Эдвард Радзинский - Пьесы
Он (медленно). Да… я уже давно понял.
Она. Вот именно. Тот хриплый женский голос, который названивал тебе и рассказывал, как я устраиваю в квартире дебоши… Ха-ха-ха… Как я спилась и продаю твои вещи… Ха-ха-ха… Но ты в очередной раз меня не узнал… Ха-ха-ха! Потому что я — Актриса! Ак-три-са!
Он. Скотина!
Она. А почему тебе можно меня неудачно разыгрывать, а мне — удачно — тебя нельзя? Вот тогда-то я и начала тебя ждать. Поставила жарить грибочки, уложила Фортинбраса спать. Хожу и говорю, как всегда, сама с собой: «Вот так, Саша!»
Он. Знаешь, вот я так наблюдаю за тобой… Скажи, ты — сумасшедшая? Ты пугаешь меня всерьез какими-то «грибочками»… (Остановился)
Она. Ха-ха-ха! О грибочках… ни звука… я обещала!
Он. А! (Махнул рукой)
Она. А тебе хочется! Очень хочется о них поговорить! Тревожат? Ну, ради бога! Ах, Саша! Все для тебя! Хорошо, обсудим мои грибочки всесторонне. Итак, если я что-то и придумала с грибочками — это совсем не значит, Саша, что я сумасшедшая… Как ты все время говоришь! Даже наоборот. Суди сам: ну случится с тобой от моих грибочков — а я тут (шепчет) ни при чем! Да! Я ведь не брала на себя обязательства отличать шампиньон от мухомора. Я ведь актриса, а не грибник!
Он вдруг вскочил, бросился к телефону.
Отключен за неуплату! Ха-ха-ха!
Он бросается к дверям, но Она неожиданно выхватывает револьвер.
Он (отпрянул). Ты… что?
Она. Ха-ха! Ха-ха-ха! Это игрушечный! (Задыхается от смеха)
Он (вдруг почти весело). Ха-ха-ха!
Оба погибают от смеха.
Она (продолжая хохотать). Это… Фортинбрас где-то стащила. Ха-ха-ха! И уверяет, что с этой игрушкой ей ничего не страшно. (Успокаиваясь постепенно.) Понимаешь, при ее красоте и любви к приключениям она часто попадает… в сложные ситуации. Так вот: она говорит, что этот револьвер ее всегда спасает. Самое смешное — она сама в это верит… Она, как и я в свое время, вычеркивает из памяти все, что не совпадает с ее фантазиями! Ха-ха-ха! Короче, сам видишь, револьвер — это «Лила». Игра! А ты — хвать за телефон! Ты же знаешь, милый, я слишком ленивая, чтобы готовиться, варить какие-то грибы. И вообще… Отравить-то легко. Но ведь потом возиться с трупом… А я так не люблю хлопоты, я ленивая. Я лучше не убью, только бы не возиться! А тут… Возьмем, к примеру, Вику Полищук. Ты про нее подслушивал под дверью… Ну, у которой аферист скусывал сережки… в святые миги любви… Так вот эта Вика Полищук… когда стала феминисткой — решила ему отомстить.
Он. Послушай, ты! Ну, если даже ты сумасшедшая, — ты должна понять! Я пришел за кроссовками.
Она. Боже, как надоел! (Увлеченно продолжает.) Так вот: отец этой Полищучки — военный. У него, естественно, был револьвер… и еще была зажигалка в виде револьвера… Ну вот, Вика Полищук их и подменила… И когда аферист попросил прикурить, она спокойно пристрелила его, как барана… Но убить, как я говорила, не проблема — вопрос, куда деть труп? Вика Полищук завернула труп в ковер и решила отвезти в Крым, на дачу, и там закопать… Она положила ковер сверху, на багажник, на крышу, но по дороге, недалеко от Харькова, пока она ходила в «Гастроном» покупать пепси, ковер сперли! Ха-ха-ха! Нет, если бы я тебя прикончила, я с тобой поступила бы рациональнее. Я использовала бы тебя как реквизит для очередной пьесы про убийство. Вместо черепа… Ха-ха-ха!
Он. Ты, знаешь, надоела!
Она. Не ври… Надоела — это когда скука. А ты сейчас — сама активность. Страх — активен. У тебя на лице: «Было — не было!»
А вдруг эта сумасшедшая, как ты меня удачно определил, по правде — грибками, а? Знаешь, действительно это очень смешная ситуация. Я тебе сочувствую! Это — как собака покусала: а вдруг бешеная — тогда надо бежать делать уколы! Но, собственно говоря, почему собака должна быть бешеная? Тогда — не надо… Надо — не надо! Один тип из Внешторга, которого покусала моя девственница, звонит мне уже третий месяц со всех частей света — узнать, не сошла ли она с ума… В последний раз он звонил мне с мыса Горн через индийский спутник связи… Ха-ха-ха!
