Эдуардо Де Филиппо - Неаполь – город миллионеров
АМАЛИЯ (внимательно следит за поведением дочери. Чувствует, что произошло что-то необычное, и спрашивает с иронией). Эге… быстро вернулась. Что тебе жених сказал?
МАРИЯ РОЗАРИЯ (пренебрежительно). Жених уехал — и поминай как звали.
АМАЛИЯ (почти весело). Ах так? Ну тебе-то что, найдешь другого.
МАРИЯ РОЗАРИЯ (холодно). Найду кого хочу и кто мне нравится, поняли? Я сама найду. А вы занимайтесь своими делами!
АМАЛИЯ (шутливо). Эх, бедняжка! А ты только об этом и говорила! Путешествие! Америка… В Америке тебя только и ждали…
МАРИЯ РОЗАРИЯ. Меня ждало несчастье… И я не только говорила… Я сердце свое отдала… И вы могли бы получше смотреть за мной! А теперь напрасно кричите, все равно ничего не исправишь…
АМАЛИЯ (изумленно и не веря своим ушам). Ничего не исправишь? Говори, что ты наделала?
МАРИЯ РОЗАРИЯ (с трудом веря, что можно свалить на мать вину за случившееся, запальчиво). Нужно было раньше смотреть! Когда я по вечерам уходила с подружками, вы бы лучше, вместо того чтобы радоваться — ведь так вам было удобнее, — присматривали бы за мной… Вместо того чтобы думать о сделках, о деньгах… подумали бы обо мне!
АМАЛИЯ (не совсем овладев собой, почти оправдываясь). И ты можешь говорить, что я не думала о тебе? Я убивалась ради детей, ради дома…
МАРИЯ РОЗАРИЯ (иронически). Вы? Да когда вам было думать обо мне? Когда? А о вашем Красавчике кто бы стал думать? Я?
АМАЛИЯ (еле сдерживая ярость). Нет, вы видали?.. Я тебе еще раз объясняю… Мы с Красавчиком составляем компанию но купле — продаже… И эти дела тебя не касаются! (Внезапно выходит из себя, зло.) А за собой я сама посмотрю, поняла? Ты лучше говори… выкладывай. (Идет в глубь сцены и прикрывает дверь.) Когда… Где?
МАРИЯ РОЗАРИЯ (обращаясь с матерью, как с равной, кричит, глядя ей в глаза). Тут!.. Я его приводила сюда!.. Когда вы вечером совершали прогулки и устраивали вечеринки с Красавчиком…
АМАЛИЯ (в изумлении). Здесь? В моем доме? Дрянь ты этакая! II тебе не стыдно говорить это матери в глаза?! Да ты недостойна называть меня матерью! Я тебя своими ногами растопчу… Я из тебя лепешку сделаю…
МАРИЯ РОЗАРИЯ (не сдается). Позовите Красавчика… Скажите ему, чтобы и он пришел бить меня… Все равно уж вы ему дали это право.
АМАЛИЯ (с трудом сдерживается, чтобы не услышали в переулке). Распутница! Да, распутница!
МАРИЯ РОЗАРИЯ (указывая пальцем па мать). Такая же, как и вы…
АМАЛИЯ (вне себя). Я убью тебя, слышишь ты? (Решительно идет к Марии Розарии, которая, увидев, какой оборот приняло дело, убегает направо, преследуемая матерью.)
За сценой ссора принимает еще более агрессивный характер. Слышно как МарияРозария увертывается от ударов. Между тем в переулке начинается движение: слышны голоса. Произошло что-то необычное. Различаются слова: «Ну да, это он!», «Привет…», «Наконец-то…», «Дон Дженни, здравствуйте!», «Вот он, дон Дженнаро». Голоса заполняют весь переулок, словно в праздничный день. Один голос заглушает остальные: «Дон Дженна, а мы все здесь думали, что вы умерли». Затем слышен взволнованный голос Дженнаро: «А я вот жив и вернулся!» Хор приветствий и восклицаний не умолкает, в это время с улицы входит Аделаида с видом человека, желающего сообщить нечто неожиданное и важное. Не видя никого, кричит.
АДЕЛАИДА. Донн'Ама, донн'Ама!
АМАЛИЯ (привлеченная голосами в переулке и необычным топом Аделаиды, входит из «дворика». С любопытством). Что случилось?
АДЕЛАИДА. Ваш муж!
Входит Дженнаро.
