Эдуардо де Филиппо - Филумена Мартурано
ФИЛУМЕНА. Только поэтому?
ДОМЕНИКО. Нет… и потому, что люблю тебя. Двадцать пять лет мы были вместе. Это целая жизнь — двадцать пять лет. Воспоминания, ностальгия, совместная жизнь… Я верю в этот брак. Есть вещи, которые понимаются сердцем, и я их чувствовал. Я хорошо знаю тебя, вот поэтому так и говорю тебе все. (Тяжело, печально). Если бы ты знала, что у меня на сердце… Уже десять лет прошло с того дня, не забыла? Что-то прерывает дыхание… делаю вот так… (словно глотает воздух), и воздух останавливается в этом месте… (Показывает на горло). Ты не можешь, не должна заставлять меня так жить. Ты женщина, у тебя есть сердце, ты все понимаешь и хоть немного любишь. Не мучай меня! Вспомни свои слова: «Не клянись!» Я не поклялся. Но теперь я прошу у тебя милостыню. Буду просить, как пожелаешь: на коленях, буду целовать твои руки, платье… Скажи мне, Филуме, скажи, кто мой сын, кто моя плоть… моя кровь… Скажи ради себя самой, чтобы это не выглядело так, что ты меня шантажируешь. Ведь все равно я женюсь на тебе, клянусь!
ФИЛУМЕНА (вкрадчиво и с нежностью). У него четверо детей.
ДОМЕНИКО (тревожно-вопросительно). Рабочий?
ФИЛУМЕНА (одобрительно). Водопроводчик, как называет его Розалия.
ДОМЕНИКО (себе самому, постепенно углубляясь в свои доводы). Хороший парень… сложен хорошо… здоровье завидное… Но зачем ему было так рано жениться? Сколько он зарабатывает в своей маленькой мастерской?.. Но и это неплохая профессия. Имея капитал, можно открыть небольшую фабрику с рабочими. Хозяином будет. Затем — магазин по сбыту новейшего водопроводного оборудования… (Вдруг глядит с подозрением на Филумену). Смотри-ка… и именно слесарь… водопроводчик! Женатый и самый бедный…
ФИЛУМЕНА (делая вид, что ей неприятно). А что остается делать матери? Помогать самому слабому… Но ты не веришь… Ты хитер, ты… Это — Риккардо, коммерсант.
ДОМЕНИКО. Продавец сорочек?
ФИЛУМЕНА. Нет-нет. Умберто, писатель.
ДОМЕНИКО (зло и безнадежно). Опять… ты снова прижимаешь меня к стенке. Даже сейчас — перед венцом.
ФИЛУМЕНА (взолнованная искренним тоном Доменико, призывает все свои самые нежные чувства, стараясь объяснить все конкретно и убедительно в последний раз). Выслушай меня хорошенько, Думми, чтобы больше не возвращаться к этому. (В порыве сдерживаемого чувства). Я любила тебя всей душой. Всю жизнь! В моих глазах ты был богом… Я и сейчас люблю тебя, и, может быть, больше, чем прежде… (Заметив вдруг, что он не слушает и не понимает ее). Ах, что ты наделал, Думми! Ты сам себя мучаешь. Господь дал тебе все, чтобы стать счастливым: здоровье, красоту, деньги, и меня. Чтобы не причинять тебе неприятностей, я бы ничего не сказала. Я молчала и тогда, когда была недалеко от смерти. И ты бы тогда оказался щедрым человеком — облагодетельствовал трех несчастных. (Пауза).
ДОМЕНИКО. Филуме, скажи кто мой сын.
ФИЛУМЕНА. Не спрашивай больше, все равно не скажу… Я не могу сказать… Будь благороден и никогда не выпытывай у меня. Я люблю тебя, Думми, и в минуту слабости… это будет несчастье для нас. Ты и не заметил, едва я сказала, что твой сын — водопроводчик, ты тотчас стал думать о деньгах… о капитале… о большом магазине… Это справедливо, что ты беспокоишься: «Деньги-то ведь мои». Начинаешь задумываться: «Почему я не могу сказать, что я его отец? А двое другие чьи же? Какие у них права на меня?» Настоящий ад!.. Тебе должно быть ясно, что из-за денег они подерутся… Трое взрослых людей, не мальчишки. Поубивают друг друга… Не думай о себе и обо мне, подумай о них. Думми, самое прекрасное, что связано с детьми, мы уже потеряли. Дети — это когда их носишь на руках, когда они еще крошки, когда трясешься над ними, когда у них что-то болит и они не могут объяснить, что у них, где болит… Они бегут навстречу тебе, протянув ручонки, кричат: «Папа!» Дети и тогда, когда приходят из школы, руки замерзли, нос красный, и просят чего-нибудь вкусненького… Но когда они вырастают, становятся взрослыми, то вот тогда — они все либо братья, либо враги… У тебя есть еще время… Я не хочу тебе зла… Пусть все останется по — прежнему, и каждый пойдет своей дорогой!
За сценой слышатся первые пробные аккорды органа. Розалия выходит из «кабинета» в сопровождении трех молодых людей.
