Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.
ВАДЬЕ. Ты хочешь вступить в переговоры с этим предателем?!
РОБЕСПЬЕР. Барер, этот прирожденный посредник, устроит мне встречу.
БИЙО. Чтобы ты, Робеспьер, выпрашивал аудиенцию у Дантона?!
СЕН-ЖЮСТ. Умолял его подать тебе руку!..
РОБЕСПЬЕР (направляется к дверям; непринужденно). Ах, друзья мои, что такое унижение, когда речь о государстве? (Весело рассмеявшись.) Я брошусь к его ногам, если потребуется!
КАРТИНА 3Café de Foy, chambre séparée[31]. Накрытый стол. Дантон в вечернем костюме. Камилл Демулен, Бурдон, Делакруа.
КАМИЛЛ. Жорж, что с тобой? Успокойся!
ДАНТОН (игнорирует его, однако принимает совет к сведению, высокомерно). Мы будем в безопасности, Лакруа?
ДЕЛАКРУА (скривив половину рта в неприятной ухмылке). Там сторожит хозяин… (Указав на главный вход.) Тут я сам. (На заднюю дверь в обоях.) Сквозь стены ничего не слышно.
ДАНТОН. Хорошо. (Смотрит на часы.) Без трех восемь… (Снова принимается расхаживать.)
КАМИЛЛ. Знаешь, Жорж… я на тебя в обиде. Подумай только: Неподкупный попросил – смиренно попросил Дантона об аудиенции! Нужно было прийти в половине девятого, можно даже в шлафроке, вместо того чтобы вырядиться и ждать, – пусть бы по крайней мере почувствовал, что ты оказываешь ему милость!
ДЕЛАКРУА (все еще улыбается, блаженно закинув голову). С другой стороны… давно пора было смилостивиться, а, Дантон?
ДАНТОН (снова смотрит на часы; яростно). Выметайтесь! Уже восемь! Камилл, ты – сразу домой!
КАМИЛЛ. Сжалься, Жорж, не порти мне удовольствия! Жорж, я должен быть свидетелем его унижения! А знаешь, воспользуйся-ка этим сполна, Дантон! Помни: он хотел вытереть о нас ноги! Дантон, отплати ему! Скрути его, знаешь, вот так!
ДАНТОН. Идиот. Ты, Бурдон, тоже домой.
БУРДОН (преспокойно). Нет. Я должен своими ушами удостовериться, как обстоят дела, чтобы знать, как себя вести в Конвенте.
ДАНТОН. Ты будешь вести себя так, как я тебе скажу, а подслушивать не смей!
БУРДОН (встает). Те времена прошли.
Все исчезают через заднюю дверь.
РОБЕСПЬЕР (входит tiré à quatre épingles[32], даже помолодевший. Крепко пожимает врагу руку, с наигранной сердечностью светского человека). Добрый вечер. Я заставил себя ждать? Мне очень жаль. (Садится.)
ДАНТОН (тоже садится, насторожен, знает за собой недостаток хороших манер). Отчего вы не позволили мне пригласить вас на обед? Вы, должно быть, придерживаетесь диеты?
РОБЕСПЬЕР (с искренним, словно бы юношеским смехом). Боже сохрани! Заработать диабет или язву желудка еще успеется.
ДАНТОН (озадачен, все больше мрачнеет). Стало быть, вы опасаетесь яда.
РОБЕСПЬЕР (развеселившись). Значит, либо диабетик, либо маньяк? (Наполовину всерьез; несколько тише.) Хотя если уж на то пошло, я вполне отдаю себе отчет в том, что в ваших глазах… я человек больной.
ДАНТОН (почуял бандерилью, но не видит ее. Как бы там ни было, с него довольно. После короткой паузы). Робеспьер, зачем вы меня позвали?
РОБЕСПЬЕР. О, вот видите – так гораздо лучше. (Откидывается, кладет ногу на ногу, полностью переменяет тон, даже голос.) Дантон, ваши маневры парализуют правительство. Вы давно проиграли, однако все не хотите сдаваться. Из определенных соображений, Дантон, мы считаем, что лучше сохранить вас… нежели устранить. Если вы отречетесь от своей контрреволюционной оппозиции, энергично выступите против нее и настроите свою шарманку – Демулена на новый лад, то мы гарантируем вам безопасность и даже расположение общественности.
Полагаю, вы воспользуетесь этим неожиданно благоприятным стечением обстоятельств.
ДАНТОН (никак не может сообразить, что к чему). Робеспьер, вы забываетесь. Я сопротивлялся и буду сопротивляться Комитетам до последней капли крови. Благо народа – мой единственный закон. Вот мой ответ на ваши оскорбления.
РОБЕСПЬЕР (обхватил ладонями колено, голова слегка опущена. Поднимает глаза исподлобья и говорит несколько бесцветным голосом). Дантон, прошу без громких фраз. Я вас знаю.
