Александр Блок - Том 4. Драматические произведения
Незнакомка покорно дает ему руку.
Господин
Как имя твое?
Незнакомка
Постой.
Дай вспомнить. В небе, средь звезд,
Не носила имени я…
Но здесь, на синей земле,
Мне нравится имя «Мария»…
«Мария» — зови меня.
Господин
Как хочешь, красотка моя.
Ведь мне лишь только бы знать,
Что ночью тебе шептать.
Уводит Незнакомку под руку. След их заметает голубой снег.
Звездочет снова на мосту. Он — в тоске. Простирает руки в небо. Поднял взоры.
Звездочет
Нет больше прекрасной звезды!
Синяя бездна пуста!
Я ритмы утратил
Астральных песен моих!
Отныне режут мне слух
Дребезжащие песни светил!
Сегодня в башне моей
Скорбной рукой занесу
В длинные свитки мои
Весть о паденьи светлейшей звезды…
И тихо ее назову
Именем дальним,
Именем, нежащим слух:
«Мария» — да будет имя ее.
В желтых свитках
Начертано будет
Моей одинокой рукой:
«Пала Мария — звезда.
Больше не будет смотреть мне в глаза.
Звездочет остался один!»
Тихо плачет. Поэт поднимается на мост из аллеи.
Поэт
О, заклинаю вас всем святым!
Вашей тоской!
Вашей невестой, когда
Есть невеста у вас!
Скажите, была ли здесь
Высокая женщина в черном?
Звездочет
Грубые люди! Оставьте меня.
Я женщин не вижу с тех пор,
Как пала моя звезда.
Поэт
Понятна мне ваша скорбь.
Я так же, как вы, одинок.
Вы, верно, как я, — поэт.
Случайно, не видели ль вы
Незнакомку в снегах голубых?
Звездочет
Не помню. Здесь многие шли,
И очень прискорбно мне,
Что вашей не мог я узнать…
Поэт
О, если б видели вы, —
Забыли б свою звезду!
Звездочет
Не вам говорить о звездах;
Чересчур легкомысленны вы,
И я попросил бы вас
В мою профессию нос не совать.
Поэт
Все ваши обиды снесу!
Поверьте, унижен я
Ничуть не меньше, чем вы…
О, если б я не был пьян,
Я шел бы следом за ней!
Но двое тащили меня,
Когда я заметил ее…
Потом я упал в сугроб,
Они, ругаясь, ушли,
Решившись бросить меня…
Не помню, долго ль я спал…
Проснувшись, вспомнил, что снег
Замел ее нежный след!
Звездочет
Я смутно припомнить могу
Печальную вещь для вас;
Действительно, вас вели,
Вам давали толчки и пинки,
И был неуверен ваш шаг…
Потом я помню сквозь сон,
Как на мост дама взошла,
И к ней подошел голубой господин…
Поэт
О, нет!.. Голубой господин…
Звездочет
Не знаю, о чем говорили они.
Я больше на них не смотрел.
Потом они, верно, ушли…
Я так был занят своим…
Поэт
И снег замел их следы!..
Мне больше не встретить Ее!
Встречи такие
Бывают в жизни лишь раз…
Оба плачут под голубым снегом.
Звездочет
Стоит ли плакать об этом?
Гораздо глубже горе мое:
Я утратил астральный ритм!
Поэт
Я ритм души потерял.
Надеюсь, это — важней!
Звездочет
Скорбь занесет в мои свитки:
«Пала звезда — Мария!»
Поэт
Прекрасное имя: «Мария»!
Я буду писать в стихах:
«Где ты, Мария?
Не вижу зари я».
Звездочет
Ну, ваше горе пройдет!
Вам надо только стихи
Как можно длинней сочинять!
О чем же плакать тогда?
Поэт
А вам, господин звездочет,
Довольно в свитки свои
На пользу студентам вписать:
«Пала Мария — Звезда!»
