Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы
Пирам. Принести его?
Ромул. Лучше всего, дорогой Пирам, оставить императорский меч там, где он валяется.
Пирам. Вашему величеству ничего больше не нужно?
Ромул. Еще немного спаржевой настойки.
Пирам, дрожа, наливает.
Теперь можете идти. Императору вы больше не нужны. Вы были безупречными слугами.
Оба в страхе уходят. Император выпивает рюмку. Справа входит германец. Он двигается свободно и непринужденно, несколько высокомерен, и ничего варварского, кроме штанов, на нем не заметно. Он озирается по сторонам, как будто пришел в музей, временами делает заметки в записной книжке, которую достает из кожаной сумки. На нем просторная легкая куртка, широкополая дорожная шляпа — словом, ничего воинственного, кроме меча, которым он опоясан. Его сопровождает молодой человек в военной форме, однако и в нем нет ничего устрашающего. Разглядывая комнату, германец как бы случайно среди других предметов обнаруживает императора. Оба с удивлением глядят друг на друга.
Германец. Римлянин!.
Ромул. Здравствуй!
Молодой германец обнажает меч.
Молодой человек. Умри, римлянин!
Германец. Убери меч, племянник!
Молодой человек. Как прикажешь, дядюшка.
Германец. Прости, римлянин.
Ромул. Отчего же, пожалуйста. Ты — настоящий германец? (Недоверчиво на него глядит.)
Германец. Древнейшего рода.
Ромул. Этого я уж не понимаю. Тацит пишет, что все вы варвары — великаны с дерзкими голубыми глазами и рыжими волосами, а глядя на тебя, подумаешь — переодетый византийский ботаник.
Германец. Я тоже представлял себе римлян совсем иначе. Говорили, что вы бесстрашные герои, а оказывается, ты единственный, кто не сбежал.
Ромул. У нас порой бытуют совершенно ложные представления о расах. А то, что у тебя на ногах, это и есть штаны?
Германец. Ну да.
Ромул. В самом деле странная одежда. А где же ты их застегиваешь?
Германец. Спереди.
Ромул. Очень практично. (Пьет спаржевую настойку.)
Германец. Что ты пьешь?
Ромул. Спаржевую настойку.
Германец. Можно попробовать?
Ромул. Сам настаивал.
Император наливает. Германец пьет, морщится.
Германец. Отвратительно. У этого напитка нет будущего. Пиво лучше. (Садится рядом с Ромулом за стол и снимает шляпу.) Должен тебя поздравить. У тебя в парке над прудом отличная Венера.
Ромул. А что в ней особенного?
Германец. Подлинный Пракситель.
Ромул. Вот незадача. Я-то всегда думал, что это грошовая копия, а теперь антиквар уехал.
Германец. Позволь-ка! (Рассматривает скорлупу яйца, которое съел Ромул.) Недурно.
Ромул. Ты куровод?
Германец. Страстный.
Ромул. Удивительно! Я ведь тоже куровод.
Германец. Ты тоже?
Ромул. Я тоже.
Германец. Наконец-то есть с кем поговорить. Это в парке твои куры?
Ромул. Мои. Отличная домашняя порода. Импортные — из Галлии.
Германец. Несутся?
Ромул. Ты сомневаешься?
Германец. Скажи честно. Судя по яйцу, неважно они несутся.
Ромул. Ладно, признаюсь, они несутся все хуже и хуже. Между нами, куроводами, говоря, это меня тревожит. В хорошей форме только одна несушка.
Германец. Серая с желтыми крапинками?
Ромул. Как ты догадался?
Германец. Это ведь я велел доставить ее в Италию. Хотелось проверить, как она себя будет чувствовать в южном климате.
Ромул. Могу тебя поздравить. Отличная порода, ничего не скажешь.
Германец. Сам вывел.
Ромул. Ты, я вижу, выдающийся куровод.
Германец. В конце концов, как правитель, я вынужден этим заниматься.
Ромул. Как правитель? А кто ты, собственно, такой?
Германец. Я Одоакр, князь германцев.
Ромул. Рад с тобой познакомиться.
Одоакр. А ты кто?
Ромул. Я — римский император.
Одоакр. Мне тоже очень приятно завести такое знакомство. Я, правда, и раньше знал, с кем говорю.
