Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы
Пойли.
Негр на юге жил у себя дома,
Там, где речка Конго или Чад.
Белые пришли, напившись рома,
Перебили жен его и чад.
Остальные.
Ужасная история.
Пойли.
Ужасная история.
Все.
На юге, там, где Конго,
Пойли.
Они, напившись рома,
Убили всех односельчан; а он, потупив взгляд,
«Аминь!» сказал и вдаль пошел скитальцем, говорят.
О, мудрость несравненная!
Остальные.
О, мудрость несравненная!
Пойли.
Самим Спасителем в наш мир он послан был, наверное.
Все.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это,
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
Тот Самый.
Жил крестьянин где-то на востоке —
Хутор свой лелеял и жену.
Кроме них двоих, там только волки —
С голодухи воют на луну.
Остальные.
О, славное предание.
Тот Самый.
О, славное предание.
Все.
На востоке, во Владивостоке…
Тот Самый.
А слегла от немощи, одну
Он не бросил, к названному дню,
Сам позвал к той жинке,
Остальные.
Сам позвал к той жинке
Тот Самый.
Весь колхоз, не пожалев денег, на поминки.
Тот Самый нащупал в кармане Шмальца конверт — вынимает его. Шмальц ничего не замечает.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это,
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
Шмальц.
Некий проповедник жил в Чикаго,
Был душою мягок, духом тверд —
Ближним и Всевышнему во благо —
Пел с бродягами среди трущоб.
Остальные.
Славнейшая история!
Шмальц.
Славнейшая история!
Все.
В Чикаго, там, на западе, за океаном-морем.
Шмальц.
Гангстера спасти от казни чтоб,
Сам за того гангстера лег в гроб.
Жаль, нас не пожалел он,
Остальные.
Жаль, нас не пожалел он:
Шмальц.
На стуле электрическом за изверга сгорел он.
Тот Самый приставляет Шмальцу дуло автомата к спине. Шмальц поднимает руки, Тот Самый выводит его направо на задний план.
Остальные.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это!
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
На заднем плане справа слышна автоматная очередь.
Франк Пятый. Бедный Гастон Шмальц, добрый Гастон Шмальц.
Тот Самый возвращается, передает Франку конверт и ключ.
Тот Самый. Его деньги и его отмычка.
Троица, поглядывая друг на друга, садится на свои чемоданы.
Пойли. Теперь нас только трое.
Тот Самый. Скоро, быть может, будет еще меньше. Если явится шантажист.
Франк Пятый. Мой персонал тает на глазах.
Пойли. Мне что-то опять есть захотелось. (Снова принимается грызть свою французскую булочку.)
Франк Пятый. Скоро восемь.
Пойли. Сейчас у вашей жены встреча с новой сотрудницей, господин директор.
Франк Пятый. Поворотный пункт.
Тот Самый. Кто-то идет. (Показывает назад.)
Франк Пятый. В укрытие!
Тот Самый идет на левую сторону к Франку, оба прячутся за его чемоданом, держа автоматы наготове.
Пойли отходит направо назад, чтобы держать их в поле зрения, автомат у него тоже наготове.
Следующая сцена должна играться в стремительном темпе, поскольку она классическая и написана в стихах.
Пойли. Руки вверх!
Направляет автомат на Того Самого и Франка, те поднимают руки.
Ну что, братцы?
Не ожидали? А ну-ка, встать!
Франк и Тот Самый встают.
Бросить оружие!
Делать, что я сказал! Не то — стреляю!
Франк и Тот Самый кладут автоматы на чемодан.
Выйти вперед.
Тот Самый.
Да это же измена.
Пойли.
Вас удивляет эта перемена?
Меня вы сами воспитали в вашем духе,
И вот теперь я боссу новому протягиваю руки.
Из-за сейфа выходит Герберт.
Тот Самый. Ровно восемь.
Герберт.
Мой милый папуля, глаза так не пяль,
Я — шантажист и буду крепок, как сталь.
Франк Пятый. Мой сын!
Справа выходит Франциска.
Франциска.
Мамуля, без сцен, пора на свалку,
Я та, кто потаскушку заменит в банке.[9]
Оттилия. Моя дочь!
Главный занавес падает.
16. Утешение Господне
Перед главным занавесом с левой стороны выходит Оттилия.
Оттилия.
Ты видишь, публика, греха и срама связь,
Запачкана я по уши, втоптана в грязь.
Уж сколько брошено на женщин сора,
Но ни одна еще такого не изведала позора:
То было у Гийома. Пробили восемь
Часы собора.
Ждала я встречи с нашей новой девкой,
Ее Тот Самый подцепил так скоро.
Она пришла. Мое дитя. Девочка моя. Широк
пролитой крови из-за нее поток,
Моя снегурочка, моя принцесса, золотое семя,
ты белочка моя, мой чудный лепесток.
Благовоспитанна, верна. Сама невинность. Какая
кротость во всех уроках,
Чиста кристально, как вода,
Взлелеяна любовью, от наглых взоров ограждена,
Теперь мегера, продажна и бесстыдна,
Искушена во всех пороках,
В разбой вовлечена
И всякой чести лишена.
О Фрида Фюрст! О Бёкман! Покойники давно,
Вы видите, как я страдаю!
Мои деяния земные — одно паскудство.
Пора.
Отныне я решаю стать на путь добра:
Отродие мое я проклинаю, плод безумства!
Итак, пришел мой срок! Мое решенье,
В конце концов:
Я закрываю банк моих отцов![10]
Перед главным занавесом справа выходит слуга.
Слуга. Его превосходительство господин президент Трауготт фон Фридеман.
Двое слуг вводят слепого главу государства, снова удаляются. Остается только первый слуга.
Президент. Кто тревожит мой покой? Чье отчаяние сверлит мне уши?
Оттилия. Это я, Оттилия, та, что была твоей любовницей много лет назад.
Президент. Оттилия?
Оттилия. Оттилия Франк.
Глава государства, похоже, что-то припоминает, на его лице обозначается радость.
Президент. Оттилия, прости, что я принимаю тебя в холле. Но госсовет ждет. Чего ты хочешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Я должна сделать признание.
Президент. Я слушаю. (Садится.)
Оттилия. Мы совершили в банке наших предков великое множество преступлений.
Молчание.
Мы занимались ростовщичеством, вымогательством, делали бизнес на разврате.
Молчание.
Мало того, моя дочь стала потаскухой.
Молчание.
Мы убивали.
Молчание.
Мы стоим перед финансовым крахом.
Президент. И чего же ты теперь требуешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Разрушить наше семейное предприятие. Устроить процесс против нашего частного банка. Я требую справедливости.
Президент. Справедливости?
Оттилия. Справедливости, даже если она меня уничтожит.
Президент поднимает руку. Слуга вносит узкий письменный столик — Президент что-то подписывает.
Президент. Оттилия Франк, внемли же моему вердикту:
Мое сокровище, иди и не печалься,
Твои деяния, конечно, дрянь, но все же
Мой глаз точней, тут нет несчастья,
Убийство завтра будет стоить подороже,
Подороже.
Ну кто ж так делает, моя голубка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след.
Да и к чему такое бремя?
Мой милый пылкий изувер,
Понятно, ты хочешь правду сегодня или никогда.
Иди, не вешай нос, и гнев умерь.
Мир добр, хоть ты и плачешь иногда,
Плачешь иногда.
Твоя дочурка потаскушка? Полно, мышка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
К чему такое бремя?[11]
Оттилия. Трауготт! Я не желаю милости! Я хочу закрыть банк наших предков.
