Проспер Мериме - Театр Клары Гасуль
Когда в 1805 году император Наполеон получил от короля Карла IV пятнадцать тысяч человек для поддержки действий своей армии на севере, маркиз де Ла Романа принял командование ими. Тотчас по прибытии этих войск к месту назначения многие части вступили в строй и оказали очень важные услуги. Блестяще показала себя в стычках с врагом кавалерия.
Маркиз де Ла Романа находился еще под французскими знаменами на острове Фюне[5], когда до него дошла весть о мадридских событиях 2 мая 1808 года[6] и когда намерения Наполеона относительно испанского престола стали для всех ясны. Маркиз де Ла Романа решил возвратиться на родину и присоединиться к защитникам национальной независимости. Но ему приходилось вести переговоры с представителями испанской эмиграции в Лондоне и с английским правительством так, чтобы об этом не проведал главнокомандующий французской армией князь Понте-Корво[7], ныне король шведский. Ему это удалось благодаря капитану первого ранга Рафаэлю Лобо, который служил в английской эскадре, крейсировавшей в Балтийском море, и он в полной тайне погрузил на суда и вывез из Дании все свои части, оставив в Зеландии и Ютландии лишь несколько сот человек, которые вскоре были окружены и разоружены датскими войсками.
Возвратившись в Испанию, маркиз де Ла Романа присоединился к повстанцам. Ни его способности, ни его храбрость не спасли тех, чью сторону он принял, от многочисленных поражений. Одно из наиболее сокрушительных поражений потерпели они под Эспиносой[8]. Тем не менее он не утратил мужества. К концу 1808 года он собрал части, рассеянные по Леонскому королевству, и образовал из них армию левого крыла. В начале 1809 года у него произошло жаркое дело с одной из французских частей, преследовавших отступавшую тогда по всему фронту английскую армию. Он бился за каждый клочок земли, но потерял при этом свои лучшие войска. Англичанам удалось наконец погрузиться на суда. Маркиз де Ла Романа отступил в провинцию Оренсе, где и занял прочные позиции, что дало ему возможность препятствовать действиям французских войск, беспрестанно тревожа их во время перехода. Следуя этой системе, он овладел Вилья Франкой и проник в Астурию, где продолжал совершать такого же рода нападения. Валенсийская провинция назначила его членом Севильской хунты. Тогда он оставил армию и отправился к месту нового назначения. Его опыт и познания были по достоинству оценены сотоварищами. Все важнейшие меры, принятые в то время, проводились в жизнь при самом деятельном его участии. В 1810 году, после того как французы вступили в Андалусию[9] и хунта покинула Севилью, он принял командование войсками, расположенными по берегам Гуадианы, а затем соединился с герцогом Веллингтоном, когда этот генерал отошел к оборонительной линии Торрес Ведрас[10].
В дальнейшем Ла Романа защищал вместе с генералом Хиллом левый берег Тахо, и генерал Масена[11], несмотря на все свое искусство, так и не смог овладеть им. Тяготы походной жизни подорвали здоровье Ла Романа, и он скончался в Португалии, в Карташо, 28 января 1811 года.
Его соотечественники и даже сами французы отдавали должное его храбрости, дарованиям и благородству. Испанцы считают его одним из самых своих выдающихся военных деятелей нового времени.
(«Новый биографический справочник современных деятелей»).ПРОЛОГ
Гранд[12].
Капитан.
Поэт.
Клара Гасуль.
Уборная Клары Гасуль.
Гранд, капитан, поэт, Клара.
Гранд. Наконец-то вы одеты!
Поэт. И неизменно прекрасны, как ангел.
Капитан. Но почему же без баскины и мантильи?[13]
Клара. Дело в том, что сегодня я играю не испанку.
Капитан. Очень жаль!
Гранд. А кто автор пьесы?
Клара. Право, не знаю.
Поэт. Никогда не выдаст! Как мы, бедные авторы, вам обязаны!
Все усаживаются.
Клара. Вот это мне нравится, господа! Уселись, словно весь вечер собираетесь провести в моей уборной. Сиятельнейший сеньор! Если вы усядетесь в кресло, так непременно заснете и проспите представление.
Гранд. Вы же знаете, что я прихожу только ко второму дню.
Поэт. Я надеюсь, что эта новая пьеса разделена на действия.
Клара. Ошибаетесь. Но разве комедия от этого станет хуже?
Поэт. Ну, лучше-то она, во всяком случае, не будет. Прежде всего уже в заглавии нет никакого смысла: насколько мне известно, испанцы в Дании никогда не бывали. Не так ли, ваше сиятельство?
