Эдвард Радзинский - Она в отсутствии любви и смерти
Он. Милая…
И тотчас Она ринулась за дверь. Через мгновение пронзительный звонок в дверь. Он открывает.
Она (входя, серьезно ). Я не буду вам больше читать. Я просто кое-что скажу напоследок. В детстве я очень много болела. Поэтому я, привыкшая быть одна, как никто, ненавижу одиночество. Я, у которой нет друзей… потому что никто меня не выдерживает, — я всегда мечтала о друзьях. Но им скучно со мною, а мне — с ними. И они быстро уходят от меня или я от них. Я называю их — друзья-моменты. Но вы! Вы! Мне предназначенный… Как же вы не поняли, как вы сумели не понять?! Если бы вы знали, что мне стоило простить вас вчера, и вот я пришла, а вы меня оскорбляете всем: словами! Видом! Обвинениями во лжи! (Размахивая забинтованным пальцем.) Но я не покраснела, слышите, хотя мне стыдно за вас! Потому что я давно научилась не краснеть, чтобы выжить. Да! Когда человек был маленьким, он заметил: если в чай положить лимон — чай светлеет. Мать мыла голову в лимоне, чтобы у нее светлели волосы. Тогда человек придумал теорию: он стал есть лимоны в невероятных количествах, чтобы научить свою кожу не краснеть. Так вот: когда человеку нужно покраснеть — за себя или за кого-то, — он вспоминает, как мучительно трудно есть через силу лимон! И он бледнеет! Только бледнеет! Он. Я…
Не успел сказать — Она тотчас выскочила за дверь, и тотчас ее звонок.
Он открывает.
Она (входя). Когда я поднималась к вам — я вдруг представила: на лестничной клетке в разных пролетах стоят двое. Они стоят один над другим, так что могут даже взяться за руки, но потом — любое движение вверх или вниз, и они не удержат рук в этом рукопожатии! Не удержат! Но они не могут стоять — ведь они должны идти! И поэтому тот миг, когда они соединили руки, — единственный! Единственный! Иначе быть не может! Я чувствую! Скоро все кончится! Я чувствую! (И, хлопнув дверью, выбегает из квартиры.)
Он молча подходит к двери и раскрывает, ждет. Проходит долгое-долгое мгновение. Наконец в дверях появляется Она со своим нелепым портфелем. Она сама подходит к нему. Он ее обнимает. Она бешено выворачивает голову, но застывает тотчас, как чувствует его губы. Она целуется нелепо, неумело, бешено, потом долго молчит, потом бормочет: «Вершины вбок».
Затемнение.
Ночь. «Квартира». По своей комнате в темноте из угла в угол расхаживает Ее мать. Ходит, ходит. В кухне брошены инструменты и — никого. В ванную входит Его жена, зажигает свет и глядит в зеркало, разглаживает пальцами мешки под глазами.
Жена. Совсем перестала спать. (Достает из степного шкафа лекарство, глядит на себя в зеркало, глотает. Уходит.)
Свет в ванной остается гореть, освещая всю остальную «квартиру». Он и Она в его комнате.
Он. Ты что? (Проводит по ее глазам.)
Она. Ну что вы! Когда дети плачут, они это делают для других. Здесь не для кого. (. А слезы сами текут по ее лицу, по Она все-таки произносит слова — не всхлипывая, а только медленно.) Вы не обидитесь, если я уйду?
Он. Ты никуда не пойдешь.
Она. Знаете, я сейчас немного посплю. Умираю — хочу спать. А потом я уйду.
Он. Ты считаешь, что… они…
Она. Я запрещаю вам вмешиваться в мою жизнь. Я никому этого не позволяю… Только помолчите, я посплю три секундочки, ладно?
Долгая-долгая пауза, наконец-то Она сумела совсем успокоиться.
Вскакивает.
Все! Я выспалась, больше не хочу. Я хочу вина!
Он. Зачем тебе вина?
Она. Испугались? Я так люблю, когда вы пугаетесь. Я хочу напиться! Я хочу напиться! Слышите!
Он. Тебе не надо напиваться.
Она. Ха-ха! А вы без юмора: учить праведности вами же сотворенную грешницу… Ну хорошо. Я, пожалуй, еще немного у вас побуду. (Нежно-нежно.) Мне не так долго осталось с вами встречаться… Мне, может, не очень долго осталось жить. Не верите? (Серьезно.) Я не переживу этого лета. Кстати, они — это она.
