Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии
ШЕРИФ. Опомнись, приятель… (Независимо.) Твоя позиция была правильной… Честной и разумной… (Не может не поддержать конформизм Филиппа.) В той ситуации… в той ситуации я занял бы точно такую же… (Мареку.) Надеюсь, тебя это не удивляет…
МАРЕК. Абсолютно нет! (По-деловому, без иронии.) Никто не может переступить через свою тень… Ни ты, ни я… А ты… ты тащишь за собой… слишком успешную тень!
ШЕРИФ. В любом случае я ему не навредил! Я подчеркнул, что это порядочный человек… хороший специалист… антифашист… что он сидел во времена Гитлера… и что это было ошибкой, когда его посадили наши… Все, что в коротком телефонном разговоре можно было сказать, все положительное я сказал! (Пауза.) Естественно, эту его поездку я не рекомендовал.
ЛУПИНО. Вот это — самое главное!
ДОКТОР. Люди уже путешествуют по космосу — я не знаю, почему наш профессор не имел права заглянуть за пределы собственного гумна.
ШЕРИФ (с Соломоновой мудростью). А почему бы тому итальянскому профессору не приехать сюда?.. И здесь есть библиотеки, и здесь есть условия для исследований, и у нас ведь тоже можно работать!
МАРЕК. Ты такой наивный — или такой циничный?.. (Резко.) Поездка в Италию — это была его мечта!.. Всю свою жизнь он мечтал о том, что однажды посетит места, которых касались запыленные сандалии его поэтов и философов…
ШЕРИФ. Вероятно, люди слишком много мечтают!
МОНИКА. Может, они вообще не должны мечтать… (Поглаживает дремлющего Светака.) Может, и это надо запретить… (Шерифу.) Но как?.. Как ты хочешь запретить мечты?..
ШЕРИФ. Я ничего не запрещаю!.. Просто я не хотел ручаться за человека, в котором не был уверен, что он вернется!.. (Лупино.) Я не хотел есть футболку — и это все!..
МАРЕК. Но этот человек… этот человек теперь сидит!..
ШЕРИФ. Это не моя вина… Это он нарушил закон, а не я… Я…
МАРЕК. А ты всего лишь не верил!.. Это не наказуемо! Это все еще поощряется!..
ШЕРИФ. Ты — ясновидящий или как?.. Как ты можешь знать, что он бы вернулся?..
МАРЕК. Потому что я его знаю! Он даже мне это сказал! Вчера, там, в тюремной камере! Он сказал, что обязательно вернулся бы… (Как бы взвешивая.) Что… что он не любит макароны!
ШЕРИФ. Поэтому я должен кому-то верить?.. Что тот не любит макароны?..
МОНИКА. Уже и в этом нельзя людям верить?..
ШЕРИФ. Вы сошли с ума! Макароны!.. А я не люблю щи из квашеной капусты!.. (Мареку.) Этот человек сидит в камере предварительного заключения, потому что хотел убежать, предать… наплевать на свою родину, а ты мне тут болтаешь о макаронах!..
МОНИКА. Иногда случается и наоборот: иногда сначала родина плюет на человека!
ДОКТОР (Шерифу). В любом случае — что тебе, собственно говоря, до того, вернулся бы он или нет?.. Ты что — его жена или кто?
ШЕРИФ (холодно). Ты позволишь мне иметь на принципиальные вещи принципиально иное мнение?..
ДОКТОР. Только речь идет о таком пустяке, как правильное ли это мнение!
ШЕРИФ. Это, к счастью, решаешь не ты!
МАРЕК. А кто?.. Почему бы и не он?.. Я… или она!.. Почему ты думаешь, что обладаешь патентом на правильное мнение?.. А те, другие, не смеют пускать в ход — с позволения сказать — собственные мозги?..
ШЕРИФ (резко). Будь любезен, тебе никто не возбраняет! (К Доктору, Лупино и Мареку.) Вы втроем поручились… пожалуйста… это ваше дело! (Филиппу.) А мы двое — нет, и это уже наше дело!
МАРЕК (молчит, потом вдруг). Откуда ты знаешь, что… что я это сделал?..
ШЕРИФ (смущенно). А ты не сделал?..
Все, кроме дремлющего СВЕТАКА, смотрят на молчащего МАРЕКА.
ФИЛИПП (понимающе). Он это не сделал!.. И тот это не сделал!..
БЛАНКА (с ужасом). Марек?..
МАРЕК (тихо). Я написал все, что было нужно… (Пауза.) А потом я раздумал!
ДОКТОР (в ужасе). Раздумал?.. Что ты раздумал?
