Уилли РАССЕЛ - ВОСПИТАНИЕ РИТЫ
РИТА. Вы трезвый, или как?
ФРЭНК. Если вы имеете в виду, способен ли я ещё воспринимать звуки человеческой речи, то да, вполне.
РИТА (подходя вплотную к Фрэнку). Мне бы хотелось, чтобы вы меня выслушали в трезвом состоянии.
Достаёт его стихи.
Они изумительны. Фрэнк, вы должны писать стихи.
Подходит к вращающемуся стулу и садится.
Они изумительны. В них столько ума. Глубины. Чувства стиля.
ФРЭНК (подходя к маленькому столику и ставя на него свой стакан). Да… говорите, говорите ещё…
РИТА. Они, действительно, прекрасны. Это не только моё мнение, Фрэнк. Мы с Триш говорили о них весь прошлый вечер. Она думает о них то же самое. Почему вы бросили писать? Мы не ложились спать почти всю ночь, говорили о ваших стихах. Сначала нам показалось, что это типично современная поэзия, знаете, нечто присущее лишь нашему столетию, но потом поняли, что в них есть что-то большее, что-то особое… Как это Триш выразилась? В их звучании прослеживается связь с традициями, идущими из девятнадцатого века, по вложенным в них мыслям, по возникающим ассоциациям…
ФРЭНК (подходя к столу слева). Хм, это великолепно, Рита. Какое счастье, что я не дал почитать их вам раньше. Представьте только, что бы вы сказали, если бы прочли мои стихи в начале нашего знакомства?
РИТА. Представить не трудно… Я бы ничего не поняла в них, Фрэнк.
ФРЭНК. Вы бы, наверное, сочли их никуда не годным дерьмом и швырнули бы их мне в морду?
РИТА (смеясь). Наверное, Фрэнк… Но а действительно не могла тогда их оценить, потому что заключённые в них ассоциации были мне недоступны.
ФРЭНК. Так я неплохо над вами поработал, а, Рита?
РИТА. Неплохо, Фрэнк. Теперь я это поняла.
ФРЭНК. Знаете, Рита, я решил — я решил тоже поменять имя. И с сегодняшнего дня я буду настаивать на том, чтобы меня называли Мери — Мери Шелли — как вам нравится такая ассоциация, Рита?
РИТА. Что вы хотите сказать?
ФРЭНК. Разве непонятно — она же написала такой романчик, в духе готики, помните — «Франкенштейн»?
РИТА. И что дальше?
ФРЭНК. Только одно: всё это…
Берёт в руки свои стихи.
Весь этот набор ловко и достаточно изобретательно натасканных отовсюду, как вы выразились, ассоциаций — на самом деле — лишь куча бессмысленного и бездарного дерьма, и это понятно любому, в ком сохранилась хоть капля здравого смысла. Мои стихи принадлежат к тому разряду книг, что приносят издателю дурную репутацию. Ум? Да вы найдёте больше ума в телефонной книге, а может быть, и больше глубины тоже. Единственное преимущество этих книжечек по сравнению с телефонным справочником, что их намного легче порвать.
Рвёт книжки в клочья, разбрасывает их по всей комнате.
Тут нет ни индивидуальности, ни стиля — лишь очень много претензий, вот и всё.
РИТА. Это неправда.
ФРЭНК. Я вовсе не жду, что вы мне поверите, Рита, ведь вы теперь сами умеете различать литературные шедевры, не так ли?
Швыряет в воздух последнюю горстку своих разорванных стихов и усаживается на стул.
Не пора ли вам наконец уйти? Честно говоря, с меня довольно.
РИТА. Чего довольно, Фрэнк?
ФРЭНК. Вас, милочка, вас…
РИТА. Хотите, я скажу, что вас так раздражает, мистер Поэт-неудачник, оплакивающий собственную судьбу? Вы не можете примириться с тем, что я стала другой, что я выросла. Неужели, Фрэнк, всё дело в том, что вы больше не можете изображать из себя доброго дядюшку, который нянчится с несмышлёнышем, в то время как, тот, развесив уши, ловит каждое его слово? Да, я изменилась, я знаю всё то, что знаете вы, и именно это вас не устраивает, — вы бы предпочли, чтобы я так и оставалась той дурочкой, какой была когда-то; вы ничем не отличаетесь от остальных — тех, кто хотел бы, чтобы мы всю жизнь прожили в невежестве — потому, что тогда мы кажемся всем такими смешными и забавными, не так ли? Вы больше не нужны мне, Фрэнк.
Встаёт, собирает свои вещи и направляется к двери.
Моя комната битком забита книгами. И я знаю, во что одеться, какое купить вино, что смотреть в театре, какие читать книги и газеты. Я вполне могу без вас обойтись.
