Николай Языков - Стихотворения
Языков вернулся в Россию в 1843 оду. Он по-прежнему был жестоко болен, и Вяземский, встретившийся с Языковым еще за границею, поразился страшной перемене в облике поэта. Однако тот же Вяземский отозвался о языковском предсмертном творчестве: "Дарование его в последнее время замечательно созрело, прояснилось, уравновесилось и возмужало". В 1845 году Иван Киреевский сообщал Жуковскому о Языкове: "Он пишет много, и стих его, кажется, стал еще блестящее и крепче". Сам поэт говорил, что он пишет стихи "не болезненные". Голос его был звучен как никогда, и на этот раз Языкова услышали все — даже и те, кто не желал его замечать прежде или поговаривал об упадке таланта.
Лирический восторг, порыв поэтической души к высокому всегда были присущи романтику Языкову, но в последние годы его жизни к силе и непосредственности присоединились особенная трезвость и незамутненность творческого мышления. Гоголь отметил это "высшее состояние лиризма, которое чуждо движений страстных и есть твердый взлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости". Именно таков торжественный лиризм языковского стихотворения "Землетрясенье", вобравшего в себя и державинскую мощную архаику, и гармоничную силу пушкинского "Пророка", и уроки "поэзии мысли" Баратынского и любомудров. Это стихотворение Жуковский считал одним из лучших в русской поэзии. По силе и художественной завершенности близок к "Землетрясенью" знаменитый "Сампсон" Языкова, этот вечный символ страшного взрыва обманом связанной силы.
Гоголь точно говорил о Языкове: "Он всякий раз становится как-то неизмеримо выше и страстей и самого себя, когда прикоснется к чему-нибудь высшему". Сказано это, конечно, о "Землетрясенье" и "Сэмпсоне", а не о послании "К ненашим" и других гневных выпадах поэта против Герцена, Чаадаева и Грановского. В стихотворении "К ненашим" и других посланиях подобного рода, написанных по поводу лекций Грановского об истории средних веков, звучат именно страсти и гнев, откровенная предубежденность. Сам поэт говорил: "Много может сделать русский человек, когда пошло на задор". Поэтому эти его стихотворения — более документы общественной борьбы, нежели факт высокой литературы. Языковские послания, как и резкие антиславянофильские письма и статьи Белинского, с другой стороны, объективно способствовали окончательному разъединению двух главных направлений русского общественного движения тех лет — западников и славянофилов на бескомпромиссно враждующие лагери (см. примечания к этим стихотворениям). Поэтому эти произведения навсегда останутся в истории именно как явления общественной мысли той эпохи. И есть своя несправедливость в том, что эти пристрастные стихотворения как бы заслонили самоценную позднюю лирику Языкова и повлияли на позднейшее восприятие его творчества.
Перед смертью Языков оглянулся на свою молодость, на дни беззаботного веселья и счастья и создал полное светлой грусти стихотворение "Сияет яркая полночная луна". Об этом его стихотворении современник писал позднее: "Это хоть не голос умирающего, а что-то прощальное. Поразительно, что его последнее слово и последняя мысль были обращены к отшедшим: к годам студенчества и к Воейковой…" Сильная и светлая натура Языкова чужда была загробного ужаса. За несколько дней до смерти он властно спросил окружающих, верят ли они в воскрешение мертвых. И услышав молчание, призвал повара и заказал ему все блюда и вина похоронной тризны и велел пригласить на поминки всех друзей и знакомых. Таков был последний его поступок, в котором человек высказался вполне.
Как и всякий подлинный поэт, Языков должен был создать свой "памятник", поэтически запечатлеть свою мысль о том, что же в его творчестве останется вечно живо в памяти людей, что в нем долговечнее меди и пирамид. Такие нерукотворные "памятники" воздвигли себе, своей поэзии Державин и Пушкин. Языков же. пойдя по этому пути, совершил нечто иное: он создал памятник не себе и своей поэзии, и даже не поэту и поэзии вообще. В "Стихах на объявление памятника историографу Н. М. Карамзину" поэт воспел великого историка, открывшего России ее самое, и его "книгу книг" — двенадцатитомную "Историю государства Российского". Это творение Языкова, названное Белинским одой, не просто создание личной воли поэта. Русская поэзия всегда помнила о заслуге Карамзина перед собою и перед Россией Пушкин в 1826 году писал об истории Карамзина: "Его творение есть вечный памятник и алтарь спасения, воздвигнутый русскому народу". В 1831 году появились возвышенные строки Жуковского:
Лежит венец на мраморе могилы;
Ей молится России верный сын;
И будит в нем для дел прекрасных, силы
Святое имя: Карамзин.