Гранд. Ну, а как было во время войны за Павию?.. При Великом Полководце... Может быть, они тогда решились переплыть... Кажется, чтобы попасть в Данию, особенно долго плыть не приходится... Что вы скажете, сеньор лиценциат?
Поэт (с поклоном). Разумеется. Но кратчайший путь...
Капитан. Вы говорите, сеньор лиценциат, что испанцы никогда не бывали в Дании? Э! Да ведь я сам был там вместе с великим маркизом де Ла Романа! И к тому же, клянусь богом, едва не лишился носа! Я его, черт побери, отморозил так основательно, что он был вроде сосульки.
Клара. Браво, капитан! Вы угадали, о ком идет речь в комедии.
Все. Как! О маркизе де Ла Романа?
Клара. Вот именно.
Капитан. В таком случае пьеса, ей-богу, превосходная, уж вы мне поверьте. Маркиз был великий человек. Это он начал у нас войну куадрилий[14], которая выгнала французов из нашей старой Испании.
Гранд. Ла Романа — великий человек? Он же был до крайности несправедлив!.. Он не захотел назначить меня командиром полка... Меня!
Поэт. Но ведь это просто невозможно — сочинить комедию о людях, которые едва успели умереть!
Клара. Едва успели умереть!.. Дай бог, чтобы бедный маркиз еще не совсем умер!
Капитан. Клянусь богом, я еще помню тот день, когда мы встретились в Галисии[15] с нашими бывшими польскими союзниками. Мы только рты поразевали от удивления... К сожалению, Ла Романа не был тогда с нами... и...
Гранд. Скажите, Кларита, что, собственно, изображается в этой комедии?
Клара. Потерпите немного, сами увидите.
Поэт. Выходит, что комедия начинается в Дании, а кончается в Эспиносе, в Галисии. Расстояние, конечно, пустяковое... Но ведь у господ романтиков такие удобные кареты!
Клара. Вы ничего не понимаете. Все действие пьесы разыгрывается на острове Фюне.
Капитан. Да, да, вот именно: остров Фюн. Как раз там я едва не лишился носа.
Поэт. А как же насчет... трех единств?[16]
Клара. Вот уж об этом ничего не могу сказать. Чтобы судить о пьесе, вовсе не важно знать, происходит ли действие в течение одних суток и появляются ли все действующие лица в одном и том же месте, один — чтобы устроить заговор, другие — чтобы пасть от рук убийц, третьи — чтобы заколоться над чьим-нибудь мертвым телом, как это водится по ту сторону Пиренеев.
Гранд (расслышав только конец фразы). Что вы говорите? Французы перерезают друг другу глотки? Однако, будучи во Франции, я ничего подобного не наблюдал, а уж я-то знал весь Париж.
Поэт (в сторону). До чего он глуп! И подумать только, что человек с таким талантом, как я, вынужден сочинять стихи для людей, подобных ему! (Громко.) Но, возвращаясь к единствам...
Капитан. Оставьте, сеньор лиценциат! Не все ли вам равно, есть единство или нет? Вы не можете без того, чтобы не разбирать других по косточкам!
Поэт. Я это делаю исключительно в интересах искусства. Было бы очень хорошо, если бы мы подражали нашим соседям французам.
Капитан. Нет, нет! Ни в чем, кроме искусства заряжать пушку в двенадцать приемов, — они это делают гораздо быстрее, чем мы.
Гранд. И их уважение к дворянству! Во Франции министерские посты даются только вельможам, а у нас теперь...[17]
Клара. Ну, конечно, это ясно для всех... Проклятая конституция!.. Вы просто созданы, чтобы быть министром!
Гранд. Еще бы! Я и знатен и обладаю способностями к политике. Спросите у сеньора лиценциата... Он в этом хорошо разбирается.
Поэт. Вы, ваше сиятельство, принадлежите к одному из стариннейших родов Испании.
Капитан. Черт побери! Да здравствует равенство! Я без конца сижу в капитанах, а тут какой-нибудь молокосос из знати возьмет да и выхватит у меня из-под носа полковничьи нашивки, которых я столько времени дожидаюсь!
Гранд. Капитан, капитан!.. Не мне, бывшему герильеро[18]...
Клара. Сеньоры, не ссорьтесь, не то я всех вас выставлю за дверь. Вы сейчас посмотрите новую пьесу, которая, надеюсь, вас примирит. Вы, сиятельнейший сеньор, посочувствуете судьбе благородного маркиза. Вашим героем, капитан, будет адъютант генерала де Ла Романа, носящий дорогое всем испанцам имя...
