Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии
МАРЕК. И когда наступит… когда потом наступит это время… вот тогда стоит жить, человек уже согласится… (Пересиливает стыд и злость.) Самые хорошие… не соколики… страусы… уже имеют свой песок… свои тихие приусадебные участки, полные нежного, теплого песка… стоит наклонить голову… и уже ничего не знаешь, не видишь, не слышишь… голова в сыпучей безопасности… а над песком торчит лишь вздернутый одеревенелый страусиный копчик!.. (Взрывается.) Мы мечтали летать!.. Как могут страусы летать?.. Это единственная… единственная птица… у нее есть крылья, но она не может… не умеет летать!.. У нее есть крылья, но не сердце!..
СВЕТАК. Тсс!.. Тссс!.. Не кричи! Испугаешь!.. (Встает, пошатываясь.) Не видишь?.. Они — здесь!.. Здесь… они размножаются и жужжат… жужжат как мухи… (Таинственно, с пьяными жестами.) Повсюду одни головки… засунутые в песок… а над песком одни только… невинные… равнодушные… отвратительные страусиные попки! Они смотрят в небо… и просят… и просят, чтобы им наподдали!..
Внезапно пространство озаряется ярким светом. И в этом резком насыщенном свете одноклассники стоят неподвижно, они как будто голые.
Тссс!.. Свет!.. Вы видите?..
Тишина. Одноклассники, словно зачарованные, смотрят на пьяного.
Неполадки устранены!.. Неполадки находятся не в вашем приемнике!.. Или в нем?.. Мне-то это до лампочки!.. У меня нет экрана… ничего… ничего… ничего!.. Есть только та пани, с которой… Я — всего лишь обыкновенный… Но все… вы все можете мне завидовать! (Словно провидящий.) Вам известно, что такое тайна переписки? О-го-гооо! Это… святая вещь!.. А я… я больше… чем епископ!.. Не исключено, что… что и больше, чем бискуп!.. И… и они выдумали… искусственные ногти!.. Человек купит себе искусственные ногти и не дерет свои собственные… Алло… сто грамм, пожалуйста!.. (Таинственно, пьяные жесты.) Пссс!.. И раз-два… и придумают и… искусственную совесть, нейлоновую!.. Люди выдумают все, что практично!.. (Вдруг рассерженно.) Ну что?.. Вы меня еще никогда не видели?.. (Поднимает бокал.) За здоровье, друзья!.. Будьте здоровы, успешные идиоты!.. Будьте счастливы… лакеи в чистых перча… перчатках!.. Да здравствует класс «Б»… класс «Б»… Бе-е! (Теряет равновесие и отчаянно блеет.) Бе-е!
МОНИКА (протягивает ему какую-то таблетку, по-деловому). На, это от блеяния, запей водой!
СВЕТАК. Водой?.. Фу!.. (Отпивает из бутылки.) За здоровье… за здоровье, хорошие мальчики!.. (Пьет из бутылки, долгим, отчаянным глотком.)
МОНИКА передвигается в пространстве, постепенно свет гаснет.
МОНИКА (отсутствующе). Электроэнергии… (Задувает свечку.) У нас сегодня в четыре с половиной раза больше… (Следующая свечка.) Чем двадцать пять лет тому назад… (Следующая свечка.) И ее потребление в наших домах минимум в десять раз больше, чем двадцать пять лет тому назад… (Свечка.) Естественно, и производство свечек намного больше, чем до сих пор… (Последняя свечка.) И мы… мы, в конце концов, на двадцать пять лет старше… (Задувает.) Чем двадцать пять лет тому назад… (Пауза, затем как-то бесцветно.) Разве это не потрясающе?..
Тишина.
БЛАНКА (грустно). Я так ждала этого вечера…
За одноклассниками появляется ДЕВУШКА, на руках она приносит белый старинный фарфоровый рукомойник. ДЕВУШКА ступает осторожно, чтобы не разлить воду; она производит впечатление очаровательного достоинства.
ДЕВУШКА. Извините, пожалуйста, но другого рукомойника у нас нет… (Осторожно кладет фарфоровый рукомойник на свободный столик, улыбается.) Товарищ директор подумал, что этот пан, вероятно, пошутил… (Замечает Светака.) Ах, он спит…
СВЕТАК (заерзал). Не сплю! И никогда не шучу!.. И я вовсе не пан!..
ДЕВУШКА. Извините, я имела в виду… (В сомнении.) Этот свет, понимаете… там сгорел трансформатор… но теперь уже все в порядке…
Никто не отвечает. Маленький белый рукомойник как бы тревожно светится в пространстве, притягивая взоры одноклассников.
