Анатолий Гуницкий - Практика частных явлений
Третий: (раздражённо) Зачем вы втягиваете меня? Зачем вы обволакиваете меня гадкими подробностями вашей никчемной жизни? Зачем мне нужно знать всё это? Зачем мне вообще знать, что вы живёте?
Пауза.
Первый: Да, живу. Застрял и живу. Конечно… Однако на многое я смотрю по-новому, более философски; поневоле начинаешь врубаться в разные штуки и понимать относительность разных там… идей, понятий, представлений.
Третий: (презрительно) Вы скажите ещё, что именно таким образом вы познаете мир гораздо более углублённо, нежели раньше.
Первый: (ехидно) А вы зато — ничего не помните…
Третий: (гордо) Да, я ничего не помню!
Первый: Да-да, ничего! Ничегошеньки! Нола!
Третий: (упрямо) И всё-таки у меня есть шанс!
Первый: Бух! Какой ещё шанс? Где вы его видели в последний раз? В каком задроченном углу Вселенной завалялся ваш шанс? Он — сдох!
Третий: Нет, он жив!
Первый: Он сдох, сдох — ранней весной, когда в саду распустился куст! Или в жаркий летний день, когда вокруг зеленела листва. Или осенней порой, когда вокруг плакал дождь. Или холодной зимой, когда вокруг танцевала метель. Он сдох, слышите?
Третий: Он — жив! Его ранили из-за угла подловатые враги, они подбили ему крыло, но он — жив! Он отлежится, придёт в себя, очухается!
Первый: Нет, он не оклемается. Твой шанс — сдох! Его больше нет! (спокойно) Шанс. Шанс понятие растяжимое. Сегодня он есть, завтра — его нет, а потом, глядишь, снова зашевелят щупальцами какие-то полуобморочные надежды. Шанс. Обычная жизнь в стёклах. Что там, по второму типу… это практически вакуум, тут трудно раскрыться всерьёз. А фактор тотальной беззащитности? Его-то уж точно не стоит сбрасывать с полинялых счетов судьбы. Плохо, плохо ничего не помнить! Кто скажет тебе, мой безумный друг, что было вчера? Что произошло на вялом исходе дня? Может быть, ты признался кому-то в любви — но кому? Крэкс! Ты ничего не помнишь! А может быть, ты стащил миллион с подножия пыльного памятника, за тобой гоняются отряды коженосых детективов, вот-вот они поймают тебя, заломят тебе руки, швырнут с размаху в прокуренное нутро казённого «Мерседеса» — а ты, несчастный, так и не поймёшь, с какой стати с тобой обходятся столь неуважительно, и даже не попытаешься спрятаться, потому что ты совершенно забыл о том, что в твоём кармане лежит целый миллион! Плохо, плохо ничего не помнить! Вот знаешь ли ты, что кроме этого роскошного ящика, ты приволок мне таз?
Третий: (ошеломлённо) Таз?
Первый: (наслаждается некоторое время произведённым эффектом) Таз! И горшок принёс, и кусок мыла! Тёплое ватное одеяло! Зубочистку! Лампу! Собачий презерватив! Шахматные часы! Навес — тоже дело твоих рук! Ты сделал мне столько добра — и ничего, ничего не помнишь об этом!
Третий: Лампа? Навес? Никогда в жизни я…
Первый: (снисходительно) Ладно, ладно. Не стоит об этом, потому что… ничего этого не было. Однако теперь, я надеюсь, ты понимаешь, насколько уязвимо твоё положение? Насколько оно призрачно, шатко? Нечего хорохориться с шансом!
Третий: (порывисто) Я ухожу… ухожу в земляничные поляны…
Первый: Куда там ещё? Лучше бы ты вспомнил — хотя и не можешь, пардон! — но хотя бы попытайся вспомнить, как ставил мне ящик, тянул за руку и прочее… (Третийпытается возразить) Ящик! Ящик! Ящик! Вспомнишь ящик — стократ тебе легче будет вспомнить всё, что было до. Откуда пришёл, куда шёл.
Третий: Земляничные поляны — навеки, навсегда!
Первый: Главное в таких делишках — выйти на самые ранние эпохи. Всё с чего-то начинается. И чем-то кончается. П-ш-ш! Назад, назад, в архаику, в дозолотой век! В пра-жизнь!
Третий: (потерянно) Где я?
Первый: Не вдруг! Не вдруг всё началось!
Третий: (сомнамбула) В редкие секунды полупросветлений… мелькают… будто бы знакомые очертания… чего-то…
Первый: (ухмыляется) Второй тип. Что и требовалось.
