Валентин Азерников - Отпуск за свой счет
– Ну, хорошо, я договорюсь, – режиссера ничем нельзя было смутить. – В посольстве? С кем? Меня там все знают. Продлить визу – нет проблем.
Катя вздохнула, словно говорила с тяжелобольным, и сказала тихо и внятно:
– До свидания.
Как ни странно, но эта простая фраза подействовала. Режиссер вдруг сообразил, что Катя действительно уходит. И его лицо сразу стало растерянным и грустным.
– Но как же? Вы не понимаете. У вас талант, я вижу. Это ваш шанс. Его нельзя упускать. Вы потом этого себе никогда не простите.
– Я уже слышала однажды нечто похожее, – сказала Катя, посмотрев на Юру. – С меня хватит. – И она пошла в гостиницу.
Режиссер и Юра, словно парализованные, неподвижно смотрели ей вслед – пока она шла из света площадки в сумрак сада, а потом снова возникла у ярко освещенного подъезда отеля.
Катин автобус проезжал через деревню Ормашаг. Перед многими домиками странно высились одинокие деревья: тонкие с кроной на самой макушке.
– Здесь мы имеем, – объясняла гид, – характерный местный обычай. Молодые люди, кто имеет любимую, должны в ночь на первое мая посадить у нее перед домом дерево. Выкопать в лесу, принести и посадить. И утром все видят, как он ее любит. Чем выше дерево, тем крепче. И это дерево должно простоять месяц, весь май. А тридцатого его спиливают, и тогда родители девушки устраивают как бы прием в честь ее возлюбленного.
– А свадьба когда? – спросила одна из туристок.
– О, это как договорятся. Может быть, осенью, когда убран урожай.
– А если она разлюбит за это время? – спросил один из туристов.
– Или он? – уточнила туристка.
– О, тогда хорошо, – сказала гид.
– Что же хорошего? – удивилась туристка.
– Хорошо, что не поторопились. Значит, дерево было большим, чем любовь.
– Значит, липа была, – сказал турист.
– О, липа… Это порода дерева?
– Нет, – сказала туристка, – это порода мужчин. Обманывают которые. – И она посмотрела на Катю. Катя безучастно смотрела в сторону.
– О, я поняла, – обрадовалась гид, – это идиоматический оборот.
– Да, это точно, оборот. Иногда в такой оборот попадешь, не знаешь, как выбраться, – сказала туристка и снова посмотрела на Катю.
– Ладно, – сказала Ада Петровна. – Кончайте.
Когда Катин автобус въехал в Печ и подрулил к отелю «Паннония», первое, кого увидела Катя, был Юра, прохаживающийся около подъезда.
– О! Привет, – пошел он ей навстречу, как будто они заранее договорились о свидании.
– Здравствуй, – спокойно сказала Катя.
Юра посмотрел на ее прическу и деланно улыбнулся.
– Помяла все-таки. Я ж предупреждал.
Катя поправила волосы.
– Слушай, – сказал Юра. – Мы тут с Ласло неподалеку… Тут дом его… Бабушка. Она ждет нас.
– Счастливо, – сказала Катя.
– Нет, тебя тоже. – Юра оглянулся и помахал через стекло рукой Ласло, сидящему в холле гостиницы.
– Здравствуйте, Катя, – сказал, подходя, Ласло.
– Здравствуйте, Ласло.
– Слушай, скажи ей. Не верит. Насчет бабушки.
– Она очень вас просит. Ждет. Это близко отсюда, – сказал Ласло.
– Неудобно, – сказала Катя. – Я ведь не одна. У нас программа.
– Вечером мы вас обратно доставим – в отель, – Ласло подошел к гиду, что-то ей сказал. – Нет проблем, – вернулся он к Кате.
Катя посмотрела на Аду Петровну, словно спрашивая у нее совета. Ада Петровна деланно равнодушно пожала плечами:
– Отчего ж не поехать. Поезжай. Надо укреплять дружбу между народами.
– Я не знаю, – нерешительно сказала Катя. – Не хочется мне.
– Ну, раз не хочется, тогда другое дело. Тогда не езжай, – сказала Ада Петровна.
А потом она махала рукой вслед удаляющемуся автобусу, увозившему Катю, а автор не удержался, чтобы не заметить по этому поводу:
– Да… Женское непостоянство – вещь непостижимая. По загадочности с ним может сравниться только тунгусский метеорит. С одной стороны, непостоянство женщин выводит из себя ровные мужские души, привыкшие знать наперед все, что может быть, и не знать того, чего быть не может. Но – с другой – что было бы в мире, если бы все, что обещают женщины, свершалось? Не говоря о том, что половина человечества давно бы уже горела в аду, ниспосланном пророчествами другой половины, очень скоро вообще некому стало бы и гореть, ибо каждая женщина хоть раз в месяц клянется, что ее глаза никогда больше не увидят этого… (дальше можно подставить любой эпитет), и если бы эти клятвы не нарушались через минуту или день (это зависит от климата), то опасения демографов насчет перенаселения земли не имели бы под собой никакой почвы. Так что можно назвать женское непостоянство слабостью, а можно – силой. Откуда посмотреть…
Ласло, подобно Кате, рано потерял мать и воспитывался у бабушки. Они жили недалеко от Печа, в селе Чёкёс. Это очень самобытное место, в нем до сих пор сохранились старинные и кажущиеся странными обычаи. Тут еще можно увидеть старух, носящих не темное платье, а белое, ибо этот цвет считается более приличествующим для пожилого возраста. А на похороны надевают траур желтого цвета.