Поэтическая идея памятника автору "Истории государства Российского" воплотилась в громозвучной, торжественной языковской оде. В ней поэт Языков воздвигает нерукотворный памятник историку Карамзину и его книге, и в этом великодушном поступке вполне выразилась прямая и сильная натура поэта. Черта эта была в характере Языкова — вспомним другие его стихотворения, задуманные и написанные именно как поэтические памятники Дельвигу и его поэзии, любимой женщине (А. А. Воейковой), няне Пушкина.
А подлинному творцу Языкову стала памятником вся его самобытная сильная поэзия. Причем она не просто была ярко оригинальна, но и другим поэтам помогала обрести собственное творческое лицо. Белинский справедливо заметил о творениях Языкова: "Они дали возможность каждому писать не так, как все пишут, а как он способен, следственно, каждому дали возможность быть самим собою в своих сочинениях". Нестареющие образы языковской поэзии еще раз заставляют нас задуматься о вечной молодости высокого искусства. Ощущая сегодня их бессмертную свежесть, вспоминаешь вещие пушкинские слова: "Произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны". Таковы и лучшие творения замечательного русского поэта Николая Языкова.
Год: 1978
Языков Н. М.: Биобиблиографическая справка
ЯЗЫКОВ, Николай Михайлович [4(16).III.1803, Симбирская губ. — 26.XII.1846 (7.I.1847), Москва) — поэт. Родился в богатой помещичьей семье. Состояние, оставленное отцом, позволило ему получить хорошее образование и вести независимый образ жизни. Сначала Я. учился в Петербурге в Горном кадетском корпусе (1814–1819), а затем в Институте инженеров путей сообщения (до 1820 г.). Курса в обоих учебных заведениях не окончил и осенью 1822 г. уехал в Дерпт, где поступил в университет на философский факультет и провел семь лет, но экзамена за университет не сдавал и покинул его "свободно-бездипломным".
Еще до Дерпта Я. почувствовал свое призвание поэта. Завязавшиеся в последний год пребывания в Петербурге театральные и литературные знакомства в Дерпте не теряются, а упрочиваются. Я. знакомится с А. Ф. Воейковым, через него с Жуковским, во время наездов в Петербург — с Дельвигом, К. Ф. Рылеевым, а в 1826 г. — с А. С. Пушкиным. Он устанавливает связи с журналами, и его печатают "Славянин", "Новости литературы", "Сын отечества", "Благонамеренный", "Невский альманах", "Соревнователь" и др. издания. Среди студенческой молодежи он находит понимающую его аудиторию, которой свойственны оппозиционные настроения. В Дерпте Я. много читает и тем пополняет свое образование. Он приобретает широкие и глубокие познания в мировой и русской истории, в совершенстве овладевает немецким языком, и ему открывается немецкая литература предромантизма и романтизма, он успешно изучает латинский и греческий языки, его интересуют статистика, государственное право, политэкономия. Рядом с именами Байрона, Шиллера, Тика стоят для него имена Н. М. Карамзина, И. А. Крылова, А. С. Грибоедова. На этом фоне формируется вольнолюбие Я., его несомненная общественная оппозиционность, которая сближает поэта с декабристами. Однако в отличие от декабристов у Я. не было каких-либо прочных и продуманных политических убеждений. Они носили скорее чисто эмоциональный характер и выражались в протесте против самодержавного произвола, аракчеевщины, всяких форм угнетения, сковывавших духовную свободу. Отсюда и пафос языковской поэзии — "стремление к душевному простору", как определил его И. В. Киреевский ("О стихотворениях г. Языкова" // Телескоп.- 1834. — Ч. 19.- № 3, 4).
Поэтическое дарование Я. исключительно лирическое. Хотя он писал поэмы ("Сержант Сурмин", 1829; опубл. в 1845 г.; "Липы", 1846; опубл. в 1859 г.), сказки ("Сказка о пастухе и диком вепре", 1835), драматические произведения ("Жар-птица. Драматическая сказка", 1836–1838; опубл. в 1857 г.; "Встреча Нового года", 1840; "Странный случай", 1841), однако не достиг в них заметных успехов.
В творчестве Я. отчетливо выделяются два периода: 20 — нач. 30 гг. (примерно до 1833 г.) и вторая половина 30 гг. (с 1834 г.) — 1846 г.
Лучшие произведения Я. в большинстве своем созданы в нач. 20 — сер. 30 гг. Как и другие поэты пушкинской поры, Я. сформировался в преддверии восстания декабристов, в период подъема общественного движения. Это наложило отпечаток на всю его лирику. Радостное чувство свободы, охватившее современников поэта и его самого, непосредственно повлияло на строй чувств Я.
