Николай Потапов - Великая Отечественная Война (1941–1945)
Иден. По-видимому, это так. У Америки и России есть много общего в политических взглядах на развитие будущего мира.
Гленн. Да, это так.
Черчилль. Что может быть общего во взглядах на будущий миропорядок у капиталистической Америки и социалистической России? Абсурд какой-то.
Гленн. Мы знаем, сэр, спорить с вами трудно. Вы можете заговорить и переговорить любого. Вы всегда уверены в собственной мудрости и правоте и не любите, не терпите возражений. Но Рузвельт устоял. Переубедить его вам не удалось.
Черчилль. Не удалось.
Исмей. Да, это, пожалуй, первый случай, когда наш сэр отступил, сдался.
Черчилль. Все, что я хочу в спорах, так это согласия с моими желаниями после разумного обсуждения.
Гленн. При всем вашем недоброжелательном отношении к Советскому Союзу вы все-таки решились в Россию поехать.
Черчилль. Мне было интересно посмотреть вблизи, что это за страна такая — Советская Россия. И я поехал.
Гленн. Выходит, ваше любопытство было выше желания оказать помощь русским в этой тяжелейшей для них войне?
Черчилль. Возможно, и так. По дороге в Россию я размышлял в самолете о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Я размышлял, что должен буду сказать руководителям этой страны при встрече. Мне говорили, что русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутанов.
Гленн. Даже так? (Все смеются.) И вы в этот бред поверили?
Черчилль. Вот я и хотел в этом убедиться лично.
Гленн. Вы только не раздевайте их догола, не ищите у них на теле густую шерсть обезьяны.
Черчилль. Раздевать их я не буду. Обещаю тебе, Гленн. Не буду раздевать даже женщин.
Гленн. Жаль. (Все смеются.)
Черчилль. Что касается женщин, возможно, я и не прав. Пару красивых женщин можно было бы и раздеть.
Гленн. Но вы же встречаетесь здесь с представительницами русского посольства. Они что, орангутаны?
Черчилль (улыбнувшись). Да вроде шерсти у них на теле нет. Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе, как прародительнице современных наций и цивилизаций. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое под руководством европейского совета.
Гленн. Точнее сказать, не под руководством европейского совета, а под руководством Англии и Америки.
Черчилль. А почему бы и нет? Англия как держава, конечно, меньше, чем Соединенные Штаты Америки, но она может дать миру много неожиданных полезных идей.
Исмей. Верно, сэр. Вы действительно великий патриот Англии.
Черчилль. Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи.
Исмей. Браво, сэр, браво!
Черчилль. Я понимаю, какая маленькая страна Британия. И когда я представляю, как я буду сидеть на лавке при встрече трех руководителей, то вижу такую картину: с одной стороны от меня огромный русский медведь, а с другой — огромный американский бизон. А между ними сидит бедный маленький английский осел, и только он один из всех трех знает верный путь домой.
Исмей. Браво, сэр, браво!
Черчилль. Ну хватит, друзья, заниматься политикой, пора переходить к делу.
Гленн. Так все-таки, сэр, что вы скажете русским об открытии второго фронта в 1942 году?
Черчилль. Я им скажу, что скорее всего мы откроем второй фронт во Франции в 1943 году, а, может быть, летом 1944 года. Не раньше.
Гленн. И вы это выполните?
Черчилль. Жизнь покажет, как надо поступать.
Гленн. И все-таки ваши надежды на поражение России в этой войне безосновательны. В это тяжелейшее для них время они провели военный парад войск на Красной площади. Они показали всему миру — сдаваться немцам не собираются, что у них есть силы, возможности и воля одолеть их.
Исмей. Какие силы? Какие возможности? О чем вы говорите, Гленн? Этот военный парад — жалкая попытка доказать миру, что Россия еще жива, еще сопротивляется. Это был последний вздох больного человека перед смертью.
Черчилль. Исмей, теперь я тебе говорю: «Браво, Исмей, браво!»
