Александр Амфитеатров - Волны
Устремляетъ испытующій взоръ на Ларцева.
Ларцевъ. А, право, не знаю. Я въ послѣдній разъ былъ на похоронахъ лѣтъ пятнадцать тому назадъ: въ Тетюшахъ дяденьку хоронилъ. Тогда, признаться, на мнѣ галстука вовсе не было.
Рехтбергъ. То есть почему же?
Ларцевъ. Да вѣдь я нѣмецкую аммуницію только по двадцатому году на плечи вздѣлъ, А то въ зипунѣ ходилъ. Изъ мужиковъ мы, податнаго сословія.
Рехтбергъ. Да, въ такомъ случай…
Амалія и Франческа шумно входятъ съ винтовой лѣстницы.
Амалія. Съ урока. Слава Богу, не опоздали. Въ которомъ часу идетъ поѣздъ?
Ларцевъ. Въ восемь часовъ двадцать минутъ.
Амалія. Я такъ боялась, что маестро васъ задержитъ. А онъ сегодня, какъ нарочно, такой придирчивый, требовательный.
Франческо. Опять дуэтъ пѣли.
Ларцевъ. И удачно, Франческо?
Франческо. До седьмого поту. Весь въ водѣ.
Амалія (къ Маргаритѣ Николаевнѣ). Что я вижу? Боже! сколько шика!
Маргарита Николаевна. Такъ много, что даже жаль его скрывать въ такомъ тѣсномъ кружкѣ. У меня сегодня голова не хороша. Хотите, Амальхенъ, прокатиться до поѣзда по маринѣ?
Амалія. Людей посмотрѣть и себя показать? Съ наслажденіемъ.
Берта. Душечки, возьмите и меня.
Маргарита Николаевна. Конечно, Берточка.
Амалія (вынувъ изъ своей музыкальной папки шелковый кашнэ, съ громкимъ театральнымъ хныканьемъ, подходить къ Ларцеву и трагически подаетъ ему одною рукою кашнэ, А другою закрываетъ лицо, съ опернымъ жестомъ отчаянія). Возьмите.
Ларцевъ. Что это?
Амалія. Кашнэ.
Ларцевъ. Зачѣмъ мнѣ? Двадцать восемь градусовъ тепла.
Амалія. Жестоки. Не понимаетъ. На память. Сама вышивала. Видите: шелками, – Андреа Ларцевъ, питторе, палитра и изъ палитры кисть, кисть, кисть…
Ларцевъ. Вотъ охота была! Спасибо, Амальхенъ. Мнѣ даже совѣстно.
Амалія. Ахъ, это даръ непонятой и не раздѣленной любви. Мое сердце страдало, ваше не знало.
Ларцевъ. Да, вотъ развѣ, что такъ…
Берта. И послѣ такой чувствительной сцены, вы, неблагодарный, все-таки покидаете насъ? на кого?
Леманъ. А я-то?
Берта. Подите вы!
Амалія. Намъ нуженъ человѣкъ основательный.
Берта. Что называется protecteur et solide.
Леманъ. Ну, если для основательности, то одна вамъ надежда на его благоутробіе, почтеннѣйшаго Ѳедора Ѳедоровича.
Франческо. Леманъ! Опять?
Леманъ. Врешь, братъ! При публикѣ не боюсь. Помилуйте, господа: утромъ прошу y этого Гарпагона взаймы двадцать франковъ, не далъ. И послѣ этого звать тебя Франческо? Врешь, хорошъ будешь и Ѳедькой.
Франческо. То есть, до чего ты въ невѣжествѣ своемъ нисколько не образованъ, это одинъ я въ состояніи понимать.
Леманъ. Дай двадцать франковъ, стану образованный.
Амалія. Франческочка, дайте ему: неужто вамъ жалко?
Франческо. Да не жалко, А зачѣмъ онъ…Вотъ бери… только помни, чортъ: за тобою теперь сто сорокъ…
Леманъ. О, Франческо! Приди въ мои родительскія объятія.
Франческо. И брюки мои, которыя заносилъ, еще въ пятнадцати франкахъ считать буду.
Леманъ. Фу, Франческо, при дамахъ.
Амалія. Франческочка, отнынѣ вы назначаетесь моимъ безсмѣннымъ кавалеромъ.
Франческо (съ итальянскимъ отрицательнымъ жестомъ). Нонъ поссо.
Амалія. Ахъ, невежа! почему?
Франческо (тыкаетъ перстомъ въ галстухъ). Скриттурато.
Леманъ. Что-о-о?
Берта. Франческочка, неужели?
Амалія. Франческочка, быть не можетъ!
Берта. Франческочка, миленькій, куда, куда, куда?
Франческо. Въ Лодію скриттурато. Вотъ и телеграмма
Леманъ. Такого и города нѣтъ.
Франческо съ (презрѣніемъ). Скажите? Какъ же это нѣтъ, ежели аджеиція содрала съ меня тысячу франковъ за скриттуру, да еще агентъ выпросилъ перстень на память?
Кистяковъ. Дорогой?
Франческо. Съ кошачьимъ глазомъ.
Показываетъ телеграмму.
Читай, коли грамотный, вотъ!
Кистяковъ. Въ самомъ дѣлѣ скриттурато. И въ Лоди.
Франческо. Скриттурато. Въ «Лукреціи Борджіѣ» дуку изображать… «Вьени ля міавендеетта»!..
