Уильям Йейтс - Единственная ревность Эмер

Ты лжешь!
Исчадья ветра, вы полны обманов
И хитростей. Я не боюсь тебя!

Тут нет обмана: ты ведь не любима.

Да, не любима – и не устрашусь
Потребовать, смотря тебе в лицо,
Чтоб ты вернул его к живущим.

С этим
Я и пришел – за выкупом.

Ах, вот что!
Давно ли сиды стали торгашами?

Когда они освобождают пленных,
Они берут взамен иное что-то,
И это справедливо. Рыболов,
Просящий колдуна о возвращенье
Жены иль дочки, знает, что за них
Пойдет в уплату лодка, сеть иль даже
Молочная корова; есть такие,
Что предлагают жизнь свою взамен.
А мне ни жизни, ни богатой вещи
Не надо от тебя. Ты говорила,
Что, может быть, когда-нибудь опять
Он сердце обратит к тебе – под старость,
Когда придут недуги. Откажись
От всех надежд – и он вернется к жизни.

Я вижу цель твою: ты сеешь зло
Средь тех, кого любил он; но со мной,
Чтоб власть упрочить, ты готов на сделку.

Власть тешит всех – и женщин, и мужчин,
И духов; покорись – и он вернется.

Нет, ни за что!

Боишься осужденья?
А он вот не боялся.

Две радости последние остались:
Воспоминанье и надежда.

Знай же:
Вам не придется стариться вдвоем
У очага: он сгибнет на чужбине
От многих ран, и женщина чужая
Склонится над умершим.

Ты мечтаешь
Отнять мою последнюю надежду,
Чтоб ввергнуть в окончательную гибель
Всех, кто вокруг него.

Не ерепенься!
Ты до сих пор не ревновала, зная,
Что он пресытится; но разве можно
Пресытиться любовью неземной?
Встань ближе; я хочу, чтоб ты прозрела.

Здесь муж мой!

Я рассеял мрак, скрывавший
Его от глаз твоих, но этот взор
По-прежнему незряч.

О муж мой, муж мой!

Не стоит звать: он так же глух, как слеп, –
Фантом, сюда мольбами привлеченный;
Не то чтобы он вправду слышал их,
Но тот покой, в каком он пребывал,
Разрушен грезами, и в этих грезах
Облекся он в свой прежний образ: так
Случается, с тенями, что покуда
К своей свободе новой не привыкли.
Он ничего не сознает – ни где он,
Ни с кем.

Кто эта женщина?

Рыбачка.
Сказать точней, она пришла сюда
Из Царства-Под-Водой, приняв обличье,
Которое поможет ей поймать
Еще одну рыбешку. Эти сиды –
Ловцы мужчин, наживка их – мечта.

Так, значит, этот облик – лишь притворство,
Обман?

Мечта – не ложь, а воплощенье;
Пока способны юноши мечтать,
Останется возможность возвращаться
У мертвых – и у тех, других теней,
Что вовсе не жили иначе, как
В снах и мечтах.

Я знаю этих дев.
Они приходят к спящим и усталым
От дел войны, закутывают их
В туман своих волос, целуют в губы.
Проснувшимся бывает невдомек,
Что было с ними; но когда потом
Своих мужей мы обнимаем ночью,
Они уже не с нами.

Сталь не может
Поранить воздух. Слушай и смотри;
Я слух и зренье дал тебе недаром.

Кто это предо мной стоит
И свет такой вокруг струит,
Как будто полная луна,
Чья красота завершена,
Бросается из круга прочь –
В свою пятнадцатую ночь?

Я страстью все еще полна
И, значит, не завершена.
Скажи, что так тебя гнетет
И распрямиться не дает?

Лик той, кому я изменил,
Взор юноши, что мною был
Убит. Воспоминаний гнет
Мне распрямиться не дает.

Любивший столько жен и дев,
Способен ты, помолодев,
Влюбиться в ту, что у черты
Стоит нездешней красоты?
Взгляни!

О, я тебя узнал!
Давным-давно, у темных скал,
Близ высохшего родника,
Пришедшему издалека,
Ты мне плясала… Я к тебе
Стремился, покорясь волшбе.
Но ты исчезла в тот же миг,
Как ястреба донесся крик.

Вновь устремись ко мне. В тот раз
Иначе было, чем сейчас.
Теперь я женщина вполне;
Все ястребиное во мне
Ушло.

Но я уже не тот
Юнец. Воспоминаний гнет
Мне взоры застит пеленой,
Туманя яркий облик твой.

Так поцелуй меня в уста.
Пусть торжествует красота
Над всем, что противостоит
Любви – будь это память, стыд
Иль угрызенье.

Значит, я
Вкушу отрады забытья
И совесть заглушу навек?

Да, время остановит бег,
Когда к устам уста прильнут,
Все жажды утолятся тут,
Замкнется лун круговорот
И сердце навсегда замрет.

Целуй!

О Эмер, Эмер!

Трус!
Так вот каких видений груз
Тебя пригнул!

Передо мной
Тот день, когда рука с рукой
Мы в дом входили в первый раз,
Перед родней не пряча глаз.

Припомни, сколько раз потом
Тайком ты покидал свой дом.

О Эмер, милая жена!

Как умер, так опять она!
А был живой, тянуло прочь.
А впрямь, тому любить невмочь
Обычных женщин, кто рожден
Не для земных любвей и жен,
Не для упреков и оков,
А для того, чтоб со зрачков
Смыть памяти земную грязь
И вечное узреть, смеясь.

Целуй, целуй меня скорей!

Скорее
Клянись, что отвергаешь навсегда
Его любовь.
Эмер

Нет, ни за что!

Я враг колдуньи Фанд и для того
Явился, чтоб ее расстроить планы;
А ты стоишь и упускаешь время.
Чу! Слышишь стук копыт на берегу?
Она уже садится в колесницу.
Кухулин медлит. Есть еще мгновенье.
Кричи! Клянись, что ты его отвергла, –
И власти Фанд конец. Уже Кухулин
Ступил одной ногой на колесницу.
Кричи!..

Я отвергаю навсегда
Любовь Кухулина.

Приди ко мне, любимый, это я.
Я, Этна. Поглядите! Он очнулся.
Он шевельнул губами и рукой.
Лишь я одна смогла отвоевать
Его у моря и вернуть к живым.

Он жив!

Как ласковы твои ладони,
Ингуба!.. Мне приснился страшный сон.

Отчего ты так испуган?
Спрашиваешь – отвечаю.
Повстречал я в доме друга
Статую земной печали.
Статуя жила, дышала,
Слушала, скользила мимо,
Только сердце в ней стучало
Громко так, неудержимо.
О загадка роковая
Ликований и утрат! –
Люди добрые глядят
И растерянно молчат,
Ничего не понимая.
Пусть постель твоя согрета
И для грусти нет причины,
Пусть во всех пределах света
Не отыщется мужчины,
Чтобы прелестью твоею
В одночасье не прельститься, –
Тот, кто был их всех вернее,
Статуе устал молиться.
О загадка роковая
Ликований и утрат! –
Люди добрые глядят
И растерянно молчат,
Ничего не понимая.
Почему так сердце бьется?
Кто сейчас с тобою рядом?
Если круг луны замкнется,
Все мечты пред этим взглядом
Умирают, все раздумья;
И уже пугаться поздно –
В ярком свете полнолунья
Гаснут маленькие звезды.