ДАНТОН (взрывается, этой вспышкой маскируя тревогу). Что это должно значить?!
РОБЕСПЬЕР (смотрит на свои переплетенные пальцы). Это значит, что я вас… понял. Правда, поздно, всего лишь этой осенью. Однако теперь мне известно, каково происхождение вашего благосостояния. Ваша дипломатия с врагом – о жизни короля, о короне, о мире. Этого баланса ничто уже не может ухудшить.
ДАНТОН (держится твердо. Наклонившись над столом, мирно). Максим, кто вам сказал эту чушь?
РОБЕСПЬЕР (как будто не слыхал). А потому сами видите, что «благо народа» звучит в ваших устах несколько… безвкусно. Однако – по определенным причинам – до этого дня я скрывал свои прискорбные познания. И я готов дурачить общественность и дальше (Глаза Дантона мечут искры; он понял.). Готов обеспечить вам безнаказанность, если вы перейдете на сторону правительства. (С лица Дантона слетело угрюмое выражение, уступив место напряженному, ироническому, проницательному.) Только на сей раз уже без двойных и тройных интриг, друг мой!
ДАНТОН (несколько мгновений собирается с мыслями, потом внезапно поднимает голову). Поговорим по-человечески, Робеспьер. Это правда, у вас передо мной преимущество. Но предупреждаю: правительству – достославным Комитетам и Конвенту – я не покорился бы, даже будучи побежден. Я не склоню головы перед теми, кто ниже меня.
РОБЕСПЬЕР (почти с жалостью). Правительство – ниже вас?!
ДАНТОН. Как и любая толпа – выдающейся личности.
Робеспьер резко вскидывает голову. Его лицо тут же принимает внимательное и твердое выражение.
Я не унижусь перед этим плебсом. Вы меня обвините? И на здоровье. Я без труда разгромлю эти пустые наветы… (Напрягает все силы, добиваясь ответа.) …а доказательств у вас быть не может… (Все напрасно. Напряженная пауза. Дантон сменяет тактику. Откупоривает бутылку, наполняет оба бокала.) Ладно, Робеспьер, обойдемся без фразерства. Прошу – если только вы не боитесь яда.
Чокаются и пьют, Робеспьер с абсолютным безразличием. Сделав хороший глоток, Дантон отставляет бокал в сторону. Наклоняется вперед, сосредоточенно улыбаясь.
Я презираю ваше правительство, Максим; презираю, как и вы его презираете. Широкий круг нашего презрения, друг мой, охватывает весь Конвент, оба Комитета. Но мы оба делаем исключение – для одного и того же человека. (Пауза. Растянув губы в улыбке.) Вы ведь знаете… для кого?..
Изнурительная пауза. Робеспьер силится скрыть под своей застывшей маской тот факт, что он совершенно заинтригован. Дантон продолжает, тише и со странной теплотой.
Публично я этого не повторю и не признаюсь в этом своим так называемым друзьям. Вот почему это первое признание доставляет мне истинное блаженство: я восхищаюсь – я обожаю… вас.
Робеспьер не в силах более скрыть безграничного изумления. Дантон начинает теперь пить больше. Невольная страстная искренность проглядывает время от времени сквозь фальшь уловок, контрастируя с нею неуловимым и оттого еще более грубым диссонансом.
Потому что вы выше меня. Кто сумел превратить правительство в свой послушный инструмент, кто…
РОБЕСПЬЕР (жестко). Довольно об этом. К чему вы клоните?
ДАНТОН (наклоняется к нему с серьезной, наполовину неподдельной искренностью). К согласию, Максим! Видишь ли…
РОБЕСПЬЕР (сердито). Прошу прощения. Мы друг другу чужие.
ДАНТОН (с оттенком благородной горечи). Стало быть, видите ли: поверх голов черни, что внутри Тюильри, что снаружи, я готов принести вассальную присягу вам – единственному на свете человеку, который выше меня. Если вы с этим согласны, то, полагаю, мы поймем друг друга.
РОБЕСПЬЕР (немного подумав). Пусть так. Это вопрос формы. Условия я уже назвал.
ДАНТОН (мягко, теперь осторожнее). Поддерживая вашу деятельность в ее теперешнем направлении, я ускорил бы ваше падение. Ибо ваша политика – это политика полнейшего безумия.
РОБЕСПЬЕР. Ваши обвинения в наш адрес – это ребячество, Дантон.
ДАНТОН. Разумеется. Это эффекты, рассчитанные на галерку. Ваша ошибка лежит куда глубже. (Наклоняется вперед.) Вы изолируете революцию, Робеспьер! Эти бесчеловечные требования мало-помалу отпугивают самых пламенных! На ваших высотах нельзя дышать!