Ромул. Ты знал?
Одоакр. Прости меня за притворство. Врагам бывает неловко оставаться с глазу на глаз, и я решил, что для начала разговор о куроводстве будет уместнее, чем разговор о политике. Позволь представить моего племянника. Поклонись, племянник.
Племянник. Как прикажешь, дядюшка.
Одоакр. Оставь нас одних, племянник.
Племянник. С удовольствием, дядюшка. (Уходит.)
Молчание. Они глядят друг на друга.
Одоакр. Ты, значит, Ромул. Все эти годы я много о тебе думал.
Ромул. А ты, стало быть, Одоакр. Для меня ты был олицетворением врага, а, оказывается, ты такой же куровод, как и я.
Одоакр. Настала минута, которой я ждал столько лет.
Император вытирает рот салфеткой, встает.
Ромул. Как видишь, я готов.
Одоакр. К чему?
Ромул. Умереть.
Одоакр. Тебе грозит смерть?
Ромул. Всему миру известно, как германцы обходятся с пленными.
Одоакр. Ты слишком поверхностно знаешь своих врагов, император Ромул, если полагаешься на то, что о них болтает весь мир.
Ромул. А чего ты можешь хотеть, кроме моей смерти?
Одоакр. Сейчас увидишь. Племянник!
Справа входит племянник.
Племянник. Что прикажешь, дядюшка?
Одоакр. Поклонись римскому императору, племянник.
Племянник. Как прикажешь, дядюшка (Кланяется.)
Одоакр. Ниже, племянник.
Племянник. С удовольствием, дядюшка.
Одоакр. Стань перед римским императором на колени!
Племянник. Как прикажешь, дядюшка. (Преклоняет колена.)
Ромул. Что это значит?
Одоакр. Встань, племянник.
Племянник. С удовольствием, дядюшка.
Одоакр. Выйди, племянник.
Племянник. Как прикажешь, дядюшка. (Уходит.)
Ромул. Ничего не понимаю.
Одоакр. Я пришел не за тем, чтобы тебя убить, римский император. Я пришел, чтобы вместе со всем моим народом вступить к тебе в подданство. (Тоже преклоняет колена.)
Ромул (насмерть перепуган.) Но это же безумие.
Одоакр. И германец может поступить разумно, римский император.
Ромул. Ты что, издеваешься?
Одоакр (встает). Ромул, о курах мы с тобой поговорили, отлично понимая друг друга. Неужели нельзя, понимая друг друга, поговорить о судьбах наших народов?
Ромул. Говори.
Одоакр. Можно сесть?
Ромул. Нечего спрашивать, ты победитель.
Одоакр. Ты забываешь, что я только что вступил к тебе в подданство.
Молчание.
Ромул. Садись.
Оба садятся. Ромул мрачен. Одоакр внимательно на него смотрит.
Одоакр. Ты видел моего племянника. Его зовут Теодорих[14].
Ромул. Видел.
Одоакр. Очень воспитанный молодой человек. «Как прикажешь, дядюшка», «С удовольствием, дядюшка». И так с утра до вечера. Его поведение безукоризненно. Он весь народ заразил своей добропорядочностью. К девушке не прикоснется, пьет только воду, спит на голой земле. Каждый день — боевые учения. И сейчас в прихожей небось тренируется.
Ромул. Так он же герой!
Одоакр. Воплощенный идеал германца. Мечтает о мировом господстве, и весь народ вместе с ним. Потому мне и пришлось затеять этот поход. Я был один, а против меня племянник, стихотворцы и общественное мнение — пришлось уступить. Я надеялся вести войну гуманно, ведь римляне почти не оказывали сопротивления.
Но чем дальше я продвигался на юг, тем больше преступлений совершала моя армия. И не потому, что она кровожаднее других армий, а потому, что всякая война — зверство. Я был в ужасе. Хотел даже прервать поход. Собирался взять деньги у фабриканта штанов, — моих полководцев еще можно было купить, я еще мог, наверное, все сделать по-своему. Какое-то время еще мог. Но вскоре я уже ничего больше не смогу. Тогда мы окончательно станем народом героев. Спаси меня, Ромул, на тебя вся моя надежда.
Ромул. Какая надежда?
