Александр Амфитеатров - Волны
Александр Амфитеатров - Волны краткое содержание
Александр Валентинович Амфитеатров
Волны
(В странѣ любви)
Комедія В 4-х дѣйствияхъ.
Дѣйствующія лица
Вильгельмъ Александровичъ Рехтбергъ, петербуржецъ, на видномъ посту, 48 лѣтъ.
Маргарита Николаевна, жена его, 30 лѣтъ.
Дмитрій Владиміровичъ Лештуковъ, литераторъ, 42 лѣтъ.
Андрей Николаевичъ Ларцевъ, художникъ, 28 лѣтъ.
Кистяковъ, Леманъ молодые русскіе художники въ заграничной командировкѣ.
Берта Ивановна Рехтзамме, Амалія Карловна Фишгофъ – русскія пѣвицы на усовершенствованіи квартирныя хозяйки всей остальной русской компаніи.
Франческо д'Арбуццо (Ѳедоръ Ѳедоровичъ Арбузовъ), начинающій русскій пѣвецъ изъ купеческихъ сынковъ, 26 лѣтъ.
Черри, хозяинъ купальнаго заведенія, старикъ.
Альберто 27 лѣтъ, служащій y Черри.
Джyлія, 19 лѣтъ, служащія y Черри.
Графъ Францъ-Mарія-Августъ-Гербертъ Кольраушъ фонъ – Грабенсдорфъ, курортный хлыщъ изъ Вѣны.
Карабиньеръ.
Нарядная дама.
Негритенокъ.
2 горничныя.
3 факкино (носильщики).
Mаттіа, камердинеръ Ларцева.
Mатросъ.
Лодочникъ.
Депутатъ Пандольефи.
Джіованни, пѣвецъ.
10–15 горожанокъ.
Карабиньеръ.
Матросы, лодочники, торговцы, купальщики, купальщицы, курортная публика, всякій народъ[1].
Дѣйствіе происходить въ наше время, въ Италіи, на купаньяхъ въ Віареджіо, на тосканскомъ берегу Средиземнаго моря.
Дѣйствіе I
Уголокъ скромнаго купальнаго заведенія Черри на Средиземномъ морѣ, въ Віареджіо. При поднятіи занавѣса, первымъ впечатлѣніемъ зрителя должна быть сіяющая даль свѣтлаго итальянскаго утра. Безконечный видъ на море, кипящее бѣлымъ, шумнымъ прибоемъ y берега, потомъ синее, изумрудное съ фіолетовыми пятнами и, наконецъ, подъ самымъ горизонтомъ, гдѣ серѣетъ нѣсколько косыхъ латинскихъ парусовъ, оно жемчужнаго цвѣта. Глубоко въ море уходитъ большая досчатая веранда на старыхъ столбахъ, обомшенныхъ, обросшихъ черными раковинами, Передъ верандой, въ моръ, limite – веревка на шестахъ, за которую воспрещается выходить неумеющимъ плавать. Веранда выступаетъ на заднемъ планъ сцены съ правой стороны однимъ своимъ бокомъ. Отъ нея къ переднему плану ведутъ мостки, поддерживающіе короткій коридоръ между кабинъ, отъ которыхъ внизъ къ водъ опущены лѣстнички. Публика. Видна дверца первой кабины, рѣшетчатая, крашеная зеленымъ, завѣшанная изнутри бѣлымъ. Съ мостковъ спускается на берегъ лѣстница съ перилами. Онъ обвѣшаны простынями, купальными костюмами, полотенцами и т. д. Передній планъ справа занятъ навѣсомъ, гдѣ, подъ циновками и соломенною крышею, обвитою плющемъ, устроенъ маленькій буфетъ, съ пузатыми фіасками въ соломѣ, съ темными бутылками, съ грудою устрицъ, лимоновъ; тутъ же продажа раковинъ, коралловъ, морскихъ звѣрушекъ и т. д. Несколько столиковъ съ соломенными стульями старыми, порыжѣвшими. Уходъ со сцены направо – между навѣсомъ буфета и лѣстницей съ мостковъ: свободная песочная полоса, по которой бродятъ купальщицы. Слѣва стѣна, сплошь затянутая вьющимися розами, изъ-за нея торчатъ олеандры въ полномъ цвѣту, верхушка пальмы. Мимо стѣны два ухода со сцены налѣво: на первомъ планѣ, передъ рампою, и на заднемъ планѣ, y самаго прибоя. Въ течете всего акта въ моръ плаваютъ, по лѣстницамъ кабинъ поднимаются и сходятъ купальщицы и купальщики. На limite то и дѣло мѣняются фигуры въ пестрыхъ купальныхъ костюмахъ. На верандъ, – кто въ обычныхъ лѣтнихъ костюмахъ, кто въ мохнатыхъ бѣлыхъ балахонахъ съ капюшонами. Издали несутся – живой международный говоръ, смѣхъ, всплески воды, иногда взлетаетъ столбъ брызгъ, кто-нибудь бросился въ море съ трамплина. Мѣрный, величественный, мягкій, ласкающій шумъ прибоя раздается все время. При поднятіи занавѣса Черри одиноко дремлетъ на стулѣ y своего буфета. Леманъ и Кистяковъ, въ бѣлыхъ балахонахъ и веревочныхъ туфляхъ, лежатъ на пескѣ въ глубинъ сцены, y прибоя.
Кистяковъ. Ну и волны сегодня, послѣ бури. Ну, и море!
Леманъ. Температура настоящая. Жжетъ!
Кистяковъ. Массажъ, а не вода. Спину чешетъ и шерсть со шкуры сводитъ.
Леманъ. Это Маргарита Николаевна тамъ y каната?
