Александр Мардань - Лист ожиданий
ОНА. Какой забавный этот гондольер. Я, правда, кроме слов «синьора» и «аривидерчи» ничего не поняла. Что он там говорил?
ОН. Сказал, что никогда не видел такой красивой женщины. Сегодня же скажет обо всем жене и уйдет к тебе с тремя детьми. Заведете еще одну гондолу и будете жить долго и счастливо.
ОНА. Я бы с радостью, но он же — мужская версия Дюймовочки.
ОН. Знаешь, почему среди итальянцев так много людей маленького роста? Они боятся, что если вырастут, их заставят работать.
Вера смеется. За окном раздается грохот фейерверка.
ОНА. Ой, смотри, салют! Какой сегодня праздник?
ОН. Финита ля феста, габата ля санте.
ОНА. В каком смысле?
ОН. Праздник закончился, и черт с этим святым. У них тут столько праздников! Почти как у нас…
Стук в дверь. Костя уходит и возвращается с сервировочным столиком, на котором стоит ведерко с бутылкой шампанского, бокалы и блюдо с устрицами, обложенными льдом.
ОН (цитирует, перевирая Пушкина):
«Что устрицы? Пришли! О радость!
Давай, смеющаяся младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых, (пауза)
Слегка обрызгнутых лимоном».
Лягушек ты не любишь, но моллюски могут на что-то надеяться?
ОНА. Ты знаешь, сколько раз мне их предлагали, начиная с Америки, — я всегда отказывалась. Они же живые! (брезгливо морщится)
ОН (смеется). Как дед Щукарь бабам объяснял? «Дуры! Лягушка — пакость, а в вустрице — благородные кровя!» (Садятся за стол.) Не бойся! Пищать не будут!
ОНА (с опаской рассматривая раковину). А жемчужины в них не попадаются?
ОН. Это в смысле проглотить? Жемчужницы — другой вид, их не едят.
ОНА. Жаль…
ОН. Тебе нравится жемчуг?
ОНА. Да. Настоящие жемчужины — теплые и нежные.
ОН. А искусственные?
ОНА. У женщины моего возраста зубы уже могут быть искусственными, а драгоценности — только настоящими.
Костя смотрит на часы. Вера не замечает этого, потому что рассматривает раковину, отливающую перламутром.
ОНА. Какая красивая… Неужели их потом выбрасывают?
ОН (серьезно). Нет, конечно. Сдают, как у нас — бутылки. Тут на каждом углу — пункты приема устричных раковин. Ты что, не заметила?
Вера смотрит на него озадаченно, потом смеется. Костя наливает шампанское, они чокаются, выпивают. Костя начинает инструктаж.
ОН. В левую руку берешь раковину, поливаешь ее лимоном. В правую руку берешь бокал и отпиваешь шампанское. Глотаешь содержимое раковины и быстро запиваешь оставшимся шампанским.
Проделывает это все. Вера нерешительно повторяет действия Кости. Проглотив устрицу, хватает ртом воздух, вспоминает о шампанском, выпивает бокал до дна и громко произносит:
ОНА. Вкусно! Сколько нас помню, мы всегда получали удовольствие от кухни.
ОН. Но не больше, чем от спальни.
Костя поглядывает на часы. Вера перехватывает его взгляд.
ОНА (шутливо). Нет, спать еще рано. (дальше — серьезно). У тебя дела? Надо звонить?
ОН. Нет, не обращай внимания.
ОНА. Я поняла, что ты что-то заказываешь в номер, а что именно — не разобрала.
ОН. Немного учу итальянский, но есть проблемы. Бизнес — это тот же ребенок, которого ни на минуту нельзя оставить. А древние греки предупреждали — или дети, или книги.
ОНА. Поэтому ты теперь так мало читаешь?
ОН. В основном считаю… Спрягаю глаголы, а мобильник разрывается, и хоть бы раз что-то хорошее сказали.
ОНА. А отключать не пробовал?
ОН. Пробовал, тогда занятия дорого обходятся. Подчиненные принимают решения, а я потом расплачиваюсь.
ОНА. А сейчас почему отключил? Не боишься?..
ОН. Это — Венеция, здесь хочется быть счастливым, а не думать о проблемах.
ОНА. Ты, действительно, здесь совсем другой.
ОН. «Бык на арене — неврастеник, бык на лугу — здоровый парень».
ОНА. Говорят, что если человек счастлив больше дня — значит, от него что-то скрывают.
ОН. А это мы проверим. Включим телефоны (смотрит на часы) через пятнадцать минут.
Снова стучат. Костя идет к двери и возвращается с подносом, на котором лежит изящный футляр. Ставит поднос перед Верой.