ФРЭНК. И больше вам ничего не надо? Неужели только ради этой малости вы проделали такой длинный путь?
РИТА. Вам это представляется малостью? Ну да, для вас это действительно малость — потому, что вы все принимаете как должное и, упустив все шансы, которые дала вам жизнь, научились лишь надо всем издеваться и всё презирать.
ФРЭНК. А вы, Рита, стало быть, наконец-то поняли, что такое культура? И наверное, полагаете что те песни, что вы поёте сейчас, лучше прежних? Ошибаетесь — это всего лишь другие песни, вот и всё — однако в вашем исполнении они звучат слишком шумно, и слишком назойливо — а за этим пустота, и чужая мелодия… Ах, Рита, Рита…
РИТА. Вы сказали: Рита?
С м е е т с я.
Да кроме вас никто больше не называет меня Ритой. Я давно отказалась от этой мерзкой претенциозной клички — как только поняла, как она звучит на самом деле. Вы, идиот… Никто больше не называет меня Ритой.
ФРЭНК. И кто же вы теперь будете? Может быть, Вирджиния?
РИТА выходит.
Или Шарлотта? Джейн? Эмилия?
З а т е м н е н и е.
Картина шестая
ФРЭНК разговаривает по телефону, облокотившись на полки с книгами.
ФРЭНК. Да… Кажется, она там работает… Рита Уайт… Нет, нет… А, ну извините… Как вы сказали? Ах, Сьюзен Уайт? Больше не работает? Большое спасибо… Спасибо…
Свет постепенно гаснет. Когда освещается снова, мы понимаем, что прошло несколько часов. Теперь ФРЭНК сидит за своим столом, спиной к зрительному залу. Он снова разговаривает по телефону. На этот раз он пьян.
Да… Это… Простите, вас зовут Триш?… Видите ли, это говорит один знакомый Риты… Знакомый Риты… Ну да, я и хотел сказать: Сьюзен… Да… Вы не могли бы ей передать, что… ну, это… Это Фрэнк… Её преподаватель… Да, я… Пожалуйста, скажите ей, что она включена в список допущенных к экзамену… Я просто боюсь, что она не знает точно, когда и куда ей надо прийти… Вы не попросите её заглянуть ко мне?… Да, пожалуйста… Совершенно верно… Спасибо…
З а т е м н е н и е.
Картина седьмая
Входит РИТА, кутающаяся в красивое, до пят, зимнее пальто. Закуривает сигарету, подходит к бюро, на котором стоит много рождественских открыток, ставит свою рядом. Бросает конверт, в котором лежала открытка, в корзину для мусора и, открыв дверь, сталкивается с Фрэнком, держащим в каждой руке по большой коробке. От неожиданности он несколько смущается, роняет одну из коробок, однако быстро приходит в себя и входит в комнату. РИТА выходит в коридор и возвращается со второй коробкой.
ФРЭНК берёт стоящий около письменного стола стул, передвигает его к книжным полкам, влезает на него и начинает снимать с полок книги, аккуратно складывая их в принесённые коробки. РИТА наблюдает за его действиями, однако он продолжает заниматься своим делом, не обращая на неё никакого внимания.
РИТА. Счастливого Рождества, Фрэнк. Ну что, всё-таки вас уволили?
ФРЭНК. Не совсем.
РИТА. Ну, а зачем тогда вы укладываете книги, если не совсем?
ФРЭНК. Уезжаю в Австралию.
П а у з а.
Это было решено ещё несколько недель тому назад — уже и отпраздновали.
РИТА. Так что, вы всё-таки грабанули университетскую кассу, Фрэнк?
ФРЭНК. Ну, в каком-то смысле. Так сказать, метафорически. А коль скоро только метафорически, то и приговор был смягчён до двухлетней ссылки в Австралию. Хотя едва ли его можно счесть слишком уж мягким…
РИТА. А что сказала Джулия?
ФРЭНК. Пожелала мне счастливого пути.
РИТА. Так она с вами не едет?
ФРЭНК качает головой. РИТА помогает ему снимать с полок книги и укладывать их в коробки.
Ну, и что же вы собираетесь делать дальше?
ФРЭНК. Ничего особенного. Австралия — это сущий рай для таких, как я.
РИТА. Да ладно уж, Фрэнк…
ФРЭНК. Точно вам говорю. Вы разве не знаете, что австралийцы назвали свой любимый сорт пива именем одного весьма известного писателя. Пиво марки «Форстер». Естественно, что Форстера они при этом пишут неправильно — примерно так, как вы когда-то.
РИТА. Хватит шуток!