Кистяковъ. Въ голубомъ беретъ? Она.
Леманъ. То-то итальяшки кругомъ вьются. Словно мухи на медъ.
Кистяковъ. Вкусная!
Леманъ. Лештукова нѣту, вотъ она и красуется.
Кистяковъ. Отчего не красоваться, коли Богъ красоту далъ?
Леманъ. Лештукова жаль. Спутала она его.
Кистяковъ. Чего жалѣть? Не мужъ! Да, кажется, покуда еще и не любовникъ.
Леманъ. Влюбленъ ужъ очень. Мучится.
Кистяковъ. А, не люби чужую жену.
Леманъ. Кокетка она.
Кистяковъ. Грѣшный человѣкъ, не охотникъ я до подобныхъ дамъ. Попадись на крючокъ, – замытаритъ. Ядъ для нашего брата, артиста. Лештуковъ зачѣмъ въ Віареджіо пріѣхалъ? На покоѣ романъ писать. А что за два мѣсяца написалъ? Видѣли мы.
Леманъ. Мало?
Кистяковъ. Немного. «Въ прекрасный апрѣльскій день, по солнечной сторонѣ Невскаго», – и аминь. И ниже профиль Маргариты Николаевны, да росчерки: Лештуковъ, Лештуковъ, Лештуковъ.
Леманъ. Грустно! Талантъ вѣдь.
Кистяковъ. Бѣда съ этими старѣющими знаменитостями. Публикою набалованъ, бабами набалованъ, деньга въ карманъ плыветъ, славою, можно сказать, облопался, нѣтъ, всего мало, бѣсится съ жиру. Подавай ему идеальныхъ чувствъ, пламенныхъ страстей и неизвѣстныхъ ощущеній. Баловники!
Леманъ. Да ужъ хоть бы искалъ-то, въ комъ слѣдуетъ, а то…
Кистяковъ. Вотъ это и удивительно y нихъ, господъ беллетристовъ. Кажется, всю жизнь только тѣмъ и занимаются, что описываютъ всевозможныхъ влюбленныхъ дураковъ. Съ тонкостями такими: анализъ, психологія, фу ты, Боже мой! А угораздить самого врѣзаться, вотъ какъ нашего Дмитрія Владимировича, – глядь: великій психологъ нашъ оказывается мальчишка – мальчишкою, наивнѣе всѣхъ своихъ героевъ и слѣпъ, какъ кротъ.
Леманъ. У Ларцева былъ?
Кистяковъ. Былъ. Вотъ этотъ подъ башмакъ не попадетъ. Рабочій чортъ. Здорово его «Миньона» въ ходъ пошла. Гляди, опять медаль хватить.
Леманъ. Да вѣдь и натурщицу же ему Господь послалъ. Красивѣе Джуліи, хоть всю Тоскану обыщи не отыщешь. Съ этакой модели какъ не писать.
Кистяковъ. Модель моделью, а нѣтъ, тутъ и свое. Силища въ немъ. Самъ себя не понимаетъ, каковъ онъ слонъ, вотъ что.
Лештуковъ, въ очень изящномъ и даже черезчуръ молодомъ для его лѣтъ и крупной фигуры, лѣтнемъ костюмѣ, входитъ слѣва, мимо стѣны.
Лештуковъ. Дмитрію Владимировичу!
Кистяковъ. Наше россійское!
Лештуковъ. Здравствуйте, господа.
Леманъ. Къ намъ? въ волны?
Лештуковъ. Нѣтъ, Богъ съ ними! Надоѣло. Что это море раздѣлывало сегодня на зарѣ, вы и вообразить не можете. Вѣдь вы, конечно, по обыкновенію, проспали часовъ 14 сномъ праведника, на одномъ боку?
Леманъ. А вы, конечно, по обыкновенію, изволили блуждать всю ночь безсонною тѣнью?
Кистяковъ. Нечего сказать, хорошо выглядите вы сегодня.
Лештуковъ. А что? Безобразенъ?
Кистяковъ. Нѣтъ, нельзя сказать, довольно даже интересенъ. Ежели показать барышнѣ съ чувствами, будетъ тронута: Гамлета, принца датскаго, хоть отбавляй. Только знаете что? Полечиться бы вамъ отъ безсонницы. А то дѣло на малярію смахиваетъ.
Леманъ. Розовые тона, милый, лучше всего.
Лештуковъ. Отъ чего лечиться? Я здоровъ. Да и сплю совсѣмъ ужъ не такъ мало.
Кистяковъ. Знаемъ мы, какъ вы спите, по фіаскѣ кіанти на ночь дуете. Смотрите: печенка лопнетъ.
Лештуковъ. Выдержать! А кстати о кіанти. Смотрите, оно здѣсь y Черри отличное. И сифонъ, и ледъ, и коньякъ… все, что требуется по нашему положенію… Займемъ мѣста, господа.
Черри подаетъ коньякъ, рюмки, бисквиты.
Леманъ. Это съ утра-то?
Кистяковъ. Да и некогда: домой, къ завтраку время.
Лештуковъ. Нѣтъ, я видѣлъ: Маргарита Николаевна только-что вышла изъ воды. Часъ на туалетъ…
Кистяковъ. Да вѣдь и намъ одѣться надо.
Лештуковъ. Ну, какъ хотите.
На морѣ давно уже видно лодку, въ которой сидитъ Ларцевъ на рулѣ и Альберто на веслахь. Ихъ сильно качаетъ. Къ словамъ Кистякова «одѣться надо», они y берега.
Ларцевъ (изъ лодки). Я выпью.
Костюмъ Альберто: старая синяя фуфайка-безрукавка, с якоремъ на груди, штаны, засученные по колѣно, матерчатый желтый поясъ, босой.