Он. Ладно! Подавись ты этими кроссовками! (Встает, идет к двери)
Она (странно). Саша, не спеши!
Он остановился.
Был такой фильм: «Скромное очарование буржуазии». Потрясающее название, да? Там на вечеринку собираются несколько доверчивых самодовольных буржуа. Блистают, очаровывают. А потом хотят по домам разойтись, ну совсем как ты… Ан, нельзя — не отпирается входная дверка. Они, понимаешь ли, думали, что пришли на вечеринку, а это был Страшный суд! Ха-ха-ха! Тебе отсюда не уйти… Точнее — не выйти… Пока не придет Фортинбрас. Пока мы не сыграем твою пьесу про убийство.
Он молча подходит к входной двери, пытается открыть. Но дверь заперта. В какой-то неожиданной панике Он бьется в дверь.
Ха-ха-ха! Неужели ты не заметил, как я ее закрыла? Гляди! (Швыряет ключ в форточку)
Он. Ты… что? Ты… ты…
Она. Ну зачем тебе ее открывать? Ну выбежишь на улицу… Ну позвонишь в больницу… если, конечно, найдешь неиспорченный автомат, ну скажешь: «Меня, вероятно, отравили грибами… свой телефон дать не могу, отключен за неуплату…» Сразу решат: пьян. Или сумасшедший, как я. Ха-ха-ха! Конечно, ты мог бы постучать к соседям, но кто тебе откроет в это время? Здесь — окраина!
Бьют часы.
Пробило! Ура! Час пробуждения! Час Фортинбраса!.. (Убегает.) Он. Чушь! Какая-то глупость! Шизофреничка! Глупость! Глупость! (Подошел к зеркалу, причесался и как-то элегантно-независимо уселся в кресле.)
Тишина. И вдруг с безумным криком в огромном рыжем парике выбегает Она. Взглянула на Него, оценила Его приготовления.
Она. Ха-ха-ха… Ха-ха-ха. (Наставляя револьвер.) Кто важнее, люди или клопы? Быстро!
Он (застигнут врасплох и оттого вынужден поддержать игру). Если клопы едят людей, важнее клопы. Если люди — клопов, то люди…
Она. А когда люди едят клопов?
Он. Когда клопы не едят людей!
Она. Ха-ха-ха! Ура! Молодец! Юмор остался! Очень смешно ответил. Но еще смешнее выглядел. Если бы ты видел себя сейчас в ожидании юной Фортинбрасы… Ну — отпад! Юморины! Нет, я ее будила, поверь. Я предприняла все усилия. Стучу, стучу ей в дверь, чтобы тебя обрадовать… Ничего! Сначала я подумала, что она спит как сурок. Пушками не разбудишь. Ну как я в свое время. Это теперь я не сплю… и всю ночь по квартире хожу, как собственное привидение.
Он. Или разговариваешь с грузинами.
Она. С большими копытами! Ха-ха-ха! Молодец, не забываешь меня уничтожать. Значит, я ей стучу… И вдруг я понимаю: она ведь не может проснуться… Потому что ее зовут Фортинбрас! Ей еще (выразительно ) рано! (Шепотом.) Фортинбрас в «Гамлете»… приходит в самом конце, когда уже все… (помолчав ) мертвы. Фортинбрас приходит — после… Ха-ха-ха!
Он вдруг бросается к окну нелепо пытается открыть. Окно не открывается.
Какой странный! Зачем тебе окно?
Он по-прежнему и тщетно пытается открыть.
Ключа ты все равно в темноте не увидишь! Прыгать отсюда высоко… А-а! Ты хочешь крикнуть в окно о помощи? Знаешь, я как-то кричала о помощи прямо из этого окна…
Он. Почему-то… душно…
Она (небрежно). Это — кажется. Да, жаль, что я заколотила это окно… Но выхода не было… Понимаешь, окно вызывало у меня ассоциации с тем криком о помощи… И когда я вернулась из больницы — его забили.
Он (взял себя в руки). Послушай, что ты хочешь от меня?
Она (будто не слыша). Кстати, это была такая забавная история с окном… Тебе, как драматургу, создавшему мой образ… Ха-ха-ха… Просто необходимо ее знать. Все произошло, когда я по твоей милости оказалась в «офсайде». И тогда я попыталась тебе изменить в первый раз.
Он. Очень интересные воспоминания. Повторяю: что ты хочешь от меня?
Она (продолжает, будто не слышит вопроса). Он был живописец. Художник Витя. Такой чуткий. Я, когда познакомилась с ним, сразу поняла: Витя-художник — человек моей судьбы! Хотя я очень волновалась, все-таки… первая измена… Чтобы убить угрызения совести, мы пошли в ресторан. Я тогда еще не любила пить.
Он. До клумбы еще далеко было…
Она. Браво! На чем я остановилась?
Он. Ты очень волновалась…
Она. Но он все понял: такой деликатный — Витя-художник! И вот выходим мы из ресторана.