РОЗАЛИЯ. Пришел… пришел священник…
МИКЕЛЕ. Мама…
ДОМЕНИКО (встает из-за стола и долго глядит на всех. Потом, вдруг решившись). Пусть все останется по — прежнему, и каждый пойдет своей дорогой… (Молодым людям). Я должен сказать вам…
Все ожидают в смятении.
Я благородный человек и не могу вас обманывать. Выслушайте меня.
ТРОЕ. Да, папа!
ДОМЕНИКО (взолнованный, смотрит на Филумену. Решил). Спасибо. Сколько радости вы доставили мне… (Продолжает). Ну так вот… Когда венчаются, отец ведет невесту к алтарю. Здесь нет родителей… Здесь дети. Двое поведут невесту, а один жениха.
МИКЕЛЕ. Мы поведем маму. (Идет к Филумене и приглашает Риккардо последовать его примеру). Филумена (вдруг вспоминает). Который час?
РИККАРДО. Около шести.
ФИЛУМЕНА (подходит к Розалии). Розали…
РОЗАЛИЯ. Будьте спокойны. Ровно в шесть зажгут и там свечи.
ФИЛУМЕНА (опершись на руки Микеле и Риккардо). Идемте… (Входит в «кабинет»).
ДОМЕНИКО (к Умберто). А меня поведешь ты…
Небольшой кортеж скрывается в «кабинете». Розалия взолнована; кроткая, как всегда, она остается на своем месте, хлопая в ладоши и смотря на занавеску, разделяющую «кабинет» и гостиную. За сценой орган играет «Свадебный марш». Розалия плачет. Через некоторое время к ней подходит Альфредо, и они вместе наблюдают церемонию. К ним присоединяется и Лючия.
Темнеет, становится абсолютно темно. Со стороны террасы медленно появляется лунный свет, постепенно зажигаются огни люстры. Прошло некоторое время.
Филумена в сопровождении Умберто, Микеле и Розалии выходит из открытого «кабинета», идет налево.
ФИЛУМЕНА. Мадонна, как я устала!
МИКЕЛЕ. Теперь отдыхайте. Мы тоже пойдем. Завтра много работы в мастерской.
РОЗАЛИЯ (с подносом, заставленным пустыми рюмками, идет к Филумене). Поздравляю, поздравляю, поздравляю… Какая красивая церемония! Сто лет тебе жить, дочь моя! Ты могла бы быть моей дочерью Риккардо (из «кабинета»). Венчание действительно было прекрасным.
ФИЛУМЕНА (Розалии). Розали, стакан воды…
РОЗАЛИЯ (с уважением). Сию минуту, синьора… (Выходит).
Доменико выходит из «кабинета» с бутылкой «специального» вина, пробка залита сургучом.
ДОМЕНИКО. Никаких гостей, без банкета, но бутылку-то вина в семье мы должны распить, здесь и разопьем… (Берет со шкафа штопор). (Открывает бутылку). Это и для спальни неплохо. Розалия (возвращается со стаканом воды на блюде, по — неаполитански). Вот вода.
ДОМЕНИКО. Для чего нам вода?
РОЗАЛИЯ (словно говоря: «Но меня просила донна Филумена»). Синьора…
ДОМЕНИКО. Скажи синьоре, сегодня вечером пить воду — плохая примета. Позови и Лючию… Да, чтобы не забыть. Позови и Альфредо Аморозо, наездника, шофера и знатока беговых лошадей.
РОЗАЛИЯ (кричит, обернувшись направо). Аьфре… Альфре… иди, идите выпить рюмку вина с синьором… Лючи, ты тоже иди сюда.
Альфредо выходит из глубины сцены вместе с Лючией.
АЛЬФРЕДО. Вот и я.
ДОМЕНИКО (наполнил рюмки и раздает их). Держи Филумена, пей! (Остальным). Пейте.
АЛЬФРЕДО (выпивая). За ваше здоровье!
ДОМЕНИКО (глядит на своего поверенного с нежностью и грустью). Ты не забыл, Альфре, как бегали наши лошадки?
АЛЬФРЕДО. Господи!
ДОМЕНИКО. Перестали… Перестали бегать. А я не хотел этому верить, всегда в мыслях видел, как они мчались. А теперь, да, давно их нет, да, очень давно! (показывает на сыновей). Вот кто помчится теперь! Ох и помчатся эти лошадки, эти чистокровные жеребцы! Альфре, какой вид был бы у нас, оседлай мы сейчас наших лошадок? Нам смеялись бы в лицо!
Все пьют.
Дети есть дети! И это дар Божий! Когда в семье их трое или четверо, всегда бывает, что отец выделяет кого-нибудь, потому ли, что он плохой, или больной, или самый дерзкий, самый задиристый… И остальные дети не обижаются… находя это справедливым. Это — почти право отца… У нас этого не случится: наша семья создалась слишком поздно. Предпочтение любить одного из детей, на которое я имел бы право как отец… я разделю между вами тремя. (Пьет). За ваше здоровье!