Когда Катя увидела бабушку Ласло в белом, она, с присущей ей сдержанностью, ничем не показала своего изумления, словно и не мыслила себе, что в этом возрасте можно носить что-нибудь иное. Юре не удалось скрыть удивления, и Ласло пришлось совершить небольшой экскурс в историю родного края.
Бабушка давно не видела внука и была, конечно, очень рада его приезду, но, как и Катя, своих чувств не показала. Внук был с гостями, и она не могла допустить, чтобы они подумали, что им она рада меньше. За обедом она всячески потчевала Катю и Юру; Катю особенно – то ли ей казалось, что Катя недостаточно упитана, то ли ей еще что-то казалось…
– Вы прямо как моя бабушка, – сказала Катя. – Она тоже – пока я не лопну…
Ласло перевел. Бабушка усмехнулась и что-то ответила.
– Бабушка говорит, – сказал Ласло, – что бабушка – понятие интернациональное. У них во всем мире одни и те же привычки. Она говорит, – продолжал Ласло, – что каждый человек должен прежде всего быть накормлен и у него должна быть крыша над головой. А уже потом можно спрашивать, как его зовут и откуда он и куда идет.
Катя засмеялась.
– Ну точно как моя. Позовет ученика – взбучку устроить, а сначала кормить его начинает. А они все это знают, прикидываются страшно голодными. Ну, пока она накормит, уж и забудет, зачем звала. И все понимает, а каждый раз на эту удочку…
– Удочку? – переспросил Ласло. – Это что?
– Это выражение такое. Попадается – в смысле.
– А, понял, – сказал Ласло и перевел, показав в конце фразы на стоящий в углу спиннинг.
Бабушка закивала.
– Она говорит, – сказал Ласло, – что это они думают, что она у них на крючке. А на самом деле – они у нее.
– А вы вместе живете? – спросила бабушка Катю.
– Нет, – сказала Катя с сожалением. – Я сейчас в Сибири работаю. Пишем письма друг другу.
– Часто?
– Нет, к сожалению, – сказала Катя. – Через день.
Ласло помедлил, потом нехотя перевел. Бабушка посмотрела на него и ничего не сказала. Ласло виновато пожал плечами.
Потом бабушка что-то спросила Юру.
– Она спрашивает, – сказал Ласло, – есть ли у тебя бабушка.
– Нет, – сказал Юра. – Была. Но я ее не помню.
– Она спрашивает, знаком ли ты с Катиной бабушкой?
– Нет, – сказал Юра. – Пока нет. Но надеюсь… – И он многозначительно посмотрел на Катю.
В холле гостиницы Катя и Юра сидели за маленьким столиком в баре.
– Вот… – сказал Юра. – Вот мы и съездили в Венгрию. А ты не верила. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
Катя молчала.
– И то, что я говорил тогда, там, о чем мы… ну, помнишь… это все тоже – не сомневайся. А?
Катя молчала.
– Ну чего ты молчишь все?
Катя смотрела на Юру очень внимательно, как смотрят на человека или в первый, или в последний раз. Юра, по-видимому, ощущал что-то, и это лишало его обычной уверенности.
– Вы когда обратно? Послезавтра?
– Да.
Я встречу.
– Зачем? Нас встретит автобус.
– При чем здесь автобус? Ну при чем здесь автобус?
Катя не отвечала. Юра помолчал, потом спросил другим тоном.
– Слушай, да, пока не забыл – дай мне свой адрес, на всякий случай.
– Адрес? – удивилась Катя. – У тебя же он есть. Был, во всяком случае.
– Ну да, конечно, но чтобы не искать.
– А… А зачем он тебе?
– Как – зачем? Напишу.
– Зачем?
– Привет! Зачем люди пишут друг другу?
– Да, действительно… Зачем?
– А ты не знаешь?
– Я? – Катя пожала плечами. – Теперь нет. А когда знала, никто не писал.
– Катя, я же объяснил! Бывают же обстоятельства… Ну что ты, в самом деле… Ну, мало ли… Главное, что все позади…
– Да, это верно. Это – главное.
– Нет, я не это имел в виду. Опять ты за свое, ей-богу! Ну сколько можно? Господи! – в сердцах сказал он. – И кто тебя только воспитывал?
