Пётр Киле - Санкт-Петербургский бал-маскарад [Драматическая поэма]
Между тем вслед за мужчиной в сапогах в круг входит с видом и повадками фата молодой офицер в белом мундире и бальных туфлях и уносится с Голубой маской в танце.
Ц а р ь в м а с к е
Что вам угодно?
П о э т в м а с к е
Пару слов, позвольте,
Сказать вам, сударь.
Ц а р ь в м а с к е
Что? Ну, хорошо.
П о э т в м а с к е
Признать прекраснейшей из смертных женщин
Сию красавицу мы все должны.
Ц а р ь в м а с к е
Согласен с вами совершенно, сударь.
Я то же самое ей толковал,
Впадая в восхищенье, как юнец.
П о э т в м а с к е
Как камер-юнкер, вы сказать хотите?
Но чин такой и милые проказы
Уж не к лицу ни мне, ни вам, не так ли?
Царь в маске качает головой.
И надобно вам знать, я тайну выдам.
Пред нами не Елена, чья краса
Не возбуждала ревности Венеры,
А слава же двусмысленна весьма;
Но у царей, как и цариц, иные
Насчет своих страстей соображенья,
Как было встарь, и ныне, не для них
Законы писаны. Но красота ль
Повинна? Свет ее чистейший в мире
Несет Психея, явленная здесь.
Она не для утехи, как Елена,
Лишь прелестью своею упоенной
Всегда и всюду; нрав ее таков.
Психея ж целомудренно чиста,
Как высшая на свете красота.
Ц а р ь в м а с к е
А что? Быть может, вы и правы, сударь.
Догадываюсь, с кем имею честь
Беседовать, как некогда в Кремле
Во дни торжеств, с умнейшим человеком,
Которого я мог сослать в Сибирь,
Но уберег поэта для России.
П о э т в м а с к е
Убережем мы также и Психею,
Как свет души, во дни торжеств и бед.
Ц а р ь в м а с к е
Я понял. Будь достоин сам Психеи,
И я ей буду предан, как и ты.
Г е н е р а л
А государь, похоже, отступился.
Г р а ф и н я с л о р н е т о м
Желая, верно, избежать скандала,
Что может учинить сей обезьяна
С придворным званьем камер-юнкер.
Г р а ф
(сановник в придворном мундире)
Давайте поразмыслим на досуге,
Как проучить его.
М о л о д а я д а м а
А с ним Психею!
С нее-то надо взяться; пусть рога
Проступят также и у Дон Жуана.
Г р а ф и н я с л о р н е т о м
Есть на примете у меня прельститель.
Он ныне в моде.
М о л о д а я д а м а
А, француз! Не он ли
Танцует с Голубою маской?
Г е н е р а л
Да-с.
Ведь русского на подвиг сей не сыщешь,
Когда сам государь засомневался.
Он удаляется. А мы проводим
И вновь сойдемся. Дело есть у нас.
Танцы продолжаются. В богинях, музах и дамах, а также в офицерах и мужчинах в масках зрители угадывают всех действующих лиц и внесценических персонажей из пушкинского круга.
Г е р о л ь д
Шарадам нет конца; но из шарад
Всех удивительней наш Маскарад
В круженьи пар бессмертных среди смертных,
В живых картинах беспримерных,
С веселым хороводом муз и нимф,
Как утро возвещает солнца нимб!
С восходом солнца небеса проступают во всех окнах.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Виды Павловского парка. В здании вокзала отзвучал оркестр, но музыка словно все еще разносится по дорожкам и рощам. Публика обращает внимание на интеллигентного вида мужчину, узнавая в нем пианиста и композитора Скрябина, который быстро уходит в сторону, словно в лес и поляны.
СКРЯБИН
(как бы про себя, весь во власти видений и звуков)
Прекрасно море, но равнины,
Леса и топи, тихие долины -
Мир детства моего -
Во мне рождают грусть и торжество.
Какое здесь раздолье!
И человек на воле
Возносит ввысь встречь солнцу по крылу,
Подобен гордому орлу,
Окидывает взором мирозданье,
Как грезу и свое созданье,
Он дух его
И торжество!
ХОР ЮНОШЕЙ
Весенний день сияньем нежным света
Благоухает, и полна привета
Вся в зелени, в цвету Земля
В летящих трелях соловья,
И небо от рассвета до заката
Неслышной музыкой сверкает,
И человек возносится все ввысь,
Как жаворонок трепеща: «Дивись!»
Он с виду юн, в движеньях истый франт,
Он наш герой, философ-музыкант,
В глазах веселость до усмешки,
Сам мал, а все вокруг лишь пешки,
Поскольку важен, как дитя,
Что новый мир творит шутя,
Каскадом звуков постигая
Стремления души без края...
