Владимир Набоков - Изобретение Вальса
ВАЛЬС:
Почему... почему она такая толстая?
СОН:
Ну, знаете, не все же развлекаться с худышками. А вот зато сухощавая.
ВАЛЬС:
Эта? Но она страшна... Сон, она страшна, — и у нее что-то такое... неладное...
ТОЛСТАЯ: (начинает вдруг петь, — на мотив “Отойди, не гляди”).
Темнота и паром,
и вдали огоньки,
и прощанье навек
у широкой реки.
И поет человек
неизвестный вдали...
Я держала тебя,
но тебя увели...
Только волны, дробя
отраженья огней,
только крики солдат
да бряцанье цепей
в темноте мне твердят,
что вся жизнь моя — прах,
что увозит паром
удальца в кандалах...
ВАЛЬС:
Странная песня! Грустная песня! Боже мой — я что-то вспоминаю... Ведь я знаю эти слова... Да, конечно! Это мои стихи... Мои!
ТОЛСТАЯ:
Я кроме арестантских знаю и веселые.
ВАЛЬС:
Перестаньте, заклинаю вас, не надо больше!
ИЗАБЕЛЛА:
А вот она умеет играть на рояле ногами и даже тасовать колоду карт.
СУХОЩАВАЯ:
Я родилась такой. Любители очень ценят...
ВАЛЬС:
Сон, да ведь она безрукая!
СОН:
Вы просили разнообразия. Не знаю, чем вам не потрафил...
СТАРАЯ БЛОНДИНКА:
А я скромная... Я стою и смотрю издали... Какое счастье быть с вами в одной комнате...
СОН:
Это поэтесса. Талант, богема. Влюблена в вас с первого дня.
СТАРАЯ БЛОНДИНКА: (подступая к Вальсу)
А вы спросите, как я достала ваш портрет... Посмотрите на меня: вот — я вся как есть ваша, мои золотые волосы, моя грусть, мои отяжелевшие от чужих поцелуев руки... Делайте со мной что хотите... О, не забавляйтесь этими хорошенькими куклами, — они недостойны вашей интуиции... Я вам дам то счастье, по которому мы оба истосковались... Мой деспот...
ВАЛЬС:
Не смейте меня касаться! Старая гадина...
ТОЛСТАЯ:
Цыпанька, идите ко мне...
СУХОЩАВАЯ:
Венера тоже была безрукая...
ВАЛЬС:
Отвяжитесь, вон! Сон, что это за кошмар! Как ты смел, негодяй... (Срывает маску.) Я требовал тридцать юных красавиц, а вы мне привели двух шлюх и трех уродов... Я вас рассчитаю! Вы предатель!
СОН:
Уходите, красотки. Султан не в духах.
Они гуськом уходят.
ВАЛЬС:
Это, наконец, просто издевательство! На что мне такая шваль? Я вам заказал молодость, красоту, невинность, нежность, поволоку, кротость, пушок, хрупкость, задумчивость, грацию, грезу...
СОН:
Довольно, довольно.
ВАЛЬС:
Нет, не довольно! Извольте слушать! Кто я, — коммивояжер в провинциальном вертепе или царь мира, для желаний которого нет преград?
СОН:
Право, не знаю. Вопрос довольно сложный...
ВАЛЬС:
Ах, сложный? Я вам покажу — сложный! Вы мне сегодня же доставите альбом с фотографиями всех молодых девушек столицы, — я уж сам выберу, сам. Какая наглость!.. Вот что, — прекрасная мысль: не так давно... а может быть, давно... не знаю... но, во всяком случае, я ее видел, — такую, совсем молоденькую... а, вспомнил, — дочь этого дурака-генерала. Так вот, — извольте распорядиться, чтоб она тотчас была доставлена ко мне.
СОН:
Ну, это вы уж поговорите с ее папашей.
ВАЛЬС:
Хорошо, — доставьте папашу, — но только тотчас...
Входит, быстро хромая, генерал Берг.
БЕРГ:
Вот и я! Видите, подагра не удержала меня в постели, — вскочил с одра вроде исцеленного. Что, как дела? Корона кусается, одолели бармы? Грах, грах, грах!
ВАЛЬС: (к Сону)
Сообщите ему мое желание.
СОН:
А мне как-то неловко...
ВАЛЬС:
Умоляю вас, Сон, умоляю...
СОН:
Ладно, — только это уже из последних сил... Послушайте, генерал, где сейчас ваша прелестная дочка, — дома?
БЕРГ:
Никак-с нет. По некоторым соображениям военно-интимного характера мне пришлось отослать мою красавицу за границу.
ВАЛЬС:
Ах, соображения? Вы уже смеете у меня соображать?
БЕРГ:
Петух, сущий петух! Другие бранят, а вот я — люблю вас за эту отвагу. Ей-Богу!