Оба грустят под голубым снегом. Пропадают в нем. И снег грустит. Он запорошил уже и мост, и корабли. Он построил белые стены на канве деревьев, вдоль стен домов, на телеграфных проволоках. И даль земная и даль речная поднялись белыми стенами, так что все бело, кроме сигнальных огней на кораблях и освещенных окон домов. Снежные стены уплотняются. Они кажутся близкими одна к другой. Понемногу открывается —
Третье видение
Большая гостиная комната с белыми стенами, на которых ярко горят электрические лампы. Дверь в переднюю открыта. Тоненький звонок часто извещает о приходе гостей. На диванах, креслах и стульях уже сидят хозяева и гости; хозяйка дома — пожилая дама, как бы проглотившая аршин; перед нею — корзинка с бисквитами, ваза с фруктами и чашка дымящегося чаю; против нее — глухой старик с глупым лицом жует и хлебает. Молодые люди, в безукоризненных смокингах, частью разговаривают с другими дамами, частью толпятся стадами в углах. Общий гул бессмысленных разговоров. Хозяин дома встречает гостей в передней и каждому сначала деревянным голосом кричит: «А-а-а!», а потом говорит пошлость. В настоящий момент он занят тем же.
Хозяин дома (в передней)
А-а-а! Ну и закутались же вы, батюшка!
Голос гостя
И холод же, доложу я вам! В шубе — и то замерз.
Гость сморкается. Так как разговор в гостиной почему-то исчерпался, слышно, как хозяин конфиденциально говорит гостю:
Хозяин
А где шили?
Гость
У Шевалье.
Из двери торчат фалды хозяйского сюртука. Хозяин рассматривает шубу.
Хозяин
А сколько платили?
Гость
Тысячу.
Хозяйка, стараясь замять разговор, кричит:
Хозяйка
Cher[1] Иван Павлович! Идите скорее! Только вас и ждали! Вот, Аркадий Романович обещался нам сегодня спеть!
Аркадий Романович, подходя к хозяйке, делает различные жесты, долженствующие показать, что он невысокого о себе мнения. Хозяйка жестами же старается показать ему обратное.
Молодой человек Жорж
Совершенная дура твоя Серпантини, Миша. Так танцовать, как она вчера, значит — не иметь никакого стыда.
Молодой человек Миша
Ты, Жорж, ровно ничего не понимаешь! Я совершенно влюблен. Это — для немногих. Вспомни, у нее совсем классическая фигура — руки, ноги…
Жорж
Я пошел туда затем, чтобы наслаждаться искусством. На ножки я могу смотреть и в другом месте.
Хозяйка
О чем это вы там, Георгий Николаевич? Ах, о Серпантини! Какой ужас, не правда ли? Во-первых — интерпретировать музыку — это уж одно — наглость. Я так страстно люблю музыку и ни за что, ни за что не допущу, чтоб над ней надругались. Потом — танцовать без костюма — это… это я не знаю, что! Я увела мою дочь.
Жорж
Я совершенно согласен с вами. А вот Михаил Иванович — другого мнения…
Хозяйка
Что вы, Михаил Иванович! По-моему, здесь двух мнений не может быть! Я понимаю, молодые людям свойственно увлекаться, но на публичном концерте… когда ногами изображают Баха… Я сама музыкантша… страстно люблю музыку… Как хотите…
Старик, сидящий против хозяйки, неожиданно и просто выпаливает:
Старик
Публичный дом.
Продолжает хлебать чай и жевать бисквиты. Хозяйка краснеет и обращается к одной из дам.
Миша
Ах, Жорж, все вы ничего не понимаете! Разве это — интерпретация музыки? Серпантини сама — воплощение музыки. Она плывет на волнах звуков, и, кажется, сам плывешь за нею. Неужели тело, его линии, его гармонические движения — сами по себе не поют так же, как звуки? Тот, кто истинно чувствует музыку, не оскорбляется за нее. У вас отвлеченное отношение к музыке…
Жорж
Мечтатель! Завел машину. Строишь какие-то теории и ничего не слушаешь и не видишь. Я о музыке даже не говорю, и мне в конце концов наплевать! И я был бы очень рад видеть все это в отдельном кабинете. Но согласись же, не объявить на афише, что Серпантини будет завернута в одну тряпку, — это значит поставить всех в пренеловкое положение. Если б я знал, я не повел бы туда мою невесту. (Миша рассеянно шарит в корзинке с бисквитами.) Послушай, оставь бисквиты. Ведь противно есть, если все перетрогаешь. Смотри, как на тебя смотрит кузина. А все оттого, что ты рассеян. Эх, мечтатели.
