Генрих Клейст - Пентесилея

Чудовищная!

Женщины, за ней!

О сонм бессмертных, что же будет с нами?

Будь другом, Диомед, не говори
Ни слова из того, что расскажу я,
Придирчивому ворчуну Улиссу:
Во мне он вызывает тошноту
Своею снисходительной улыбкой.

Ты к амазонке вестника послал?
Неужто это правда?

Слушай, друг,
Но мне не возражай ни словом. Понял?
Любим я этой женщиною странной —
То фурией, то грацией, и сам —
Клянусь как Стиксом, так и всем Аидом, —
Всех эллинок презрев, ее люблю.

Ты?

Да. Но свято чтит она обычай,
Который запрещает ей любить
Того, кто ею в битве не повержен.
Я и послал…

Безумец!

Но послушай,
Ужель и ты себе представить можешь
Лишь то в подлунном мире, что случалось
Увидеть голубым глазам твоим?

И ты решил?.. Скажи: решил?

Так что же?
Нет ничего особенного в этом.

Ее на бой ты вызвал лишь затем,
Чтоб ей…

Клянусь Кронидом-громовержцем,
Я не боюсь ее. Скорее вступит
Ее рука с ее же грудью в битву
И, сердце ранив, возгласит: «Победа!» —
Чем ею вред она мне причинит.
Покорен буду я ее желаньям
Недолго — месяц или два. Не рухнет
Изглоданный волнами древний Истм
От этого. Затем я стану снова —
Она сама сказала так — свободен,
Как зверь в лесу. А если согласится
Она со мной уехать, буду счастлив
С ней разделить престол отцов моих.

Улисс, прошу, иди сюда.

Пелид,
Царицу вызвал ты опять на битву.
Ужели утомленными войсками
Осмелишься ты снова рисковать?

Тут дело, друг, не в риске и не в битве.
Он просто ей задумал сдаться в плен.

Как!

Заклинаю, отвернись скорее!

Он хочет?..

Ты же слышал: с ней схватиться,
Пылая гневом, как бойцу пристало,
Разбить ей щит, из шлема высечь искры, —
И все это затем, чтоб побежденным
Во прах у ножек амазонки пасть.

Да в здравом ли рассудке сын Пелея?
Да от него ль ты слышал, что…

Улисс,
Прошу тебя, сотри ты с губ улыбку,
Клянусь богами, увидав ее,
Зуд в кулаках я тотчас ощущаю.

Клянусь Коцитом огненным, я должен
Знать, правда ль то, что я услышал здесь!
Прошу тебя, ответь мне, сын Тидея,
И клятвой подтверди свои слова,
Чтоб у меня сомнений не осталось:
Решил ли он царице сдаться в плен?

Ты сам слыхал.

Он хочет в Фемискиру
Уехать?

Да

И дело всей Эллады —
Борьбу за Трою — он, умалишенный,
Оставить хочет, как игру дитя,
Нашедшее забаву поновее?

Юпитером клянусь, что да.

Не верю.

И он со мной о Трое говорит!

Что?

Что?

Сказал ты что-то?

Я?

Да, ты.

Сказал я, что о Трое говоришь ты.

Да, спрашиваю я, как одержимый,
Ужель забыл ты, как минутный сон,
Борьбу за Трою, дело всей Эллады?

Запомни, Лаэртид, что, если даже
Провалится под землю ваша Троя,
И озеро над нею разольется,
И к флюгерам ее ночами станет
Привязывать челнок седой рыбак,
И щука во дворец царя Приама
Вселится, и блаженствовать на ложе
Елены будет пара выдр иль крыс,
Я и тогда останусь равнодушным.

Тидид, клянусь я Стиксом, он не шутит!

Аидом, Стиксом и Лернейской топью[79],
Земным, подземным и небесным миром
Клянусь тебе, Улисс, что не шучу
И что решил увидеть храм Дианы.

Тидид, будь добр, не отпускай его
Отсюда.

Я? Попробую. Но прежде
Будь добр свои мне руки одолжить.

Ну что, согласна? Говори: согласна?

Пелид, она согласна и уже
Идет сюда. Но с ней слоны, собаки
И целая толпа наездниц диких.
А что на поединке делать им?

Пусть. Это дань обычаю. За мною!
Клянусь богами, сметлива царица!
Ты говоришь, с ней псы?

Да.

И слоны?

Пелид, поверь, смотреть на это страшно.
Иди она под Трою, чтобы штурмом
Взять лагерь двух Атридов, — и тогда бы
Свирепей не казалась рать ее.

Зверье у ней такое же ручное,
Как и она сама. За мной!

Безумец!

Связать его! Что ж вы стоите, греки?

Нет, поздно: амазонки здесь. Идем.

Веревок, женщины!

Святая мать!..

Свалить на землю и связать покрепче!

Кого? Царицу?

Бешеную суку!
Руками с ней уже не совладать.

Достойнейшая мать, ты вне себя!

Трех дев я удержать ее послала —
Их в ярости она свалила с ног.
Собак она спустила на Мерою
За то, что та пыталась на коленях
Ее словами нежными унять.
Когда сама я подошла к безумной,
Она обеими руками камень,
В меня метая яростные взгляды,
С земли приподняла, — и я погибла б,
Когда б в толпе не скрылась от нее.