Гленн. Напрасно так думаете, Исмей. Этот военный парад вдохновил не только Красную Армию, но и весь советский народ на дальнейшее сопротивление врагу, вселил уверенность в победе.
Иден. Да, военный парад на Красной площади — это большая удача русских. Они убедили народы мира, что сдаваться они не собираются, что Россия будет сражаться до полной победы над врагом.
Черчилль. Посмотрим, посмотрим…
КАРТИНА XXIVЛесная просека у разъезда Дубосеково. В земляных укрытиях — солдаты. Слышится шум танковых двигателей.
Клочков. Двенадцать танков мы подбили. Следующий тринадцатый. Кто готов идти?
Несколько солдат отвечают: «Я!», «Я!»..
Пойдешь ты, Андрей.
Андрей. Я готов.
Клочков. Гранаты приготовил?
Андрей. Приготовил.
Клочков. А бутылки с горючей смесью?
Андрей. Есть.
Клочков. Действуй осмотрительно. Старайся подползти к танку незаметным. Сначала пускай в дело бутылки с жидкостью, потом — гранаты.
Андрей. Понял.
Клочков. Ну, давай, Андрей, выходи на позицию. Удачи тебе. (Обнимает его.) Да поможет тебе Бог.
Андрей крестится, вылезает из укрытия, скрывается в просеке. Звук танка все ближе и ближе. Затем вспышка огня и взрыв гранат.
Пусть земля тебе будет пухом.
Все снимают шапки. Крестятся.
И вечная память. Кто готов идти на следующий танк?
Голоса солдат: «Я!», «Я!»…
Пойдешь ты, Карим.
Карим. Я готов.
Клочков. Гранаты, бутылки приготовил?
Карим. Приготовил.
Клочков. Действуй осторожно. Сначала бросай на танк бутылки, потом гранаты.
Карим. Понял.
Гавриил. А дети у тебя есть, Карим?
Карим. Есть. Двое мальчиков, одному четыре года, второму — шесть.
Гавриил. Карточки-то есть?
Карим. Жена обещала выслать.
Гавриил. Может, дождешься?
Карим. Может, и дождусь, если повезет.
Мусамбек. На войне счастье изменчиво.
Гавриил. Это так. Пуля-дура никого не пощадит. А у тебя, Мусамбек, дети есть?
Мусамбек. Есть. Три, пять, семь лет. И все — парни.
Гавриил. Молодец, Мусамбек! Парни стране нужны — будущие воины.
Карим. Мы навоевались и за них, и за себя. Пусть они войны не знают.
Гавриил. Пока живут люди, Карим, будут и войны.
Карим. Почему же?
Гавриил. Потому что есть люди, которые без войны жить не могут. Это у них в крови.
Мусамбек. Люди воюют из-за зависти. Одни — бедные, другие — богатые. Бедным обидно, что они такие обездоленные. А богатые поделиться с бедными не хотят. Вот и воюют. А ведь Бог говорил, если ты богатый, то поделись с бедным. И ты заслужишь моего благословения.
Гавриил. Бог справедлив, он говорил правду, но его мало кто слушается, поэтому люди часто между собой враждуют.
Мусамбек. Это так.
Слышится шум танков.
Клочков. Ну, Карим, тебе пора.
Гавриил (Клочкову). Василий, может, я пойду вместо Карима?
Клочков. Я не возражаю.
Карим. Нет-нет, пойду я.
Берет гранаты, бутылки. Клочков обнимает его. Карим выходит из укрытия, скрывается в ельнике. Потом — всплеск огня, взрыв гранаты. Все снимают шапки.
Клочков. Пусть земля будет ему пухом. И вечная память людей. Следующим пойдешь ты, Гавриил.
Гавриил. Я готов.
Клочков. Готовь гранаты, бутылки.
Гавриил. Они у меня всегда готовы.
Слышится шум двигателей приближающихся танков.
Клочков. Ну, Гавриил, выходи на позицию. (Обнимает его.) Желаю удачи.