ОН. Интересно, это от кого? Неужели от гондольера? (смеется) Закрой глаза.
Вера послушно закрывает глаза. Костя достает из футляра жемчужное ожерелье и надевает его Вере на шею, а затем, обнимая ее за плечи, подводит к зеркалу.
ОН. Нравится?
ОНА. Костя!.. Это то самое, которое я заметила в витрине? Когда же ты успел купить?
ОН. За те два часа, пока ты мерила шляпки и пеньюары.
ОНА. Спасибо!
Обнимает и нежно целует Костю. Они возвращаются к столу, Костя наливает шампанское, но Вера, взяв бокал, не садится за стол, а возвращается к зеркалу.
ОН (с иронией). Столик к зеркалу передвинуть?
ОНА. Не надо, я сейчас…
Любуется ожерельем, потом примеряет маску.
ОНА (декламирует). «Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним». Это, кстати, все здесь происходило.
ОН. А что ты еще помнишь из «Отелло»?
ОНА.
«О ужас брачной жизни! Как мы можем
Считать своими эти существа,
Когда желанья их не в нашей воле?»
ОН. Да, я всегда говорил: пьет муж — плохо, не пьет — тоже плохо.
ОНА. Это ты о чем?
ОН. О том же, что и Шекспир — о несовершенстве института брака.
ОНА (снимает свою маску и примеряет Костину). …Знаешь, я иногда жалею, что так и не стала артисткой. Когда-то казалось, что эта мечта ЕЩЕ может осуществиться, и муж был не против, но потом появился Олег, карьера, командировки… И стало ясно, что этого УЖЕ никогда не будет…
ОН. Кстати, никогда тебя не спрашивал — как ты познакомилась со своим мужем?
ОНА. А я тебе рассказывала: на пограничной станции. Он был тем руководителем группы, который на свой страх и риск провез меня «нелегально» через границу. Еще пошутил: «Ну, раз Вы — Заречная, то я как Тригорин не имею права оставить Вас на перроне». (возвращаясь к столу). Какие планы на завтра?
ОН. Если хотите рассмешить Бога, поделитесь планами на следующий день… Дел — масса. (задумчиво). Надо мрамор посмотреть, маме на памятник…
ОНА (оторопев). Костя?… Когда?.. Я же ничего не знала!
ОН. Что ты не знала?.. Да нет, слава Богу, мама жива-здорова. Она меня давно просит мрамор купить и памятник сделать — «От скорбящих детей и внуков». Я испугался, решил, что она уже… того… Пошел к врачу знакомому. А тот смеется: ты от моды отстал. Сейчас многие так делают. «МММ» всяких боятся, вот и нашли, во что средства вкладывать.
ОНА. Да, любит их поколение проснуться среди запасов… Ты бы видел, как они крутят бутыли с помидорами и огурцами каждое лето!.. А весной не знают, кому их раздать. Но памятник — это, по-моему, слишком!..
ОН. Меньше будет переживать, как мы ее на тот свет проводим — дольше на этом задержится. Еще надо по галереям пройтись. Посмотрю живопись местных художников…
ОНА. Тоже маме?
ОН. Нет, себе. В офис. Может, «Данаю» Тициана возьму — ту, что с золотым дождем. Копия, конечно, на оригинал мы еще не наработали.
ОНА (с сарказмом). А может, пока «Бурлаки на Волге»? Знаешь любимый анекдот моей мамы? 70-й год, диктор на радио говорит: бригадир колхоза «Заря» Иван Бойко просит, чтобы в эфире прозвучала песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой. Год 75-й, Иван Бойко — уже председатель колхоза — просит поставить для него «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой. 80-й: первый секретарь обкома партии Иван Иванович Бойко просит, чтобы в эфире прозвучала си-бемольная фуга Баха. Не выеживайтесь, товарищ Бойко, для вас прозвучит песня «Валенки»…
Костя снова наполняет бокалы шампанским.
ОНА. За что пьем?
ОН. В Париже была куртизанка, брала за визит миллион франков. Однажды в ворота ее особняка постучал молодой человек в потертых джинсах, с рваным портфелем. Служанка долго не впускала, но он открыл портфель, в котором был аккуратно уложен миллион. Утром хозяйка обратилась к нему: Жан, я без ума от тебя, но ты не похож ни на нефтяного магната, ни на сына мультимиллионера. Ты права, Жаклин, — отвечал он, — я бедный студент, член ассоциации студентов, в которой — миллион человек. Мы скинулись по одному франку и разыграли визит к тебе в лотерею. И я выиграл. Жан, сказала Жаклин, я не хочу, чтобы наши отношения носили корыстный характер. И вернула ему один его франк. Так выпьем же за бескорыстных женщин!
