Моя мать назвала меня именем первого из царей Израилевых! Я – иудей! Я никогда не буду зваться Павлом!
ЛУЦИЙ. Ну, как знать! Не горячись так… Впрочем, ты мне нравишься. Я люблю горячих молодых людей, какого бы племени они ни были. Но твой нож, который ты прячешь за пазухой, ты должен мне отдать. Я желаю тебе добра. Дай мне его. (Савл отдает нож). И ты рассчитывал вот этим вот убить Плацида? Он – сильный и опытный воин, а ты не больно-то крепок на вид. Ты не похож на тех, кто нападает со спины. Но даже если б ты ударил Плацида сзади, вряд ли ты уцелел бы. Ты бы погиб в любом случае. Ради чего? Ради старика-птицелова? Кто он тебе?
САВЛ. Он – мой соотечественник! У нас с ним – один Бог. Мы все, иудеи – дети одного Бога, поэтому мы – братья друг другу. Язычнику не понять этого.
ЛУЦИЙ. Отчего не понять? Вы все – братья, поэтому, чуть что, вы режете друг другу глотку, как все братья на свете. Но это – ваше дело. Мое дело – не допускать, чтобы резали глотку моим солдатам. По возможности… Ты же – фарисей, Савл, ты живешь по заповедям. «Не убей», «не лжесвидетельствуй», так ведь? За четверть часа ты нарушил две заповеди: солгал, чтобы сбить солдат со следа убийцы, и сам замыслил убийство.