Он здесь, за фортепиано, нет,
Он там, где вешний свет
Играет бесподобно на просторе,
Купаясь, как дельфины, в море
И в небо возносясь
В слепящих звуках, как сейчас.
А с волн бегущих радужная пена
Слетает переливами Шопена,
И птичий гам по всей Земле
Возносится во звездной мгле
В призывных пересвистах
В лесах недремлющего Листа...
Звучат фрагменты то из «Божественной поэмы», то прелюдии.
ХОР ЮНОШЕЙ
В московских улицах весна,
И небо лучезарное без дна,
Как море, где снуют дельфины,
И изумрудны вновь долины...
Он весел и смущен до слез,
Как под дождем весенних гроз.
Объяснение с женой.
СКРЯБИН
Я снова юн, что ж делать?
Ко мне вернулось детство,
И я влюблен... Прости!
ВЕРА
Оставить нас, уйти,
Когда мы счастливы все вместе,
И я, и ты, и дети...
Тебя не узнаю...
СКРЯБИН
Я вас по-прежнему люблю.
Поэтому тут нет измены.
ВЕРА
У нас не будет перемены?
СКРЯБИН
Как знать? Я не приемлю лжи...
ВЕРА
Теперь хорошего не жди.
С женою, тоже пианисткой,
Он думал просто объясниться.
СКРЯБИН
Она юна, как юн я был,
Когда впервые полюбил...
Мы переписывались тайно
И виделись случайно,
Но счастьем жизнь была полна,
Как в море плещется волна.
Вновь свежесть чувств и нега,
Как в первый день от снега,
Мелодией струится кровь...
ВЕРА
Здесь посягают на любовь
Твою ко мне и к нашим детям,
И нет измены? Бог свидетель...
СКРЯБИН
О, не взывай к нему. Я с ним расчелся.
ВЕРА
Так ты и с нами разошелся
В понятиях любви, добра и зла?
СКРЯБИН
У юности моей любовь взошла
Самосознаньем личности пред миром,
Не перед немощным кумиром,
Который лишь глумиться мог,
Любовь разыгрывая, бог!
ВЕРА
Ты вновь в тисках: твоя богиня, -
Дадим же ей такое имя...
Твоя любовь из юности взошла.
Ее любовь себялюбиво зла...
Другая бы любя сокрылась.
У юности достойной крылья,
Не у нее, твои нужны
Ей для полета в дни весны...
СКРЯБИН
В полеты уношусь один, могучий,
В грозу сквозь кучевые тучи,
И чрез созвездия всегда один,
Как дух, всесветный господин.
ВЕРА
Ты всем хорош, откуда же гордыня?
СКРЯБИН
От Люцифера...
ВЕРА
Дьявола то имя!
СКРЯБИН
Нет, ангел светоносный - образ мой,
Взлелеянный моей мечтой,
Мечтою человеческого духа,
Вселенной зренье, ухо,
А без него она сплошная тьма
И света всепобедного тюрьма.
ВЕРА
Ты музыкант, а не философ...
Зачем тебе еще и слово?
Будь в музыке ты чародей,
Пронзая дали без людей
В призывах к совершенству...
Зовешь еще к священству...
СКРЯБИН
О, Вера, ты мила, проста,
И в горе, и в любви, как красота
И за тобою правда,
О, будь же рада
Тому, что было, лучше нет,
Любовь ведь движет свет...
Она всегда стремленье
И новое рожденье
Во красоте!
ВЕРА
То упованье лишь в мечте!
То звуки музыки мгновенной...
СКРЯБИН
Летящей вечно во Вселенной!
ВЕРА
Прекрасны в музыке мечты,
Как перлы красоты...
СКРЯБИН
Мой дух возносится, озвуча
Свой страх, как громом туча,
И с молнией играя, будто Зевс,
Могучий и влюбленный весь...
ВЕРА
Со Зевсом спорить я не стану.
Влюбленность детскую за тайну
Хранил бы лучше как поэт,
Восторгами пронзая свет,
Скорбя, торжественно ликуя
И совершенства лишь взыскуя.
СКРЯБИН
А счастье юности - любовь,
Когда она восходит вновь,
Не здесь, - в полете дерзновенной
В потоках света во Вселенной?
ВЕРА
(успокоившись, деловито)
Я перепиской нот - о, красота! -
«Божественной поэмы» занята.
СКРЯБИН
Прости! Ведь решено уехать,
И это словно зов, как эхо
Стремлений детства за мечтой:
В Швейцарию уедем всей семьей!
Публика теряет из виду Скрябина. Через широкий луг видно, как вдоль леса скачет всадница, за нею, едва поспевая, всадник. В роще у мольберта барышня, она вскакивает и зовет «Лебедев!» Из-за кустов выходит молодой человек, высокого роста, молодцеватый, с сонным видом.