МАРЕК (несчастно, быстро Доктору). Я раздумал и решил не посылать!.. Решил на все наплевать!..
ШЕРИФ. Наш алхимик отыскал философский камень — он просто наплевал на все! (Торжествующе.) Ты — наш апостол!.. Совесть класса «Б»!.. Божья овечка, у которой нет грехов!.. С позволения сказать, ты все решил собственными мозгами!.. Так какая же между нами разница, приятель?..
МАРЕК. Возможно, никакой… (Бессильно.) Эта великая эпоха, полная страха… эта наша великая отговорка, что она уже позади… и все же мы боимся… Страх, он так просто из человека не испаряется… (В отчаянии Шерифу.) Если бы ты только знал, как я не хочу походить на тебя… и я боюсь, что я уже такой же, как и ты… Все… все мы какие-то… похожие… заменяемые… (Пауза.) Как сардинки в банке!..
ШЕРИФ. Но ты ошибаешься!.. У меня нет страха! Мне нечего бояться!..
МАРЕК. Ты боишься того, что твое время уже кончилось. А я боюсь, что — нет.
МОНИКА. Как видно, наш страх имеет два направления. (Пауза.) Это прекрасное, отважное столетие немного… немного испуганно!
МАРЕК. Все дни я носил эту бумагу в кармане!.. Сто раз я направлялся к почтовому ящику… и…
ФИЛИПП. И не бросил… не бросил!.. (Повторяет с облегчением.) Раздумал!..
СИРИУС. Я этого никогда не пойму!
МАРЕК (молчит, внезапно). Мой мальчик… (Запинаясь, видно, что ему тяжело.) Тогда он был в Татрах на экскурсии… Последние каникулы перед выпускными экзаменами… Они перешли польскую границу… хотели добраться до моря…
БЛАНКА (матерински, с пониманием). Что случилось?..
МАРЕК. Когда человеку восемнадцать, может случиться все, что угодно… Его друзья вернулись, а мой мальчик пошел дальше… Он поспорил с ними, что дойдет аж до… полярного круга…
ЛУПИНО. С ума сойти!..
МАРЕК. Его поймали на пристани, когда он тайно хотел переправиться в Швецию…
ШЕРИФ. В Швецию?..
МАРЕК. Я не виноват, что полярный круг находится не в Шаморине… Он дал слово друзьям… И хотел увидеть полярное сияние…
МОНИКА. Хотела бы я иметь такого сына…
МАРЕК. В конце концов ему грозило то же самое, что и когда-то нам, — его не хотели допустить до выпускных экзаменов… Все… все в жизни… как бы… повторяется… Директор настаивал на показательном наказании… Это была образцовая школа, возможно, он боялся, что ее ученики упорхнут за полярный круг…
БЛАНКА. И он сдал экзамены?
МАРЕК (как-то бесцветно). Мальчика я спас, а вот Сумеца я подвел.
ФИЛИПП (сердечно). Но ведь это по-человечески, Марек… Совершенно нормально!.. Нет, между нами нет никакого различия, слава богу!
МАРЕК (тихо). Только вот… мы хотим замалчивать то, о чем нужно говорить. Я уже не хочу! Хотя я ту бумагу и не отправил… а только бродил по улицам… И эти почтовые ящики… эти почтовые ящики усмехались… ты трус… ты маленький, невинный хорошо откормленный трус… (В нем как бы светится нарастающее сияние.) Не хочу… не могу. (С большой нежностью.) Мой сын… пошел… за полярной звездой…
Долгая тишина.
МОНИКА (возле портала). И у нас была полярная звезда… (Неподвижно смотрит в ночное небо.) Или это были не мы?..
МАРЕК (тихо). Когда, собственно говоря, это произошло?.. Где те соколики… те самые хорошие ребята?..
СИРИУС. А когда-то… когда-то они разбивали окна…
ЛУПИНО. Украли школьный скелет…
ДОКТОР. И прислонили его к двери доносчика…
БЛАНКА. Боже, и это сделали вы?..
МАРЕК. Те, другие… те, самые хорошие ребята…
ФИЛИПП. Те, что еще не боялись…
ДОКТОР. Пели запрещенные песни…
СИРИУС. А потом… стреляли.
Тишина.
МАРЕК. Не боялись чужих, чтобы потом… бояться своих…
ШЕРИФ. Тогда все было иначе!.. Просто и понятно!.. Это — враг… а вот это — свои!.. Никто не боялся, потому что никто не соглашался… Мы хорошо знали, что без свободы не стоит жить… и что однажды наступит другое время!..