ДЕВУШКА. Пожалуйста, желаете еще что-нибудь?.. Минеральную воду, сигареты… свежий поджаренный миндаль?..
Снова никакого ответа. Одноклассники стоят молча, неподвижные и словно окаменевшие. Они будто пришли в ужас при виде белого пятна рукомойника.
Тогда — приятного вечера, милые гости!.. (Кланяется и мило уходит.)
Все провожают ее долгим взглядом, смотрят вслед, будто на что-то нереальное.
БЛАНКА (бессильно к чему-то призывая). Но ведь… это должно было быть… ведь здесь была доска, а здесь кафедра…
СИРИУС. Там, наверху, висел крест…
ДОКТОР. Тут стояла печь… там была раздевалка…
МОНИКА. Зимой на одежде таял снег…
ШЕРИФ. А здесь находились четыре окна… с затемнением…
БЛАНКА. И когда их открывали… под ними благоухали липы…
Тишина.
МОНИКА (с горечью). Да… все было именно так.
Все стоят тихо и покорно, словно хотят вдохнуть, поймать что-то неуловимое, что существует уже вне их, вне пространства и времени. Все медленно погружается в темноту.
Конец.
Освальд Заградник
Соло для часов с боем
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ФРАНТИШЕК АБЕЛЬ — лифтер на пенсии.
ПАВЕЛ ЕСЕНСКИЙ — его внук.
ДАША ВЫСОЦКАЯ — девушка Павла.
РАЙНЕР —.
ПАНИ КОНТИ — друзья Франтишека Абеля из Дома для престарелых.
ХМЕЛИК —.
ИНСПЕКТОР МИЧ — старик из Дома для престарелых.
ВОДИТЕЛЬ ТАКСИ.
ВРАЧ.
ПЕРВЫЙ САНИТАР.
ВТОРОЙ САНИТАР.
________________ Перевод Ю. Айхенвальд Osvald Záhradník. Sólo pre bicie (hodiny) © Osvald Záhradník / LITA, 2014Действие первое
Гостиная в старом доме. Две лестницы, широкая, «главная» и узкая, «для домашних», выходят в коридор, ведущий в прихожую. Декорация может быть решена и так, что комната находится в полуподвальном помещении. Обставлена она, как во времена наших бабушек было принято обставлять столовую. Хотя отдельные предметы обстановки производят впечатление зажиточности, все в целом свидетельствует о бедности. Особенно это видно по обивке кресел и дивана. На сравнительно новой модной лампе явно самодельный абажур. На буфете стоит большая безвкусная китайская ваза с несколькими запыленными темно-красными и темно-зелеными розами из перьев. Рядом с вазой — старый, приблизительно двадцатых годов, телефонный аппарат. Странным, аляповатым, контрастным пятном в этой обстановке кажутся две цветные репродукции, вероятно из иллюстрированного журнала. На одной из них богатырски размахивает микрофоном Том Джонс, на другой непринужденно позирует в бикини Брижит Бардо. На потертом, просиженном диване лежит ПАВЕЛ, без особого интереса перелистывает цветной журнал большого формата. АБЕЛЬ торопливо вытирает пыль. На нем праздничные брюки, белая рубашка, жилетка, пиджак переброшен через спинку стула. АБЕЛЬ отбрасывает тряпку, прячет в шкаф будильник, затем часы с гирями и наконец с трудом втискивает в шкаф большие стоячие часы. Перенося часы, он задевает ими вытянутые ноги ПАВЛА и спотыкается на свою хромую ногу.
ПАВЕЛ (не отрываясь от журнала). Еще одна такая эвакуация, и я без ног, без рук.
АБЕЛЬ (тяжело дыша, старается засунуть часы в шкаф). Вот и помоги, пока руки-ноги целы.
ПАВЕЛ (нехотя встает). Ну давай.
ПАВЕЛ. Интересно, что бы ты делал, если 6 этот гроб с музыкой оказался на пару сантиметров выше.
АБЕЛЬ. Не с такими делами справлялись!
ПАВЕЛ (иронически). Еще бы! Например, на фронте.
АБЕЛЬ. И на фронте тоже. Да и здесь бывали дела. (Подходит к окну, смотрит на улицу.) Ты вроде собирался к Даше?
ПАВЕЛ. Считай, что меня уже нет. Не смею больше беспокоить. А вообще-то, когда марширует твой зверинец, глаза бы мои не глядели: и смех и слезы. (В незашнурованных ботинках подходит к шкафу и осторожно вытаскивает оттуда спортивную куртку.) Так! Осторожность и внимание! А то придется надевать вместо куртки ходики, а вместо галстука — гирьку на цепочке. (Поворачивается к шкафу спиной, ловко захлопывает дверцы ударом каблука.)
