Ирина Танунина - Сюжет Танцора
Шестерка. Да ему слабо.
Худрук. Тебе слабо, зайчик мой?
Танцор. Мне слабо? Да легко!
«Сценично» снимает свитер, красиво бросает через плечо. Остается в футболке.
Ну как?
Худрук. Класс! Срочно на экскаватор.
Главбух. А дальше?
Танцор. А дальше – за деньги.
Шестерка. Ну и самомнение!
Худрук. Да уж. Зазвездился конкретно.
Танцор. Я профи. Бесплатно не работаю.
Секретарша. Он бесплатно не работает. Да ты мне три стриптиза должен!
Снимают с Танцора футболку (пока вроде шутка).
Танцор (пытаясь не потерять лицо). Расплачиваться в долларах будете.
Главбух (рассматривая футболку). Дорогая. В фирменном магазине.
Шестерка. Да хватит, откуда. С рынка небось.
Худрук. Секонд-хенд.
Секретарша. Дай глянуть.
Танцор. Девчонки, отдайте футболку. Я замерз.
Шестерка. Это ты что, погреть тебя, намекаешь, я не поняла?
Главбух (оглядывает Танцора, как манекен). Неплохой рельеф. Но можно бы получше.
Танцор. Ну ладно, девочки. Потешились и будет. Пошел я курить.
Главбух. Курить? Уже? А говорил – профи…
Шестерка. Да он всегда так. Сроду обещаний не выполняет.
Танцор. Каких еще обещаний? Что я тебе обещал?
Протягивает руку за футболкой.
Худрук. Э, нет, киска моя. Придется отработать.
Бросают футболку друг другу над головой Танцора, как в школе.
Танцор. Да хватит, не смешно уже.
Ловит за руку Шестерку, у которой в этот момент футболка.
Шестерка (кричит, будто ее насилуют). Не трогай меня! Отпусти сейчас же! Девочки, помогите!
Все бросаются на Танцора, хватают за руки, за плечи, кто за что может, каждая тянет в свою сторону.
Танцор. Да вы что, офигели? Отвалите, блин!
Грубо раскидывает девушек и уходит.
Шестерка. Ненормальный! Руку мне чуть не оторвал. Прямо маньяк какой-то.
Секретарша (протягивая руку за футболкой). Дай сюда.
Шестерка. Ты что тут распоряжаешься? Не отдам!
Тянут футболку в разные стороны.
Худрук. Да прекратите базар!
Пытается вырвать футболку. Тянут ее каждая на себя, начинается драка. Главбух смотрит со стороны. В драке футболку разодрали на части. Разбегаются, каждая уносит клочок футболки. Последней уходит Главбух. Когда все ушли, вышла Уборщица.
Уборщица. Опять мусора полная сцена. (Поднимает обрывок футболки.) Ой, батюшки. Да тут драка что ль была? Убили что ль кого? (Видит свитер.) Это чей? Либо Танцора? Пойти Герцогу сказать? Или Секретарше? Ох, боюсь я тут, как бы и саму-то не пристукнули. По ночам тут работать заставляют, а тут что творится, так и убьют, а хоть бы платили, и платить не платят… И опять Танцор этот, пойти хоть посмотреть, живой, нет ли…
Уходит со свитером в руках. Входит Танцор, ищет по сцене свитер. Вбегает Она, держит в руках свитер Танцора.
Она. Ты… что случилось?
Танцор. Да ерунда… глупость такая. Даже не знаю, как рассказать.
Она. Ну… не хочешь, не рассказывай.
Танцор. Да понимаешь…
Входят Герцог, Секретарша и Худрук.
Герцог. Интересная мизансцена.
Танцор. Извините.
Берет у Нее свитер и надевает.
Герцог. Исключительно интересно. А ко мне тут Уборщица прибежала, вся в истерике. Танцора, кричит, убили. На сцене, кричит, бренные останки валяются. В виде рваной футболки. (Секретарше.) Это как же понимать?
Секретарша. Представления не имею.
Герцог. Так. (Худруку.) А ты?
Худрук. Не знаю. У них спросите.
Герцог. Так они молчат что-то. А? Что молчим? О чем молчим? Ай-яй-яй, а вы, оказывается, опасная женщина. Одежду с мужиков прямо клочьями рвете.
Секретарша (соблазнительно улыбаясь). Женщины вообще опасные создания.
Герцог. Ага, как кошки. Ну ладно. Если наш… звезда местной сцены… если его пока не пристукнули, как изящно выражается наша уважаемая Уборщица… Значит, не будем мешать. (Худруку.) А ты бы объяснила им как-нибудь на досуге, что сцена все-таки не… не спальня. Здесь все-таки ДК, а не…
Секретарша. А не публичный дом.
Герцог, Секретарша и Худрук уходят. Сейчас же выскакивает Уборщица.
Уборщица (причитает). Да что же это такое, Господи! И как только меня инфаркт не трахнул! Да когда же это кончится!
Танцор. Тише, тише, все в порядке.
