Геза Сёч - Распутин: миссия
Да, благодарственная песня, Осанна миллионов людей, которые, пускай они этого не сознают, но самим своим бытием, самим фактом, что они живы, возносят хвалу Господу, а вместе с Ним — таким благотворным и всемогущим сущностям, каков есть Ты, Пресветлый Архангел…
Еще две недели? Ты мне даешь две недели, чтобы, к вящей славе Твоей, я спас от гибели сотни миллионов людей… От окопов, от проволочных заграждений, от тюрем, от испанки, от голодной смерти, от горчичного газа и газовых камер, от штыков и от атомной бомбы…
(Говорит вполголоса, скорее уже самому себе.) Скажем, в Освенциме — разве там не нужно будет возвести монумент благодарности?.. Я имею в виду, чтоб евреи… Благодарности за то, что само это слово, Освенцим, не осталось в истории устрашающим символом ужаса и смерти… чтобы Освенцим не стал, несмотря ни на что, тем, чем станет… а остался бы названием маленькой мирной деревни… остался… мог бы остаться?.. как тут сказать?.. в общем, названием мало кому известной деревни, каких тысячи, десятки тысяч… словом, названием деревни, а не названием ужаса… Надо, пожалуй, сказать об этом Теодору Герцлю… Обязательно скажу… Пускай начинает собирать деньги на монумент…
III
Распутин и император Вильгельм.
Императорский дворец. Поздний вечер. Помещение, в котором мы находимся, представляет собой нечто среднее между кабинетом и спортивным залом: письменный стол, гири, шведская стенка, гимнастический козел, рапиры, боксерская груша, тренажерный велосипед, с потолка свисают кольца и т. д. Во время беседы Вильгельм время от времени подходит к снарядам и выполняет какие-то упражнения; порой приглашает и гостя.
В. …так ты, Распутин, говоришь, тебя не царь ко мне послал?
Р. Нет, Ваше Величество. Меня к вам послал некто более могущественный, чем царь.
В. Более могущественный?
Р. Да, Ваше Величество. Я отправился в путь по велению небесных сил, чтобы предотвратить роковое развитие событий. У нас есть еще (вынимает карманные часы) сто шестьдесят восемь с половиной часов, чтобы избежать самого страшного.
В. Времени у нас маловато, Распутин. Я как раз сочиняю марш.
Р. Марш? Какой марш?
В. Победный.
Р. Ваше Величество, марш вам не понадобится.
В. Как? На ухо я туговат… Решительность! Решительность! О чем мы говорили-то? Ага. Под этот марш наши солдаты вступят в Париж, в Белград, в Лондон и, уж извини, в Санкт-Петербург. И, конечно, в Москву. Сила! Энергия! Послушай-ка! Па-памм-па-памм, памм, папам. Ты в музыке разбираешься?
Р. Не очень.
В. Жаль. (Молчание.) Ты чего пришел-то?
Р. Чтобы отговорить Ваше Величество вступать в войну…
В. Ты сказал: отговорить?.. О, этот Ники, такой хитрец! Узнаю, узнаю его! Струсил немножко, да?.. Немножечко перепугался, бедняжка, душа в пятки ушла, потому что увидел, с кем дело имеет, верно ведь? Обосрался наш мальчик… И теперь посылает ко мне свое доверенное лицо, чтобы отговорить меня воевать. Воевать и побеждать. Меня! Хитер, ничего не могу сказать. Это — да! Хитер! Хитеооор!..
Р. Ваше Величество, на сей раз речь не о том.
В. Хочешь гирю поднять?
Р. Спасибо, сейчас не хочу.
В. Конечно, я его просьбу выполню. Но только если он выполнит условия, которые поставлю я… Тогда — пожалуйста, за мной не заржавеет. Тогда — да, войны не будет. Но условия я поставлю не какие-нибудь. Хочешь услышать какие? Или передать их через нашего посла? Выбирай.
Р. Ваше Величество, вашей империи угрожает большая опасность. Если война начнется, все ваши подданные будут обречены на непомерные страдания. Кстати, то же самое относится и к Российской империи.
В. Уж это точно, насчет этого я уверен. Знаешь, что такое моя армия? Бронированный кулак. К началу осени мы будем в Петербурге, к зиме — в Москве. Прамм папамм, прамм, прамм…
Р. Война продлится четыре года с лишним…
В. Ха-ха-ха. Четыре года! Это здорово.