Он. А твой отец…
Она. Разучитесь задавать мне вопросы. (Опять нежно-нежно.) Она читала мне вслух сказки! Все детство! Миллион сказок! Она очень красивая, и она принадлежала мне, только мне!.. И вот однажды… она перестала читать, и я стала сама их придумывать. Как я люблю свое лето… Знаете, в чем между нами огромная разница? В том, что у вас уже было это лето … И вот однажды я узнала, что она — не моя, она мне изменила. Учтите, я даже не возненавидела его, он ниже моей ненависти. Я возненавидела ее! Я не могла смотреть на нее без презрения! У нее голос меняется, когда она разговаривает с ним по телефону! Я все время вспоминаю историю: тигр любил укротительницу и загрыз ее, когда она полюбила! Но самое жуткое: недавно я прочла ее письмо. Она — богиня! Красавица! Рожденная, чтобы ее боготворили! Писала неизвестному! И готова была боготворить его, только чтобы не быть одной… то есть не быть со мной!
Он. Это мы ей звонили?..
Она. Не мы, а вы! Послушайте, я рассказала вам все это только потому… что у меня ощущение, что все, что знаю я, — знаете и вы. И я путаюсь! Просто чтобы не путаться… Который час?
Он. Четыре.
Она. Прекрасно. Еще, пожалуй, четверть часа. Я уже совсем не хочу спать. Знаете, ночью я оживаю. Возлюбленная ночь… Но именно в этот час, знаете, перед рассветом, у меня появляется ощущение такого трагизма — как будто мне осталось жить всего лишь до восхода! И так не хочется уходить. Я люблю ночь за нереальность, или моя нереальность от ночи? (Вдруг.) Пожалейте меня! (Бешено.) А, все равно! Моя ночь! Милый! Милое чудо! (Смеясь.) Слушайте! Слушайте! Помните, я говорила, что не боюсь никого и никто не сумеет причинить мне боль? Помните? Знаете почему? Потому что самая страшная боль исходит от меня самой. И самое дикое, что я эту боль предчувствую задолго. И, предчувствуя, я уже заранее ее переживаю. Так что, когда эта боль наступает, — мне уже не больно. Невероятная дикость получается: то, что я чувствую во время, предшествующее боли, — куда страшнее, чем сама боль… Знаете, отчего я сейчас так переживаю? (Шепчет.) Я чувствую: Я вас потеряю.
Он. Ну что ты еще выдумала?
Она. Я хорошая, слышите? Я хорошая! Скажите: я хорошая, да? Я все равно хорошая? Да? Да?
Он. Да, да!
Она. И понимаете, то, что я сейчас скажу вам, — это не фантазия: я знаю точно — я жила раньше… очень давно… иначе я не могла бы так точно вас предчувствовать. Вы верите?
Он. Верю.
Она. Нет, вы попросту хотите спать… У меня есть теория: в Новый год я должна стричься. Дело в том, что кончики моих волос хранят память года. Определенная их длина соответствует определенному страданию. И оттого вместе с кончиками волос уходят мои беды… Поэтому 31 декабря я прихожу в парикмахерскую, но там на меня смотрят как на идиотку: говорят, у тебя стричь нечего. Но я жду! Я жду! И где-то в десять вечера они сдаются и стригут меня, только чтобы отвязаться. А в этом году мне было так плохо, что я не дождалась Нового года и прямо перед вами решила состричься! И когда я состриглась, я вдруг странно поняла: случится! И я вышла из парикмахерской — ожидая. И в половине шестого я впервые раскрыла вашу дверь.
Он. А тот, в розовых джинсах, он… был?
Она. Эх вы — «был — не был»!.. Он похож на меня, может, поэтому я не люблю его. Я даже думаю, что он сейчас стоит за окном. (Засмеялась.) Я знаю, вы не верите.
Рассвет. Он просыпается, вскакивает, бросается в невидимую кухню, возвращается: Ее нет. В это время Она тихонько на цыпочках проходит через комнату матери. Мать неподвижно лежит на кровати с открытыми глазами. Она проходит в свою комнату, закрывает дверь и застывает. Она молча оглядывает комнату, будто видит ее впервые, потом в какой-то странной панике начинает передвигать вещи в комнате. Входит Мать. Она стоит около кровати и глядит на Мать.
Мать (жалко). Возвращайся, когда захочешь… Но только возвращайся… а то я не сплю! (Уходит.)
И тут Она начинает рыдать громко, в голос. В кухню входит Маленький джазисти молча начинает крушить инструменты. Звук падающих на пол инструментов.
Затемнение.
Вечер. Она звонит с лестничной клетки. В своей комнате О и. Поднял трубку.
Он. Алло… Она молчит.
Алло… Это ты? Она молчит.
Где ты?
Она. В пространстве.
Он. Почему ты ушла?
Она. Я ушла, чтобы вы не запомнили меня такой… Он. Как ты добралась домой?
Она Я уже уходила от вас очень поздно, но вы не интересовались этим вопросом.
Он. Я жду тебя с утра! Я…
Она. А раньше вы не ждали меня с утра. (Засмеялась.) Как все просто оказалось. Скажите мне, пожалуйста, еще раз, что я хорошая.
