Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Сохранившиеся реплики драматурга свидетельствуют о том, что порой он понимал, на что уходит жизнь.
«Я оглянулся на <…> пройденный путь и вдруг увидел: сколько на нем было мелкой литературной суеты, литературной поденщины. И стало ясно, что писать нужно так <…> чтобы назвал меня своим другом какой-нибудь <…> читатель, никогда не видевший меня в глаза. Не знаю, удастся ли мне это когда-нибудь…»
(Из письма К. А. Треневу 7 июня 1938 г. // РГАЛИ. Ф. 1398. Оп. 2. Ед. хр. 512. Л. 1 об.)ШКВАРКИН Василий Васильевич (1894–1967) родился в обеспеченной дворянской семье. Известно, что юношей он увлекался историей (не случайно его драматургическим дебютом стала пьеса «В глухое царствование, или Предательство Дегаева», получившая вторую премию на конкурсе исторических пьес 1925 г.). Год учился на филологическом факультете Московского университета. Перед революцией он — вольноопределяющийся уланского Волынского полка в Кирсанове. Сохранилось удостоверение, выданное Правлением суконных фабрик Симбирского группового объединения Республики в том, что молодой человек «состоял на службе Правления с 18-го ноября 1919 г. по 10 июня 1920 г. в должности старшего делопроизводителя, а с 10-го июня по 22-е августа 1920-го г. в должности И. О. Управляющего делами, и возложенные на него обязанности исполнял аккуратно, с полным знанием порученного ему дела».
Справка заканчивается сообщением: «Мобилизован в ряды Красной Армии» (ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. Ф. 480. Оп. 2. Ед. хр. 128. Л. 1. 19.XI.1920 г.). Дальше были чтение лекций на Курсах красных офицеров, работа в Отделе по ликвидации неграмотности в Симбирске, служба в Госбанке. Похоже, что в эти годы выбирать молодому человеку не приходилось. «Сомнительное» социальное происхождение определило немало в судьбе будущего драматурга.
Время расцвета его таланта комедиографа — вторая половина 1920-х. Одну за другой он пишет лучшие свои пьесы: «Вокруг света на самом себе», «Вредный элемент», «Шулер», «Лира напрокат». Все они идут в театрах, имеют успех у публики, но получают снисходительно-высокомерные — в лучшем случае, упрекающие в неверной идеологии — в худшем — отклики прессы.
Не получив поддержки в литературно-театральной критике, Шкваркин на несколько лет замолчал. Следующая его пьеса, вновь победившая зрителя («Чужой ребенок»), появилась лишь в 1933 г. Но, как и десятилетием раньше, его вещи не вписываются в «правильное» идеологическое русло. К концу 1930-х пьесы комедиографа запрещены и сняты с репертуара. И хотя и в 1940-е, и в 1950-е гг. драматург пытался продолжать работу, оправиться от потрясений 1930-х гг. он не сумел. «Последние десять лет жизни Шкваркин тяжело болел», — сухо сообщает современное издание (Русские писатели 20 века. Биографич. словарь. М.: Больш. рос. энц. Рандеву AM. 2000. С. 774).
Первый сборник его пьес вышел лишь в знаковом 1954 г., после смерти Сталина. Две его комедии 1920-х не изданы и сегодня. Сколько-нибудь полного издания пьес Шкваркина (которых, по некоторым сведениям, более двух десятков) до сих пор нет.
ЧИЖЕВСКИЙ Дмитрий Федотович (1885–1951) родился в селе Максимовка Гадячского уезда Полтавской губернии в семье крестьянина. В автобиографии 1924 г. Чижевский вспоминал: «С восьми лет ходил на поденную в экономию за восемь копеек в день на своих харчах. По зимам ходил в церковно-приходскую школу, которую окончил лет в двенадцать. Лет до восемнадцати был в мальчиках при конторе в экономии. Около этого времени любопытства ради жена конторщика дала мне как-то раз прочитать книгу. Попался Гоголь. Впечатление было громадное» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 1). Выпросив денег у отца, юноша отправился учиться в Москву, правда, на Коммерческие курсы. И здесь впервые попал в театр, что и определило его дальнейшую судьбу.
Вместо изучения финансовых и бухгалтерских тонкостей «усидчиво корпел над Ницше, Штирнером, Толстым, евангелием и даже библией. Перешел потом на философию, историю культур и лекции по филологии и астрономии. Увлекся сильно Андреевым. Начал писать трагедию „Восставший раб“. Когда закончил, послал ее Горькому. Он забраковал. Снова переделал и послал. То же. Так, кажется, раза три. Теперь она лежит в упокоении. Тогда же организовал драматический кружок из сослуживцев» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 1).
Уже следующее сочинение — «Жизнь шести конторщиков» — было поставлено на сценах Нижнего Новгорода и Сормова в 1910–1911 гг.