Дженнаро (приветствуя всех широким жестом направо и налево, а также вверх, в сторону балконов). Спасибо! Спасибо вам всем. Потом расскажу… Потом расскажу…
На нем рваная, засаленная одежда, фуражка итальянская, штаны американские, вместо пиджака — камуфляжная накидка немецкого солдата. Он очень похудел. Вид усталый, но лицо сияет радостью оттого, что он видит вновь свою семью и свой дом. За плечами у него нечто вроде вещмешка, набитого всяким тряпьем, в руке жестяная круглая банка с проволочной дужкой, служившая ему вместо котелка. Перешагнув порог, бегло осматривается. На лице — удивление, которое достигает высшей точки, когда он видит жену в роскошной одежде. Он ее не узнает, решает, что ошибся дверью, извиняется почтительно.
Простите, синьора… (Уходит.)
АДЕЛАИДА (догоняет Дженнаро и зовет его назад). Здесь, дон Дженна, входите. Это ваш дом… Жена ваша, видите?
Дженнаро не осмеливается войти, затем неуверенно входит. Осматривается, он подавлен роскошью в доме, его взгляд встречается со взглядом Амалии, в нем борются восхищение и страх. Амалия стоит окаменелая, не решается вымолвить ни слова. По внешнему виду мужа она сразу же поняла, сколько страданий он перенес.
АМАЛИЯ (едва слышным голосом). Дженнаро… (В тоне ее восклицание, удивление, ласка и простое человеческое понимание.)
ДЖЕННАРО (робко, как бы извиняясь перед женой за то, что не узнал ее сразу). Ама… Прости, но… (Делает несколько шагов к ней; его лицо искажено скорбью. Ему хочется говорить, плакать, ликовать, по он едва может выговорить имя.) Ама…
Муж и жена бросаются друг к другу и нежно обнимаются. Амалия невольно плачет.
ДЖЕННАРО (взволнованно). Целая вечность, Ама…
Амалия всхлипывает, он смахивает слезу.
Целая вечность… (Рыдает.)
Пауза.
Первая очнулась Амалия.
АМАЛИЯ (стараясь ободрить мужа). Ну хорошо… сядь, отдохни, расскажи мне… Где ты был?
ДЖЕННАРО (как бы переживая вновь свою страшную одиссею). Вот, Ама… Рассказать тебе так сразу? Да целого года не хватит, чтобы поведать все, что я видел, все, что я пережил. Горы бумаги нужно, чтобы описать всю историю этих тринадцати, четырнадцати месяцев, что мы были врозь… Стоит вот здесь, видишь, Ама… (Показывает на глаза.) Перед глазами… не выходит из головы… Я право не знаю, с чего и начать… (Добродушно улыбается.) Теперь кажется, что я все, все забыл… Наш дом… ты… переулок… друзья… (Потирает лоб рукой.) Тихо, тихо… (Неожиданно решительно и оживленно.) Лучше поговорим о вас, о доме… Как Амедео… Ритучча… Мария…
АМАЛИЯ. Ритучче нездоровится.
ДЖЕННАРО (озабоченно). Что с ней?
АМАЛИЯ (спокойно). Ничего… Небольшой жар… С детьми бывает…
ДЖЕННАРО. Дочка моя… (Амалии.) Она там? (После утвердительного кивка Амалии уходит в дверь слева.)
АДЕЛАИДА (которая до этого момента не спускала глаз с Дженнаро). Бедный дон Дженнаро… Как оп плохо выглядит… Боже! Боже! Я пойду, донн'Ама… Увидимся попозже… (Идет к выходу, обращается к изображению мадонны в переулке.) О мадонна! Простри над нами длани свои!
АМАЛИЯ (в сторону правой двери). Мария… Иди сюда… Отец вернулся!
Входит Мария Розария, вытирая глаза и поправляя волосы.
МАРИЯ РОЗАРИЯ (растерянно). Папа вернулся…
АМАЛИЯ (презрительно). Не показывайся в таком виде… И не говори ничего… Не то с ним, беднягой, плохо станет…
С улицы вбегает Амедео.
АМЕДЕО (взволнованно). Говорят, папа вернулся?
ДЖЕННАРО (входит пятясь, говорит в сторону комнаты слева). Ама, у нее сильный жар… Мне не нравится, как она дышит… (Поворачиваясь к Амалии, видит Амедео, и слова застревают у него в горле.)
АМЕДЕО. Папа!
Обнимаются.
ДЖЕННАРО. Амеде… (Прижимая к себе сына.) Это чудо!
АМЕДЕО. Как хорошо, что ты вернулся…
ДЖЕННАРО (замечает Марию, забившуюся в угол, словно в испуге; мгновение ждет, что дочь подбежит к нему; наконец говорит ей удивленным тоном, в котором звучит легкий упрек). Мари, разве ты не видишь отца?..
Мария Розария не выдерживает, бежит к нему и обнимает. Дженнаро, держа в объятиях двоих детей, переживает счастливые минуты. Он глубоко взволнован, его переполняет радость.