Уборщица. Да чтоб вас всех с этим ДК сверху бы чем-нибудь прихлопнуло!
Громко плачет.
Она. Ну послушайте, не стоит так…
Уборщица (рыдая). У меня сердце больное! И нервы слабые! И аллергия у меня на вас на всех уже! Господи, да за что мне все это? Да какого же я страху натерпелась, Господи!
Танцор. Ну-ну, ничего, ничего, ничего. Пойдемте лучше…
Она. Пойдемте к нам, я вам чаю сделаю.
Уборщица. Ох, да что это за наказанье, Господи!
Уходят.
На другой день
Вечер, часов 9–10. Танцор один на сцене. Он только что закончил репетицию.
Танцор. До чего же не хочется сейчас никуда идти. Просто лег бы тут на сцене и лежал бы до утра. Может, так и сделать? Было бы классно. Жаль, что нельзя.
Звонит мобильный.
Танцор. О, Бог мой! (В телефон, раздраженно.) Ну? (Осматривается, поднимает с полу какую-нибудь девичью вещь.) Нашел. А ты бы еще голову тут забыла. Принесу. Уже переоделись? Быстро вы, однако. А, ну понятно. Да иди, иди. Конечно, оставлю. На полку положу. Не надо, не закрывайте. Я сам потом закрою. (Дает отбой.) Елки-палки, ну что за детский сад. (Телефон снова звонит.) Ну что еще от меня кому надо? Пять минут спокойно посидеть не дадут, блин! (Смотрит, кто звонит.) А!.. Это ты. (Телефон звонит какое-то время, потом замолкает.) Ты меня прости. Я тебе перезвоню… завтра. А сейчас… не катит как-то мне с тобой говорить. Какой-то я сегодня… раздерганный. Танцевал сейчас с девчонками, а думал совсем о другом. То есть вообще где-то не здесь. Споткнулся даже, коленкой о сцену долбанулся, до них пор болит. Все вспоминается что-то, о чем сто лет не думал, не знаю почему. Вот вспомнил… когда учился… знаешь, это же маленький городок, там в центре вроде цивилизация, а вокруг – сплошной частный сектор, глухо, как в танке. И если выходишь один, без компании… Я помню, как это было в первый раз. Я не ожидал ничего такого, просто вышел в магазин… за пивом. Магазин там был за углом, рядом с общежитием. А когда возвращался… И было-то совсем не поздно, часов девять вечера. Правда, темно уже. Осень же была. Так вот. Вдруг из-за угла вышли местные, человек пять, и встали передо мной. Дорогу мне загородили. Нет, ты не подумай, я не вымахиваюсь. Я испугался. Я драться умею и всегда умел. Я из интеллигентной семьи, меня учили решать вопросы без кулаков, но в детстве во дворе… И реакция у меня хорошая, так что… Но их было много, и в первый момент я решил – лучше не связываться, лучше как-нибудь договориться. И тут… не то что услышал, а как-то спиной, затылком почувствовал – сзади тоже подошли и встали, отрезали мне отступление. И тогда… Понимаешь, они поймали меня и захлопнули крышку. Не знаю, что они собирались делать, но… я почувствовал такую жесткую к себе ненависть! Они ненавидели меня, именно и лично меня, я раздражал их самим фактом своего существования. Конечно, я никого из них не знал. А они меня, оказывается, знали! Это было для меня просто шоком. «Ну что, станцуем, балерина?» – сказал тот, что стоял в центре. Остальные засмеялись. Они не видели во мне равного себе мужчину, да и вообще человека. В том смысле, что я не буду драться за себя. Почему? А не похож на них. Не люблю быть грубым, не люблю мата. Книжки читаю. Это в той среде неприлично. Да еще и танцую! Я был чужой для них, до самых печенок, до мозга костей, просто самой сутью своей. Как говорится, на клеточном уровне. Я кожей чувствовал, как им хотелось меня раздавить, уничтожить, зачеркнуть – чтобы меня в их поле зрения не было. И я перестал бояться. Все вдруг стало однозначно. Нужно драться, драться до последнего – руками, ногами, зубами… всем собой. Даже не за жизнь. Вряд ли они могли убить, им это слабо. Хотя, кто знает… За достоинство, за самоуважение? Да, конечно. Это для меня очень важно. Но главное… главным в тот момент было – сохранить себя. Себя как личность, как… в общем, остаться собой. Таким, какой я есть, плохой или хороший, все равно. И это было важнее жизни и достоинства. Важнее всего. Право самому выбирать себя. Право на импровизацию. На свободный выбор каждого следующего шага. И вот за это… В последний момент мелькнуло: если покалечат, не смогу танцевать. Но и это мимо… Я сам не понял, как пошел на них. Меня словно ветром подхватило. Они расступились передо мной, разошлись по сторонам. Молча. И как будто растаяли в темноте, я даже не понял, куда они делись. Я один стоял на тротуаре, а в руке был пакет с пивом. Мы его выпили с соседом по комнате.