В 1911–1915 гг. Чижевский сотрудничает с газетой «Кубанский курьер» в Екатеринодаре. Самообразования Чижевский не оставлял и в 1915 году, уже тридцатилетним, сдал экстерном экзамены за 4 класса гимназии. В 1915 г. его мобилизуют, он командируется в школу прапорщиков. Воюет, получает ранение и контузии. В Февральскую революцию Чижевский командует ротой и избирается в Первый Батумский Совет рабочих и солдатских депутатов. В 1917 г., используя возможности полковой канцелярии, за свой счет печатает пьесу «Его величество Трифон». В том же году возвращается в Екатеринодар и в марте 1918 г., когда в городе устанавливается советская власть, вступает в члены РКП(б). Тридцатитрехлетний грамотный коммунист быстро продвигается по службе: сначала его назначают комиссаром милиции, затем — интендантом Красной гвардии Кубанской автономной Советской Республики. В 1918–1921 гг. Чижевский уже комбриг, комиссар продовольствия, заведующий административно-хозяйственным отделом ЦК РКП (б). В 1921 г. отправлен в Пермскую область для сбора продналога.
Но как только Гражданская война заканчивается, Чижевский немедленно возвращается к тому, что привлекает его больше всего: к литературным и театральным занятиям. Он становится секретарем Всероссийского литературного общества «Кузница» (где до образования ВАППа собирались так называемые пролетарские писатели), из которого выходит в 1924 г. Чижевский очень энергичен как организатор: он — один из создателей Союза революционных драматургов, состоит во Всероссийском обществе крестьянских писателей, заведует Театральным отделом Главполитпросвета. Тогда же, в начале 1920-х, организовывает «Пролетарский показательный театр», сотрудничает с театром «Красный быт».
В 1923 г. появляется «Сиволапинская комедия», написанная «под Островского», на материале крестьянского быта начала нэпа. Пьесу замечают, о ней хорошо отзываются А. В. Луначарский, В. В. Вишневский, Ф. В. Гладков, Вс. В. Иванов и др. (см.: РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Предисловие). Но не все так гладко. В 1924 г. Чижевский пишет Л. Б. Каменеву, ища у него защиты: «Уважаемый товарищ Лев Борисович. Некоторые критики наших газет в оценке [рецензиях] „Сиволапинской комедии“ упрекают меня и в детской болезни левизны, и в демагогии, и в контрреволюции слева. И все за председателя. У меня же одна была задача: дать такого коммуниста, который бы и твердым был, и привлек бы на себя симпатии зрителя. И в театре это достигается. За что же снимать „Сиволапинскую“ с репертуара, что, кто-то в „Известиях“ указывает Главреперткому?» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 1–1 об.).
Драматургическую известность Чижевский приобрел как автор пьес о крестьянской жизни («Его величество Трифон», «Сиволапинская комедия»), затем последовали «Голгофа», «Лобное место», «Сусанна Борисовна» и др.
Хотя пьесы драматурга идут в театрах, отношение к его вещам у критики неоднозначное.
Мейерхольд начинает работу над «Голгофой» и даже вводит Чижевского в список писательской группы журнала «Жизнь искусства», но позднее вычеркивает его фамилию, вероятно, из-за несогласия автора с режиссерской трактовкой пьесы. Примерно в эти же месяцы 1924 г., выступая на Диспуте о задачах литературы и драматургии в Москве, Чижевский говорит о зависимости провинциальных театров от столичных подмостков: если пьеса не поставлена в центре, она не идет нигде. Поэтому предлагает создать новый театр для новой драматургии.
Вл. И. Немирович-Данченко с его художественной интуицией к Чижевскому благосклонен (см.: Письма О. С. Бокшанской Вл. И. Немировичу-Данченко. М.: Моск. Худ. театр., 2005. Т. 1. С. 560, письмо от 21 января 1927 г.), но МХАТ его вещи отвергает (ср.: «Берсенев: Один автор настойчиво стучится в двери театра, но мы его до сих пор в репертуар не принимали — это Чижевский (раздаются одобрительные возгласы). Но мы надеемся, что Художественный совет нас одобрит»), (Советский театр. Документы и материалы. Л.: Искусство. 1982. Часть 1. 1926–1932. С. 202).
Выразительная запись, характеризующая не только Чижевского, но и атмосферу тех лет, отыскивается в дневниках B. П. Полонского <1925>: «Жарит пьесу за пьесой — и хотя его не хвалят, но он в упоении. Час доказывал мне, что он не может исполнять партийные обязанности, так как занимается более полезным делом: творит. Он хочет добиться, чтобы ЦК вынесло постановление: зачислять литературную работу как партийную. Шумит, грозит: „Вот только ‘Голгофу’ кончу — иначе поговорю: ультиматум поставлю“. Просто парень ищет случая выбраться из партии без сраму. В коммунизм его не верится. Он вообразил себя драматургом и полагает, что проживет и без партии». Интонация редактора литературного журнала передает с трудом сдерживаемое возмущение тем, что кто-то может всерьез полагать, будто литературная работа важнее партийной. Через две страницы читаем: «В партии — среди широких масс — сервилизм, угодничество, боязнь старших. Откуда? Почему вдруг такой шкурнический страх делает недостойными людей, вчера еще достойных? Психоз?» (Полонский Вяч. Моя борьба на литературном фронте. Дневники. Май 1920 — январь 1932 / Публ. C. В. Шумихина // Новый мир. 2008. № 1. С. 146).
