Юлиу Эдлис - Набережная
Люба. Ну и что? Не бывает, скажешь?
Тетя Зина. Уж ты-то, кажется, крылышки не один раз опалила…
Люба. Не бабочка, похожу пешком.
Тетя Зина (о своем). Надеялась, Люська в меня пойдет — ни кожи, ни рожи… Так нет, как на грех — в отца. (Невольно поддалась воспоминаниям.) А он такой, я тебе скажу, Любаня, был… Я пока его внимание на себя обратила, семь потов с меня сошло, всю зарплату — на духи, на химию, на маникюр… Спасибо, только месяц встречались, больше я бы материально не потянула. Феликс звали, геолог с Таймыра. Потом, правда, тоже оказалось, что по паспорту — Федосий, я в пансионате случайно узнала, и не геолог, шофер нормальный, но мне тогда, в запарке, какая разница?!.. Люська — в него, один к одному…
На набережную выходит Алена. Ей года двадцать два, это крупная, близорукая и принципиальная толстуха. В руке у нее хозяйственная сумка, набитая доверху книгами: Алена работает в городской библиотеке.
Алена (деловито и бодро). Привет! Воздух — четырнадцать градусов, вода — восемь.
Люба. Где вас носит? Я жду здесь одна, как Каштанка…
Алена. Библиотека — до восьми. Тебе хорошо, сама себе хозяйка, а я — от звонка до звонка. (Без перехода.) Зойке опять письма нет.
Люба. Тебе-то что?!
Алена. А я на почту по дороге заходила, поинтересовалась, Зойка сама просила.
Люба. Радости скрыть не можешь?..
Алена (возмутилась). Я?!.
Люба. Тебе-то никто не пишет, в натуре! Можешь спать спокойно.
Алена. Можно подумать, ей пишут! С августа — одна открытка с памятником Пушкину!
Люба (почти с яростью). Ей есть чего ждать!.. Хотя с твоим-то сереньким веществом этого не осилить. Особенно с твоим вкусом!
Алена (обиделась). Опять, Любка, да? Опять?..
Люба. Сто раз сказано — не носи при твоей фигуре красные брюки! И не завивайся, как чучело в витрине! Когда ты в мелкий барашек, ты страшнее, чем моя жизнь!
Алена. На себя бы посмотрела!
Люба (неожиданно. Как все, что с ней происходит, повеселела). А что? Не первой свежести продукт, другой бы спорил, но если подать под острым соусом… С этим надо родиться.
Тетя Зина (из-за своей стойки, ехидно). С чем это, интересно?
Люба. Врожденный вкус, грация и обаяние. Делай со мной, делай, как я, делай лучше меня. Спешите, пока я живая.
Алена. Посидела б ты с мое в читалке каждый день…
Люба. Книга — лучший друг человека. Особенно, когда других друзей нету. (Тете Зине.) Две по двести, Зина. Двойное, фирма берет все расходы.
Тетя Зина (готовит кофе). Гуляешь?..
Алена (Любе). Неужели Зойка ничего не соображает? Насчет Игоря этого своего мифического?!
Люба (очень серьезно). Ее счастье…
Алена. Просто ты жалеешь ее.
Люба (искренне). За что ее жалеть? За то, что счастливая?
Алена. Ну, такого счастья мне и задаром не надо, спасибо!
Люба. Это, может, я себя жалею. (Неожиданно.) Ты «Бурду» новую обещала, осенне-зимний сезон. Вся надежда — мини опять в моду войдет. Ноги — мой последний шанс.
Тетя Зина (из-за стойки). Поезд ушел, тю-тю, ландыши.
Люба (бодро). Обрежу опять все юбки, загорю ноги, остригусь под сыпной тиф, очки темные в пол-лица, чтоб разрушений не было видно, — начинаем жизнь сначала!
На набережную выходит Зоя. Ей столько же лет, сколько и Алене, но она миловиднее подруг — стройна, на длинных, легких ногах, с сияющими нетерпеливым ожиданием серыми глазами. Впрочем, очень может быть, десять лет назад Люба была такой же.
(Увидела ее издали; тете Зине.) Еще одну, Зина! И парочку «пепси». И сигарет пачку, болгарских!
Зоя (подходя к девушкам). Наследство получила?
Люба. Обожаю шикарную жизнь. Что так долго? (Алене.) Сходи возьми, ты помоложе.
Алена (идет за кофе). Любишь, чтоб тебя обслуживали… (На ходу, Зое.) Ты просила «Экран» и «Советское кино», я принесла.