Третий: (мрачно) Они привязали меня к скамейке… Тем временем второй собрал какую-то конструкцию, подвесил на крюк стальную болванку. Она поднимается и опускается с помощью троса, пропущенного через лебёдку.
Первый: (достает папку, вынимает из неё бумаги) Я стал тут — сначала от вынужденного безделья — вести нечто вроде дневника. (перебирает бумаги) Вот, извольте — позавчера записал… Одиннадцать утра. На площади перед театром пусто. Обычно в это время много прохожих. Сейчас же — только две женщины и мужчина. Они стоят на одном месте, образовав своеобразный треугольник. Где-то мяучит кошка. Женщины и мужчина — молчат. Женщины чем-то похожи. Интересно, о чём они все думают? (Второй, используя болванку, начинает что-то сплющивать. Грохот.) Пробежала дворняга. Три часа дня. Женщины и мужчина — на прежнем месте. (Грохот усиливается. Равномерные удары болванки. Первыйговорит довольно громко.) Мужчина развернулся в сторону одной из женщин, она внимательно смотрит на него. Мимо прошла компания иностранцев! (Первый говорит очень громко) Они беспечны как птицы! Элен принесла хлеб! Свежий, почти горячий! Семь часов вечера! Треугольник на месте! (грохот усиливается. Первый почти кричит) Странные люди! Стоять на одном месте целый день! Элен сказала, что Сэра Френсиса видели в одном из пригородов! У неё всё не выходит из головы этот боевик про черногорцев! Она сказала…
Третий: (взрывается) К чёрту это идиотское чтение!
Первый: Это ещё не всё!
Третий: Подавитесь своим дневником!
Первый: Это только начало!
Второй: (закончил манипуляции с болванкой) Ха-ха-ха… подавитесь, говорит, подавитесь своим… (снова залезает в мешок)
Первый: Вот — послушайте, что произошло потом…
Третий: Знайте — ваша жизнь — кончена! Кончена! Кончена!
Пауза. Первый внимательно посмотрел на Третьего .
Первый: Как странно…
Третий: Да! Ваша жизнь кончена! (поёт на мотив «Ах, мой милый Августин») Ваша жизнь — кончена, кончена, кончена!
Пауза.
Первый: (удивлённо) Странно. Ей-богу, странно.
Третий: Кончена. Кончена.
Первый: Ну-ка, крикни ещё разок.
Третий: Зачем?
Первый: Давай, кричи!
Третий: (озадачен) Мне совсем не сложно. Могу и повторить. Пожалуйста. Ваша жизнь — кончена, кончена, кончена.
Первый: Не то! Неужели я ошибся? Крикни! Только громко, изо всех сил! Как вот только что кричал!
Третий: (кричит) Ваша жизнь кончена, кончена, кончена!
Первый: (восхищённо) Это — фантастика! Не может быть!
Третий: (неуверенно) Харк…
Первый: Слушай, скажи ещё что-нибудь…
Третий: Что именно?
Первый: А, всё равно! Про дождь. Про снег. Про то, что ты всё забыл.
Третий: Ну, дождь. Ну, снег. Ну… я всё забыл.
Первый: Та-ак. Нет, это совсем не то. Попробуй крикнуть… Ещё раз… про конченную жизнь. Вперёд!
Третий: Ваша жизнь кончена, кончена, кончена…
Первый: Громче, громче! Со злобой! От всей души! Оттянись по большому, в полный рост! Презирай, ненавидь меня! Что я из себя представляю? Отврат, мерзость… противный, убогий застрявший… со своим гадким дневничком…
Третий: (громко) Ваша жизнь — кончена! Кончена! Кончена!
Первый: Да! Да! Ещё!
Третий: Ваша жизнь кончена! Кончена! Кончена!
Первый: Не может быть… Неужели это… ты?
Третий: Я? Да, я — это я. Кем же мне ещё быть?
Пауза. Первый изучает Третьего , очень внимательно вглядывается в него.
Первый: Точно, это — ты! Как же так… Почему я не узнал тебя сразу! Столько лет!
Третий: (обалдело) А?
Первый: Подумать только! А ты? Разве ты не узнаёшь меня? Посмотри, посмотри — это же я! Я узнал тебя!
Третий: Узнал? Кого ты узнал?
Первый: Тебя! Я узнал тебя! Ты вспомни: зима, снегопад, мы ловим с тобой машину в каком-то непонятном индустриальном районе, на углу пьяный бородач бьёт по лицу очаровательную молодую женщину с кривыми ногами, ты не выдерживаешь… или — нет? Это было не с тобой? Тебя там не было? Или — меня… А, вот! Первый этаж больницы в индустриальном районе, кожаный диван… хотя, причём тут ты?