Р. …и не в том главная беда, что Германия потерпит поражение. Это еще пустяки. Но вот новый вождь новой германской империи…
В. Что-что? Мать твою… Что за вождь? Кто такой? Распутин, заклинаю тебя, скажи немедленно, что за подлая семейка зарится на мою корону? Нет, я просто не могу в это поверить! (Терзаясь.) Нет, нет, не может быть! Но если в самом деле есть на немецкой земле такая низкая тварь… Скажи, речь идет о баварских герцогах?
Р. Нет. В конце войны вспыхнет восстание, и Виттельсбахам тоже придется бежать.
В. Куда?
Р. Куда? Ну, в Венгрию.
В. Хе-хе… Тогда, может, ганноверский дом? Или кто-нибудь из курфюрстов затеял меня спихнуть с трона? Может, гессенский?
Р. Новый вождь происхождения будет неясного и из низких слоев. Он поднимется высоко — и рухнет оттуда с грохотом…
В. Ну, я же говорю…
Р. …и обугленные руины Германии погребут его под собой.
В. Эй, хватит тут мне фантазировать! Хватит меня пугать, я не из пугливых. Сила, энергия! Прамм па-памм, прамм па-пам. Не успеет опасть листва, как мои солдаты вернутся домой с победой.
Р. Никто никуда не вернется, тем более с победой. Ваше Величество отречется от трона…
В. Кто? Я?! Распутин, ты с ума сошел?
Р. …потому что после проигранной Первой мировой войны…
В. После Первой?
Р. Ну да, после Первой.
В. Должен сказать, Распутин: меня сверх всякой меры раздражает твое дурацкое, поганое, старушечье кликушество.
Р. При чем тут кликушество? Я говорю лишь то, что произойдет. Если начнется война. Только в этом случае. Да, и я ведь даже еще не упомянул Восточную Германию?
В. Восточную… Германию…
Р. Ну да, Германскую Демократическую Республику. Гэ-Дэ-эР.
В. Распутин, какой в твоей жизни был самый неприятный случай?
Р. А что?
В. Боюсь, тебя ждет кое-что еще более неприятное. Причем очень скоро.
Р. Знаете, Ваше Величество… Если вы серьезно спросили…
В. Само собой. Ну?
Р. (задумавшись). Был у меня закадычный друг, Степа.
В. Понятно. Степа.
Р. Он тюменский был. Такой, знаете, здоровенный, немного неуклюжий, чисто медведь. Мы, тобольские, в общем-то всегда немного посмеивались над тюменскими… Вы, Ваше Величество, должно быть, меня понимаете, да?
В. Ну… да.
Р. Но этот, Степа-то, неплохой парень был.
В. Степа…
Р. Ну да, Степа. В общем, жениться Степа собрался. Долго он за своей невестой ухаживал, долго в женихах ходил, уж задумываться начал, потому как свадьбу все откладывали и откладывали… Отец невесты, Прохор Лукич его звали, генерал в отставке был и помещик у нас, в Тобольской губернии. Вы знаете, где Пермская губерния, Ваше Величество?
В. М-м-м… Давай дальше.
Р. В общем, день свадьбы назначили наконец. Гости съезжаются издалека, кто откуда. Я тоже, конечно, зван, еду на санях. И у Святодмитриевского брода кого, вы думаете, встречаю? А, Ваше Величество, кого?
В. Ну, говори.
Р. Ни в жизнь не угадаете…
В. Самого генерала?
Р. Нет.
В. А кого тогда?
Р. Да друга моего, Степу.
В. Как так?
Р. Вот в этом-то вся штука… Не догадались еще, Ваше Величество?
В. Может, и догадался… Но ты лучше скажи.
Р. Я как увидал его, так рот разинул: Степа, куда это ты? Все к тебе едут, а ты в противоположную сторону… Куда тебя несет, милый мой? Он отвечает: все сейчас объясню, только… дай слово, что сделаешь мне одно дело. Я, дурак, ему: да я! Да для тебя! По рукам? По рукам. Еще и магарыч он мне поставил.
В. Это… так в Сибири положено?
Р. Ну да… Ага, чуть не забыл: я же Вашему Величеству бутылку сибирской водки привез… Вот она, держите.
В. Ого! Ой, да зачем ты… Выглядит аппетитно… Это прямо из Байкала?
Р. Ну, скажем так, почти оттуда…
В. Ага… Словом, сидите вы со Степой вдвоем, на постоялом дворе, где-то в Тобольской губернии, водку хлещете…
Р. Все так. И Степа рассказывает мне свою страшную тайну. А тайна в том, что решил он все-таки не жениться на Марьюшке. Услыхал я это — и чуть с лавки не свалился.
В. Ну, а дальше?
Р. Да разве это мужик, если на такое способен?
В. Он хотя бы прощения у тебя попросил, что ты столько сотен верст проехал, а теперь должен возвращаться?