СОН:
Не стоит, Вальс, бросьте... Переменим разговор...
ВАЛЬС:
Я вам переменю... Отлично... Одним словом, генерал, потрудитесь немедленно известить вашу дочь, что за ней будет послан самолет. Где она?
БЕРГ:
Что это вы, голубчик, что это вы так меня пугаете: дочка моя никогда не летала и, покуда я жив, летать не будет.
ВАЛЬС:
Я вас спрашиваю: где — ваша — дочь?
БЕРГ:
А почему, сударь, вам это приспичило?
ВАЛЬС:
Она должна быть немедленно доставлена сюда... Немедленно! Кстати — сколько ей лет?
БЕРГ:
Ей-то? Семнадцать. Да... Моей покойнице было бы теперь пятьдесят два года.
ВАЛЬС:
Я жду. Живо — где она?
БЕРГ:
Да на том свете, поди.
ВАЛЬС:
Я вас спрашиваю: где ваша дочь? Я везу ее с собой на мой остров. Ну?
БЕРГ: (к Сону)
Никак не пойму, чего он от меня хочет... Какой остров? Кого везти?
ВАЛЬС:
Я вас спрашиваю...
СОН:
Вальс, будет, перестаньте... Это нехорошо!
ВАЛЬС:
Молчать, скотина! Я вас спрашиваю в последний раз, генерал: где находится ваша дочь?
БЕРГ:
А я вам сказать не намерен, грах, грах, грах.
ВАЛЬС:
То есть — как это не намерены? Я... Значит, вы ее от меня спрятали?
БЕРГ:
И еще как спрятал. Ни с какими ищейками не добудете.
ВАЛЬС:
Значит, вы... вы отказываетесь ее мне доставить? Так?
БЕРГ:
Голубчик, вы, должно быть, хлопнули лишка... а если это шутка, то она в сомнительном вкусе.
ВАЛЬС:
Нет, это вы шутите со мной! Признайтесь, — а? Ну, что вам стоит признаться?.. Видите, я готов смеяться... Да — шутите?
БЕРГ:
Нисколько. Румяную речь люблю, — есть грех, — но сейчас я серьезен.
СОН:
Вальс, это так! Это так! Что-то изменилось! Он в самом деле не шутит!
ВАЛЬС:
Отлично. Ежели ваша дочь не будет здесь, в этой комнате, завтра — вы понимаете, завтра же, — то я приму страшные, страшнейшие меры.
БЕРГ:
Примите любые. Моей девочки вы не увидите никогда.
ВАЛЬС:
О, я начну с меры несколько старомодной: вы, генерал, будете повешены, — после длительных и весьма разнообразных пыток. Достаточно?
БЕРГ:
Честно предупреждаю, что у меня сердце неважнец, так что вряд ли программа пыток будет особенно длительной, — грах, грах, грах.
СОН:
Вальс! Генерал! Довольно, дорогой генерал, оставьте его... вы же видите...
ВАЛЬС:
Я приму другие меры, и приму их сию же минуту. Или вы мне доставите эту девчонку, или вся ваша страна, город за городом, деревня за деревней, взлетит на воздух.
БЕРГ:
Видите ли, я никогда не понимал благородных дилемм трагических героев. Для меня все вопросы — единороги. Взрывайте, голубчик.
ВАЛЬС:
Я взорву весь мир... Она погибнет тоже.
БЕРГ:
Иду и на это. Вы не хотите понять, дорогуша, простую вещь, а именно, что гибель мира плюс моя гибель плюс гибель моей дочери в тысячу раз предпочтительнее, чем ее, извините за выражение, бесчестие.
ВАЛЬС:
Быть по-вашему, — я женюсь на ней.
БЕРГ:
Грах, грах, грах! Уморили, батюшка...
ВАЛЬС:
А если я буду великодушен? Если я буду безмерно щедр? Генерал, я вам предлагаю миллион... два миллиона...
БЕРГ:
Ну вот, — я же говорил, что все это шутка...
ВАЛЬС:
...один тотчас, другой по доставке... Впрочем, сами назначьте цену...
БЕРГ:
...и притом шутка довольно хамская.
ВАЛЬС:
Я больше не могу... Где она, где она, где она?
БЕРГ:
Не трудитесь искать: она так же хорошо спрятана, как ваша машина. Честь имею откланяться. (Уходит.)
ВАЛЬС:
Держите его! Сон, я должен знать... Не может быть, чтобы не было способа... Сон, помогите!
СОН:
Увы, игра проиграна.
ВАЛЬС:
Какая игра? Что вы такое говорите?.. Вы опутываете меня дикими, смутными мыслями, которые я не хочу впускать к себе, — ни за что... Вот увидите... завтра же я начну такой террор, такие казни...