Леманъ. Ай да Франческо! Ай да потомственный почетный гражданинъ!
Кистяковъ. Вотъ Вильгельмъ Александровичъ интересовался намедни, извѣстный ты или неизвѣстный. Теперь, пожалуй, и впрямь въ извѣстности выскочишь.
(Франческо бьетъ себя въ грудъ кулакомъ). Вьени ля міа вендеетта!
Рехтбергъ. Позвольте, уважаемый Ѳедоръ Ѳедоровичъ…
Франческо. Франческо-съ! Ежели желаете доставить мнѣ удовольствіе, Франческо Д'Арбуццо. Ѳедоръ Ѳедоровичемъ, батюшка, всякая скотина можетъ быть, А Франческо Д'Арбуццо – одинъ я.
Рехтбергъ. Позвольте, уважаемый, принести вамъ мое искреннѣйшее поздравленіе съ первымъ успѣхомъ вашей карьеры, которую, мы надѣемся и не смѣемъ сомневаться, вы, подобно другимъ, присутствующимъ здѣсь, блестящимъ представителямъ русскаго таланта…
Кистяковъ. Помилуйте! |
Леманъ. Много чести! |
Амалія. Кланяемся и благодаримъ! | Вмѣстѣ.
Берта. Слушайте, слушайте, слушайте! |
Рехтбергъ. Прославите и поддержите репутацію русскаго генія подъ вѣчно яснымъ небомъ, разстилающимся надъ родиною искусствъ.
Молодежь рукоплещетъ.
Франческо (снисходительно). Это наплевать.
Рехтбергъ. Виноватъ: я не разслышалъ…
Франческо. Наплевать, говорю. Это все можно. Потому что силу въ грудяхъ имѣю…Вьени ля міа вендеетта.
Лештуковъ (Маргаритѣ Николаевнѣ). Мы должны видѣться сегодня.
Маргарита Николаевна. Гдѣ же? Когда? Ты видишь, мы все время на чужихъ глазахъ.
Лештуковъ. Ночью послѣ ужина ты будешь здѣсь y меня.
Маргарита Николаевна. Право, Дмитрій…
Лештуковъ. Ты будешь.
Маргарита Николаевна. Ахъ, оставь! Глупо! Самъ знаешь, что невозможно.
Лештуковъ. Это свиданіе мнѣ необходимо. Надо сдѣлать невозможное, сдѣлай. Я прошу, умоляю, требую. Что же? Ты хочешь заставить меня грозить?
Маргарита Николаевна (не скрывая досады). Ну, хорошо… Устроюсь какъ-нибудь, приду.
Рехтбергъ подходить къ нимъ.
Рехтбергъ. Дмитрій Владимировичъ кажется мнѣ сегодня не совсѣмъ здоровымъ.
Лештуковъ. Душитъ… сирокко.
Ларцевъ. Къ ночи надо ждать бури.
Рехтбергъ. Если позволите, y меня всегда имѣется при себѣ гомеопатическая аптечка. Прелестнѣйшія крупинки противъ астмы.
Леманъ. Такъ я и зналъ, что онъ фаршированъ чѣмъ-нибудь этакимъ.
Лештуковъ. Благодарю васъ: я аллопатъ.
Подходить къ столу, наливаетъ стаканъ вина и выпиваетъ залпомъ. Рехтбергъ смотритъ на него съ нѣкоторымъ ужасомъ.
Кистяковъ. Ого!
Лештуковъ. Благословенъ аптекарь, который сочинилъ эту микстуру.
Маргарита Николаевна (съ укоризною). Дмитрій Владимировичъ!
Леманъ (также наливаетъ и пьетъ). Мы съ Дмитріемъ Владимировичемъ сегодня послѣ обѣда вторую фіаску почали.
Франческо. Челебрита.
Лештуковъ. Что, Франческо?
Франческо. Говорю: на счетъ, чтобы выпить, большая вы y насъ челебрита.
Рехтбергъ (женѣ). Весьма милый человѣкъ, этотъ вашъ знакомый, г. Лештуковъ. Жаль, что, при его любезности и дарованіяхъ, онъ совершенно лишенъ характера.
Маргарита Николаевна. Почему вы это заключили?
Рехтбергъ. Прежде всего потому, что онъ пьетъ слишкомъ много вина, тогда какъ, при его нервности, это должно быть ему вредно, чего онъ, какъ умный человѣкъ, не сознавать не можетъ.
Маргарита Николаевна насмѣшливо смотритъ на мужа и злобно улыбается.
Рехтбергъ. Смѣю спросить о причинъ вашего веселаго настроенія?
Маргарита Николаевна. Мнѣ смѣшно, что за все знакомство съ Лештуковымъ, съ извѣстнымъ Лештуковымъ, вы только и сумѣли разглядѣть въ извѣстномъ Лештуковъ, что онъ пьяница.
Рехтбергъ (съ холоднымъ, острымъ взглядомъ). Нѣтъ, прошу извинить: вы ошибаетесь. Я только-что имѣлъ честь замѣтить вамъ, что считаю вашего знакомаго очень порядочнымъ человѣкомъ. И, благодаря порядочности, я разглядѣлъ въ немъ только одинъ недостатокъ, тогда какъ иначе имѣлъ бы право разглядѣть много… И… неужели вы желали бы этого?