Тетя Зина. Вот тоже зараза, кино. Особенно когда «до шестнадцати лет не допускаются». Тут они как раз все как с цепи сорвались.
Алена (берет кофе и прочее на подносе). Сегодня кофе у вас, тетя Зина, особенный, так пахнет! (Идет с подносом к ближайшему столику.)
Тетя Зина. Своим заварки не жалею, только и делов.
Девушки садятся за столик.
(Зое.) Люська моя тебе на набережной не попадалась?
Зоя. Такая она у вас хорошенькая стала, тетя Зина, совсем взрослая! Уже на каблуках!
Тетя Зина (испуганно). Какие каблуки? Она же прямо со школы, у них собрание было… Откуда каблуки?!
Люба. Небось твои. Ничего, скоро из них вырастет, акселерация.
Тетя Зина (в гневе). Я ей дам каблуки! Я ей такую акселерацию покажу!.. Все! Закрываю лавочку! Кто расплачиваться будет? Мне еще эти бутылки с пляжа таскать до темноты!
Люба. Не сбежим, не бойся, фирма солидная.
Тетя Зина (вновь идет вниз, на пляж). От меня сбежишь, как же… (Ушла.)
Девушки, как по команде, разом закурили.
Алена. Я на каблуки только в десятом в первый раз встала. Да и то отец такое устроил!..
Зоя (взгрустнула). А я школу понемножечку стала забывать…
Люба. Лично я тоже на память не жалуюсь — сезон кончился, и как не бывало. С глаз долой — из сердца вон. И опять я чистая и свежая, как огурчик.
Зоя (про себя, мечтательно). Ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель… Ужас!..
Люба (твердо). Наши месяцы, которые без «р».
Алена. Что значит — без «р»?
Люба. А с мая по август. Ну, еще сентябрь, бархатный сезон. И все!
Зоя. Далеко еще как..
Алена. В том году опять поступать… Месяца через два повторять засяду.
Люба. В третий раз?!
Зоя (сочувственно). В четвертый. Жуть! Железный характер.
Алена (печально). Теперь уже не в университет, никакой надежды… Теперь уж в педагогический. Или даже на библиотечный…
Люба. Пять лет извилины в узел вязать, чтоб потом штаны в той же читалке просиживать за сто рэ с бубенчиками?!.
Алена. Разве в этом дело?!
Люба (с неожиданной яростью). А в чем? В чем?! Пусть мне кто-нибудь объяснит! Ну?! И не из книжек! Про книжки мне все ясно. Я лично про себя знать хочу — в чем? Кому это надо — торчим здесь всю дорогу, пьем кофе до посинюхи, курим — пальмы от дыма вянут, говорим, говорим, ждем, ждем — ну я-то, положим, ничего уже не жду, нема дурочек! — чего ждем? А?! Я вас спрашиваю!
Алена (неуверенно). Ну, я в институт… все-таки цель. Или вот — на доске Почета, на городской, третий год подряд вишу… мало этого?
Люба (еще яростнее). Мало! У меня грамот в комоде больше, чем комбинаций! Я за свою жизнь фотоснимков этих курортных настругала — всю набережную обклеить можно. А — мало!
Зоя. Скорей бы май…
Люба (и вовсе вышла из себя). И опять временная жизнь? Опять — чужая, напрокат?! Спасибо, сыта по горло!.. (Неожиданно остыла.) Ладно, вы пока молодые, глупые. Сравняетесь со мной, поговорим.
Зоя (неожиданно). А я и не жду. Я ему и так отвечаю.
Люба. Кому?
Алена. Что значит — отвечаю? Он-то тебе не пишет! За все время одну открытку несчастную!..
Зоя (почти с гордостью). Какая разница? Все равно я регулярно ему пишу.
Люба. Кому-то из нас троих давно в психушку пора…
Зоя. Он когда уезжал — ну, шестнадцатого августа, — сказал, будет писать каждое воскресенье. Легко подсчитать: письма из Москвы идут три дня, ну, от силы четыре…
Алена. Если авиа.
Зоя. Значит, я должна их получать в четверг, не позже, так?
Люба. Ну?
Зоя. По пятницам я ему отвечаю, очень просто.
Люба и Алена смотрят на нее со смешанным чувством недоумения, осуждения и сочувствия.
Что вы на меня так смотрите?.. Я же себе представляю, что он пишет. Точнее, что он написал бы. Если знаешь человека, угадать нетрудно.
